девочка не думала, что она красивая

      Катя отправляет Диме пятое сообщение. Он, разумеется, не отвечает. Сердце в груди отчаянно колотится, словно воробушек в стеклянной ловушке между ставнями окон. Лебядкина упорно игнорирует дурные мысли, воли им не даёт, старается держать себя в руках. Для неё этот день — особенный — годовщина отношений.       Из открытого окна веет приближением весны, капелью. Слышится пение птиц. Катя стоит перед дверцами гардеробной в попытке выбрать самый яркий наряд. Такой, чтобы Дима точно обронил челюсть на пол. Друзья пригласили их на вечеринку — чем не повод развлечься в праздник? Лебядкина оценивает свои вещи критическим взглядом, пока из общей массы не высматривает атласное красное мини: «Только бы влезла! Только бы влезла!»       Диме это платье всегда нравилось. Говорил: «ты в нём такая бомба, детка». Кате в платье неудобно — тесно в груди, узко по бокам, да и слишком коротко, но выбор невелик, а произвести впечатление всё ещё хочется. «Главное, что ему нравится». И так всегда. Для Кати чувства Димы были ценнее собственных. Для него частенько приходилось делать некомфортные вещи, но в конечном счёте Лебядкина получала в ответ довольную ухмылку и одобрение: «так мне нравится больше, детка. Ты лучшая». Катя по-дурацки улыбалась и льнула к нему ласково, целовала, зарывалась пальцами в волосы, чувствовала тепло. А подруги качали головами, как матрёшки или болванчики: — А она в курсе, что Дима изменяет направо и налево? — Ой, лучше молчи. Он нас прикончит, если скажем.       Дима не приезжает и Кате приходится добираться самой. На загородной вечеринке в частном доме шумно и душно, люди вокруг какие-то незнакомые. Кате кажется, что ещё немного и она непременно сойдёт с ума от одиночества в этой разномастной толпе. За импровизированной барной стойкой подают маргариту, а единственная встретившаяся на пути знакомая утверждает, что видела Диму у бильярда. Лебядкина находит его на втором этаже. Отворив очередную дверь застаёт неожиданную картину: Дима трахает какую-то девушку. У Кати перед глазами темнеет. Не помня себя она просто уходит. Каким-то образом вызывает такси и приезжает к подружкам, веселящимся в дорогом клубе. Девчонки говорят что-то, успокаивают, но Лебядкина совсем не слушает, ей уже всё равно. Десять минут спустя девушки уже забывают и о Кате, и о её проблемах, а та остаётся у барной стойки. Вежливый парень подливает коктейль за коктейлем без лишних вопросов и Лебядкина даже благодарна — объясняться и плакаться совсем не хочется.       С ней заговаривает незнакомый парень, угощает напитком. Кате плевать, о чём говорить, но он не кажется опасным. Голову дурманит количество выпитого, а мысли сливаются в общую массу, жужжат, сводят с ума. Она танцует, даже смеётся. Кажется, боль предательства отступает куда-то назад, а не скребётся кошками на задворках подсознания. Кате хорошо. Поначалу. Коктейль за коктейлем и ноги перестают её слушаться. — Мне пора на свежий воздух, кажется.       Незнакомец выводит её на улицу. Городские огни плывут перед глазами в ритме странного танца, всё плывёт в мыльном расфокусе. Единственное, что удерживает Лебядкину от падения — цепкие ладони этого парня. — Я хочу домой, — слабо шепчет Катя, пошатываясь. — Ну поехали, — ухмыляется тот, кивая водителю, мигом раскрывшему перед ними дверь. — Нет, ты не понял, я хочу к себе домой. Одна, — попытка сосредоточиться на выражении мыслей оказывается удачной, но никто её не слушает. — Мы поедем вместе, — уверенно отвечает парень, силой заставляя Катю нагнуться и пытается пихнуть её в автомобиль. — Отстань! Я хочу побыть одна, — Катя отбиться пытается, руками его отталкивает, упирается, но получает звонкую пощёчину. — Да ты же шлюшка и хочешь секса. Хватит ломаться, поехали.       