Breathe

Они вваливаются в многострадальную слегка помятую машину около трёх ночи, когда остальные успели нажраться в хлам, заблевать асфальт и разъехаться по домам. Чу Ваньнин не пьянеет, а Мо Жань, такая он сука, никогда не пьет много, чтобы не терять над собой контроль. Но успешно притворяется своим не умеющим пить братцем, когда хватает его за бок за ангаром, крепко сжимает, до синяков, если бы не костюм, и впечатывает в отозвавшуюся глухим металлическим лязгом стену. Один долгий поцелуй с привкусом алкоголя, неаккуратный, мокрый, после которого хочется облизать чужие губы, слизывая с них собственную слюну - как тупо, Мо Жань почти смеётся вслух, рассматривая блестящие в тусклом свете освещенной стоянки розовые губы - и пропихнуть между чужих бедер колено. Этого хватает, чтобы Чу Ваньнин, с огромными как у кота зрачками, оттолкнул его от себя как будто незаинтересованно, одновременно напоминая: - У тебя места больше. Мо Жань всё-таки хохочет под недовольным взглядом, хватает запястье, затянутое в перчатку, и тащит за собой. К себе. В тачку. Это не такой заниженный монстр как у Чу Ваньнина, меньше мощностей, сидения поуебищнее - но, твою мать, с недавних пор он перестал завидовать и решил, что отсутствие жёстких упоров под ребра и плечи, не такой низкий потолок и охуенная магнитола позволяют трахаться с куда большим комфортом и удовольствием. И этот бешеный кот с ним явно согласен, раз напомнил об этом сам. Так вот. Мо Жань не доверяет рулю вопросы секса, поэтому сразу без слов заставляет Чу Ваньнина пригнуться и пропихивает того на пассажирское сидение своего спорткара, неловко забираясь следом. Отвлекает поцелуями, потому что знает, если тому надоест, не понравится, станет похуй - он свалить может без объяснений в тот же момент, не остановит ни закрытая дверь, ни стокилограммовая горячая туша Мо Жаня, вжимающая в сиденье. Но сегодня он дорвался сам. А может опьянел в кои то веки, если такое вообще возможно. Или хрен знает. Гороскоп совпал, звезды сложились. Потому что целует в ответ он просто охуеть как. Просто охуеть. Мо Жань даже забывает захлопнуть дверь, умещаясь коленями на полу, Чу Ваньнин вслепую тянется сам и от души ей хлопает. Сука. А потом целует снова. И Мо Жань ему прощает все. В этот момент он может пустить его дорогую ласточку под пресс - он ему и слова не скажет. Потому что этот язык. Он даже начинает завидовать загадочному типу из их компании, с которым Чу Ваньнин в строжайшей секретности трахался несколько лет. Строжайшей секретности в итоге не вышло, история замолчала только имя, но целуется и сосет он с тех пор категорически божественно, с этим, сука, сложно поспорить, поэтому ревность не так сильно царапает кости и сжирает нутро. Места мало, и спина уже начинает затекать. Мо Жань со стоном отстраняется, потому что надо. Стекло хотя бы ебучее поднять. - Опять, - стонет Чу Ваньнин и пихает его острым коленом в грудь - между прочим больно пихает. - Что опять. Ты не можешь хоть раз обойтись без музыки? Мо Жань действительно тянется и к магнитоле, и закрыть окно. На повторе несколько убийственно ритмичных песен как раз на такой случай, глушат басы, заполняя собой весь салон и это избавляет его от ответа. "Ты же снова будешь орать, а потом несколько дней ходить и стрематься, что тебя кто-нибудь слышал, хотя тут ни души на несколько километров", - мрачно думает Мо Жань, глядя снизу вверх темным взглядом, пока сползает на колени. На Чу Ваньнине дурацкий комбинезон - откуда только эта дебильная привычка - и Мо Жань рывком отрывает все липучки, вытряхивая его из этого куска номекса, но на весь не хватает - как только он скомканным оказывается спущенным до бедер, наклоняется и задирает майку, быстро жадно лижет горячий живот, кусает, целует, всасывает кожу до синяка, несколькими рывками спуская с бледных бедер и белье, пока полностью вставший член не бьёт его под подбородок. Чу Ваньнин даже не успевает положить руку ему на затылок, когда он со стоном уже берет его в рот. Только чувствует, как тот содрогается в наслаждении, когда Мо Жань с удовольствием облизывает головку, массирует кончиком языка уздечку и, втягивая щеки, начинает сосать. Басы на несколько секунд затихают, и он слышит протяжный низкий стон. На затылок наконец ложится рука, пальцы зарываются в волосы, требовательно дёргают. Что странно, дёргают вверх. Чу Ваньнин тянет