масляная краска цвета солнца

альбедо очень любит рисовать. все свободное от алхимических исследований время он проводил за мольбертом. итэр очень любит смотреть на то, как алхимик выводит на мольберте линию за линией, вырисовывая силуэт, делая контур более четким, набрасывая тени и уплотняя их. горы драконьего хребта получаются совсем как живые. путешественник радостно хвалит своего друга, мгновенно переключаясь на паймон, которая снова начала жаловаться на отсутствие еды. щеки принца мела медленно заливаются красным. главный алхимик ордо фавониус часто наблюдает за эфиром — в его маленьком альбоме почти не осталось места для прочих зарисовок друга: смеющегося, задумчивого, грустного (тогда альбедо тоже грустно), счастливого, смотрящего прямо в душу своим пронзительным янтарем. альбедо рисует итэра часто: когда тот сидит на вершине горы, когда бьет очередной крио слайм, когда улыбается какой-нибудь бродячей собаке или коту, бежит на задания и отдается им со всей своей любовью. которая, правда, даже отчасти не принадлежала альбедо. он всегда был где-то позади, и свет его славы не мог осветить путь итэра, но итэр всегда освещал даже самую страшную витиеватую дорогу, самый кромешный угол сознания художника, самое темное дно его мыслей, чувств и эмоций. они вместе очень часто путешествовали вдвоем. ну, не считая паймон. встречали желтовато-оранжевые рассветы, провожали красно-розовые закаты. их очень любил рисовать альбедо по просьбе итэра: — как ты думаешь, почему заход солнца сопровождается такими яркими красками, а потом наступает кромешная темнота? не оправдывая природой, конечно, — эфир улыбнулся, заправляя пшеничные волосы, треплемые ветром, за уши, — мне кажется, есть в этом что-то волшебное. — да, ты прав. в этом действительно что-то есть. — альбедо не мог оторвать глаз от такого умиротворенного лица своего друга, а сердце почему-то сильно сжалось и завелось в бешеном темпе. — подай, пожалуйста, мне вон ту коробку, что левее мешка. — не подавая вида произнес алхимик. — что там? — краски и кисти. хочу нарисовать тебе маленькую версию этого заката, чтобы ты с теплотой вспоминал наши приключения и тейват. — он повернулся к путешественнику, на глаза которого наворачивались слезы. внезапно альбедо оказался в крепких, но таких нежных объятиях эфира. — ну как я забуду, дурак… — итэр дышал прямо в шею, от чего у алхимика табун мурашек бежал по всему телу, а сердце снова забилось в бешеном ритме. — ты — одна из самых важных вещей, произошедших со мной здесь. я клянусь, я никогда не забуду тебя, а ты клянись, что будешь слагать обо мне легенды! — эфир рассмеялся, но как-то горько, смотря прямо в глаза. они вместе сидели на скале и обсуждали все на свете: все приключения, монстров, открытия, которые делал альбедо, людей из монштада. путешественник все время неосознанно касался рук, спины и бедер друга, тот неистово краснел, но в цветах уходящего солнца румянец не было видно. алхимику так не хотелось, чтобы итэр уходил. он был его персональным солнцем, его лучиком света в этой пучине отчаяния и одиночества. «я не хочу тебя отпускать. я люблю тебя до помутнения рассудка. не оставляй меня одного здесь»… альбедо никогда этого не скажет, но навсегда сохранит где-то глубоко в душе. переждав очередную ночь, они отправились дальше вдоль гор драконьего хребта, в ли юэ. там эфир должен был помочь кому-то. альбедо до этого кого-то не было дела, но странное предчувствие нехорошего не давало ему спокойно вздохнуть. — может, не пойдешь? — как ты себе это представляешь? — итэр повернул голову в сторону друга и выгнул бровь, — мне нужно выполнить задание, а потом мы вместе сможем повеселиться! ты лучше пока с сахарозой поработай, видно же, что не справляется. я пошел, пока! — приобнял и побежал в сторону таверны, оставив алхимика наедине со своими мыслями и масляными красками в коробке. посмотрев на эту самую коробку, беловолосый принял решение начать рисовать большой портрет путешественника. сначала он начал рисовать набросок лица, все больше и больше доводя до идеала, вырисовывая каждую ресничку и трещинку на губах. затем, взяв масло, он начал мазками делать тон. на глаза попался тюбик масляной краски. похожа на солнце… или на его волосы. — мысли об итэре и тревожный комок где-то в груди не давали ему спокойно сидеть и рисовать, но алхимик упорно держался и всячески отгонял