сильнее, и Мо Жань недовольно мычит, берет глубже, позволяя члену проскользнуть глубоко в глотку. Он не слышит, но чувствует, как Ваньнин задыхается, пытается развести скованные одеждой ноги, но продолжает упорно тянуть его к себе. В конце концов Мо Жань устает и подчиняется. Выпускает изо рта член, поднимается, оказывается лицом к лицу и уже хочет спросить какого черта, но Чу Ваньнин мокро лижет его скулу до самого уха и четко шепчет в него: - Потом. Сейчас другое. И сразу сбрасывает с ноги ботинок, лихорадочно и нетерпеливо пытаясь стащить все надетое хотя бы с левой ноги. И Мо Жань бы соврал, если бы сказал, что у него от такого яйца не поджались. Нетерпеливый Чу Ваньнин равно очень, очень, просто пиздец горячий Чу Ваньнин, вдвойне громкий, отзывчивый, чувствительный. Охуенный. Он кусает подставленную шею, быстро помогая избавиться от штанов. На то, что они так и остаются висеть на второй ноге, никто из них не обращает внимания. Мо Жань дёргает Ваньнина за бедра, рывком стаскивая на сиденьи ниже, и тот сам разводит колени-господи-иисусе. Хочется снова наклониться и отсосать как нужно, вылизать, помучить, но такой шанс просрать попросту нельзя. Он шарится по карманам в поисках смазки, которая у него сейчас есть буквально везде и достает несколько одноразовых упаковок с ней, кидая лишние на водительское сидение. Чу Ваньнин как всегда до ужаса тугой и не трахать его пальцами, наблюдая за искаженным удовольствием лицом, за нахмуренными бровями, за тем, как он кусает губы, просто невозможно. Когда внутри член, Мо Жаню немного не до того. Он и сам закусывает губу, когда резко вгоняет в горячую, скользкую от смазки тугую дырку три пальца до самых костяшек и Ваньнина выгибает. Сука. Невероятная сука. Нельзя быть таким. Мо Жань слышит, как он болезненно стонет, когда головка оказывается внутри. Но не останавливается, потому что тот всегда просит этого не делать. Ругается, матерится, даже может втащить, приказывает не церемониться. Поэтому он со стоном толкается глубже, и Чу Ваньнин стонет с ним в унисон, а потом, когда Мо Жань берет быстрый темп в такт музыке, затихает. Цепляется за его спину, за так и не снятую кожаную жёсткую куртку, кусается и шумно дышит, принимая его целиком. Только скулит, едва слышно, но Мо Жань слышит все равно и просто ждёт. Трахает его, вбивая в спортивное сиденье тачки, и ждёт. Ждёт второй песни на повторе, глубоко и мокро целуя, пока есть такая возможность. Потому что знает, когда конкретно у Чу Ваньнина начинают сдавать нервы и теряться самообладание. Замедляется, думая, что вот сейчас, сейчас он может толкнуться глубже, перехватить удобнее, вдавить в кресло, срывая с губ вздохи. И начинает считать про себя, чувствуя, как тело вибрирует от мощных басов. Тридцать. Его Ваньнин со скрипом скользит босой ступней по приборной панели, прогибается под ним, упирается макушкой в изголовье кресла, взъерошивая короткие волосы. Двадцать. Мо Жань сам оттягивает вниз ворот неснятой футболки, прижимается горячим ртом к солоноватой коже, втягивает в рот до онемения. На семнадцать Чу Ваньнин обхватывает рукой его шею и сам нетерпеливо дёргает бедрами навстречу. А на тринадцать стонет. Мо Жань просчитывается на несколько счетов, но ему вообще-то абсолютно насрать. Потому что это его любимая часть. Тихий кусок музыки заканчивается, но голос Чу Ваньнина все равно ее заглушает. Это любимая часть Мо Жаня, потому что это часть, в которой Чу Ваньнин себя не контролирует. Елозит, подмахивает, цепляется за него абсолютно бессистемно и почти плачет. И не обращая внимания на толчки стонет вообще не в такт. С каждым разом все громче и громче, срывается на крик, закатывает глаза, разводит колени шире, стонет снова и блядь, это лучшие звуки, которые Мо Жань в своей жизни слышал, лучшее, что он видел, потому что… Потому что блядь. Он никогда и никому не позволит увидеть это его выражение лица. Которое так явно показывает, насколько ему хорошо, насколько он хочет, насколько наслаждается. Мо Жань забывает о том, что он бесит его, раздражает, вызывает желание врезать во время очередного спора, разбить губу, оставить парочку синяков, ссадин, кровоподтёков. Он просто хочет, чтобы Чу Ваньнин так кричал и кричал вообще под ним, чтобы ему было хорошо, хорошо только с ним, чтобы его тело выламывало в удовольствии во время их секса. Он даже не думает о том, как сильно сам хочет его трахнуть. Как сильно помешан на всем этом. Он думает, что Ваньнин может всхлипывать в его шею после оргазма, дрожать, и достаточно прижать его к себе, чтобы привести в чувство. И о том, что его Ваньнин чертовски чувствительный и, блядь, он реально лучший любовник, который у него был за всю жизнь и от которого он, кажется, никогда не устанет. - Мо Жань… Мо Жань, пожалуйста… - жалобно просит этот его лучший любовник, и Мо Жань больше не может думать. Он просто просовывает между их телами руки и быстро жёстко отдрачивает. Знает, когда провернуть кулак у головки, с нажимом вниз, легко вверх. Тянется поцеловать и по дыханию понимает, что ещё несколько движений и… Чу Ваньнина выгибает в оргазме. Беззвучном, ярком. Молчит, как всегда. Каждый раз теряется в месте и времени. Кричит за несколько секунд до, а потом… То, насколько хорошо Мо Жань его знает, пугает на самом деле до усрачки, только никакое знание не готовит его каждый раз к тому, насколько Чу Ваньнин становится узким. У Мо Жаня темнеет в глазах от того, насколько это херово и восхитительно одновременно. Исчезает музыка, сбитое дыхание рядом с ухом, становятся не слышны собственные стоны. Он сгребает податливого Чу Ваньнина в охапку и просто не помнит, как кончает сам. И приходит в себя удивлённым, чувствуя, как чужие руки убирают с его лба влажные от пота отросшие волосы. И после этого на разгоряченную кожу прохладно дуют. Честно говоря, Мо Жань от этого готов вознестить и тихо стонет, открывая глаза. Ваньнин перед ним смешной, с красными щеками, ушами и шеей, с такой же прилипшей ко лбу челкой, разгоряченный, с каплей пота у виска и нелепо завившейся у него же прядкой. Пиздец какой красивый если честно. Смотреть куда-то кроме него не хочется, потому что. Такое вообще-то редко бывает. Если Чу Ваньнина не трахать, от него вообще ничего кроме тяжёлого взгляда хрен добьешься. Только сейчас Мо Жань понимает, насколько в салоне, мать его, жарко, и вслепую ищет пальцами кнопку на двери, чтобы опустить стекло. - Я все понимаю, но может сначала выйдешь? - со смешком останавливает его Ваньнин, и Мо Жань с удивлением понимает - не бесится. Но морщится, когда он всё-таки выходит. Обивке после их знакомства давно уже конец, даже не жалко. Окно он всё-таки открывает. И музыку выкручивает на минимум. У Чу Ваньнина такое загадочное лицо, будто на повестке дня как минимум спасение человечества, всемирный заговор или что-то такое, но Мо Жань прекрасно знает, что на самом деле случилось - презерватива у них сегодня не было. И у Мо Жаня есть все шансы быть избитым, но ему становится слишком смешно, чтобы всерьез попросить себя не лупить. Вместо этого он снова лезет целоваться. И снова это слишком хорошо, чтобы быстро заканчивать. Ваньнин съезжает по сиденью, которому теперь точно пиздец, вниз и открыто льнет к нему. Мо Жань наконец забирается ладонью под прилипшую к его телу футболку и внезапно останавливается. Вспоминает, как много знает, понимает, что сейчас будет второй раунд с Чу Ваньнином на приборной панели, который будет после приходить в себя на его коленях, и они снова будут целоваться несколько минут без перерыва, а потом… Потом адски захочется жрать. И литра два воды. И желательно вырубиться в теплой постели в обнимку, перед этим приняв душ, а не тащиться домой в одиночестве, грязным, голодным и. Пусть он знает, где и как надавить, чтобы сорвать парочку вздохов, знает, что сказать, чтобы он побелел от злости, но как он любит спать… Кофе или чай. С сахаром или без. Чистка зубов до или после завтрака. Пижама или белье. Сова или жаворонок. Ошибочка. Нихрена он, собственно, о нем не знает. - Ваньнин. - Мм? - Ты бы поехал ко мне, если бы мы встречались? - Что? - Мо Жань редко слышит в этом голосе недоумение и даже немного гордится. - Ну. Ты отказываешься ехать ко мне домой. Но встречайся мы, ты бы поехал? - Наверное, - по голосу слышно, что Чу Ваньнин хмурится. - Но мы не встречаемся. - Ага, - соглашается Мо Жань, крепче прижимая к себе все ещё очень горячее мягкое тело. - Встречаться со мной будешь? Чу Ваньнин вообще никак не реагирует и молчит, но и не напрягается, не пытается выбраться, просто сидит у него в объятиях. - Тебе просто обивку жалко, да? - Наверное, - вздыхает Мо Жань, жалея, что не видит сейчас его лицо. Ничего, если не передумает, спросит ещё пару раз. - А теперь я могу тебе отсосать?