всю ту муть, что лезла в голову, вытесняя собранность и остатки самообладания. — паймон, мне кажется, мы не сможем их победить. — прошептал эфир, дрожащими руками сжимая меч. — я тоже так думаю, но все пути отступления заблокированы стражами руин. — то есть, либо я побеждаю их, либо я умираю? — страх начинал сковывать, затруднять дыхание и кружить голову. — да. — давай постараемся? — еще крепче сжал черенок своего меча, вставая в стойку. — давай. удачи тебе, а я обязательно помогу. — с волнением сжала кулачки паймон и растворилась. эфир прыгал высоко, уворачивался от прицела, ударял и снова отбегал на безопасное расстояние, но… каким бы острым ни был меч, против пяти стражей руин он не поможет даже с самой лучшей сноровкой. силы были неравными с самого начала, а шансы победить куда меньше. путешественник изо всех сил боролся, скрывался за камнями, атаковал, но когда страж начал крутиться и сбивать на своем пути почти все, стало предельно ясно: битву он с крахом проиграл. когда итэр открыл глаза, сломанный руинник лежал на земле. все тело отозвалось резкой болью. — тише, лежи, я обязательно спасу тебя… — этот дрожащий голос путешественник узнает из тысяч. альбедо пришел, он помог. видимо, паймон позвала. — все хорошо. — золотоволосый закашлялся, выплевывая кровь. — н-нет, не хорошо, ты же видишь! — испуганный взгляд голубых глаз скользил по лицу, телу, останавливаясь на ответном теплом взгляде янтаря. итэр собрал последние силы в кулак, поднял руку и провел ею по щеке друга, вытирая слезы, — спасибо тебе. мне жаль, альбедо… — маленькая девочка снова явилась из ниоткуда и начала гладить дрожащие плечи алхимика. всхлипы заглушал ветер и шумящая листва, под которой застыли сидящий на коленях гениальный алхимик тейвата с великим путешественником, издавшим последним вздох, на руках. горячие слезы капали на доспехи, меч и волосы итэра, альбедо вытирал их как мог, но они все катились по щекам, даже не думая останавливаться. внутри беловолосого будто что-то оборвалось. что-то такое важное, нужное. альбедо перенесся в монштадт, созывая эмбер, джинн и кэйю. — и для чего же все это? у меня еще довольно много работы. — недовольный кэйа исподлобья глядел на алхимика. — это по поводу… итэра. — шумно сглотнул, потупив взгляд. — что-то случилось с нашим почетным рыцарем? — эмбер недоуменно поглядывала джинн, которая сосредоточенно смотрела на бледное лицо альбедо — он мертв. — взор застилается слезами, но ему все равно. — что?.. — у него была миссия - победить пятерых стражников руин. четверых он одолел, но пятый оказался не по силам. я пришел и добил его, но к тому моменту итэра было не спасти. он умер у меня на руках. - вздох сорвался на всхлип. алхимик сжал кулаки и опустил руки, рвано выдыхая. — нет, я не верю... он не мог умереть! — лучница кричала, вытирая слезы и топая ногами. кэйа и джинн обняли ее, гладя по спине и сочувственно глядя в глаза алхимику. прошли годы, светлый образ великого путешественника мерк перед взором, но янтарь взгляда и волосы цвета солнца до сих пор оставались где-то в очень далеком и темном уголке души, не желая уходить, прощаться и оставлять альбедо в покое. вся комната алхимика была увешана его портретами, а окна завешаны плотными шторами бордового цвета, все в пыли. страницы блокнота, валявшиеся кругом, были изрисованы образами путешественника. дорисовывая очередную картину подобного содержания, альбедо, сидя за мольбертом, закрыл глаза. взору открылись знакомые одежды. затем длинные золотые волосы, а после послышался голос, грубее, чем тот, что помнил алхимик, но все такой же знакомый, родной и невероятно нужный. — я тебя заждался здесь. — все такая же яркая улыбка, янтарные глаза. итэр стал выше, мужественнее, но взгляд читался все тот же. — честно, я соскучился. альбедо не верил всему, что видел здесь, но все же резко схватил золотоволосого за руку. теплая. и сам эфир теплый. алхимик прижался всем телом, обнимая за плечи, утыкаясь в шею, всхлипывая и обмякая в руках того, ради которого билось сердце, словно птица, которую наконец выпустили. — я люблю тебя. — я тебя тоже, мой художник. я так рад нашей встрече. — он прикоснулся своим носом к носу алхимика и взял его лицо за щеки, смотря прямо в глаза. в руках уже не дышащего альбедо лежал тюбик краски цвета солнца, а на губах покоилась умиротворенная улыбка. наконец-то они обрели покой.