У Кати уши горят, а сердце бешено колотится. Она собирается возразить, ответить, хотя бы ударить, но язык не слушается, как и тело — всё будто свинцом налитое. Наружу вырывается лишь сдавленное мычание, а щека болит. Помощь приходит неожиданно. Посреди людей, которым наплевать, курящих возле клуба, да и просто прохожих появляется девушка. Разглядеть её у Лебядкиной не получается — голова кружится, перед глазами всё ещё мутная пелена, но голос у незнакомки уверенный, разрезает воздух решительным: — Уёбывай отсюда нахуй на своём мерседесе! — Ты ахуела что ли? — Это ты ахуел. Свали, пока я копов не вызывала. А в прочем знаешь, могу и без копов с тобой разобраться. — И что ты сделаешь, сучка? — Ближе подойди — узнаешь.       Катя не видит, она со слабостью во всём теле борется, садится на корточки на холодный тротуар. Воздух загазованный, влажный, пахнет неприятно и в носу свербит. Катю мутит страшно и хочется укрыться тёплым одеялом поскорее, чтобы забыть этот день, словно дурной сон. Лебядкина упирается ладонями в лоб, не двигается ещё какие-то пару мгновений, а в себя приходит когда пристававший парень пропадает из виду, а незнакомка осторожно приподнимает её и окликает: — Ты в порядке? Довезти до дома? Я трезвая, подброшу, — и помогает сесть в машину, пристёгивает ремнём безопасности. — Мне нельзя домой возвращаться, — вдруг понимает Катя.       Она стучит зубами, ёжится, а девушка врубает печку на полную, заглядывает в глаза. Катя плачет, касаясь лбом быстро запотевающего оконного стекла. — Всё будет в порядке.       Дальше всё в тумане. Спасительница помогает ей добраться до своей квартиры, снять обувь и шубку. Лебядкиной только хуже: её тошнит и знобит, аж зубы стучат, но новая знакомая подаёт какой-то тазик и стакан воды, а затем помогает улечься. Кате чуть лучше. Она принимает из рук девушки чистую футболку и с большими усилиями переодевается, после чего впадает в небытие.       Просыпаться в чужой квартире странно и непривычно. Катя босыми ногами ступает по паркету, внимательно оглядывается. Вокруг чисто и уютно. Лебядкина добирается до кухни и видит хозяйку квартиры. Та раскладывает по тарелкам свежие ароматные блинчики. Замечая Катю поднимает взгляд красивых тёмных глаз. — Ты ведь меня вчера спасла, — только и может сказать Катя. — Спасибо. — Да ладно тебе, — смущается та. — Ты бы на моём месте наверняка тоже вступилась. Эти придурки слишком многое себе позволяют. Главное, что ты сейчас в порядке. Я Эля. — Катя. Спасибо, правда.       Завтрак оказывается безумно вкусным, особенно после выпитого аспирина. Катя объясняет новой знакомой сложившуюся вчера ситуацию. Та слушает внимательно, без тени усмешки, лишь кофе подливает и смотрит прямо в глаза. Лебядкина выговаривается, прядь волос за ухо заправляет. — Поверить не могу, что была так слепа. Думаю, он спит с кем-то за моей спиной далеко не в первый раз. — Если тебе интересно, я думаю, что стоит послать его в жопу. Ты будешь гораздо счастливее, если оставишь его позади.       Катя, задумавшись, кивает.       Менять свою жизнь оказывается непросто. Уж тем более непросто для Кати — бросить Диму и больше не позволять ему к себе приближаться. Сердце от боли всё сильнее и сильнее сжимается. Он сперва извиняется и умоляет вернуться, затем обвиняет во всём, портит жизнь звонками и сообщениями: «кому ты вообще нужна, дура тупая? Я потому и изменял, что тебе ничего кроме платьев и болтовни с подружками неинтересно. Истеричка полоумная! Уродливая и никчёмная! Где бы ты вообще была без меня?». Его слова по ушам набатом, в подкорку лезвием тупого ржавого ножа.       «А если он прав и я никому не нужна? Без постоянной работы, без амбиций, без целей. Год впустую ради чувств к тому, кто только пользовался».       Эля будто чувствует — звонит всё чаще, вытащить из тоски пытается. День за днём она для Кати — свет спасательного маяка посреди тьмы и непроглядной бури. Руками тёплыми по плечам глядит, крепкий чай заваривает и не даёт окончательно в себя погрузиться. Однако, Катя всё равно медленно гаснет. Ей смотреть на себя в зеркало мучительно больно — вся осунулась, перестала нормально спать и дышать свежим воздухом — тень человека, не более. — Элечка, спасибо, — слабо шепчет Лебядкина и целует свою извечную спасительницу в щёку. — Я на минутку.       Катя уходит в туалет, но замок не защёлкивает. В отражении зеркала её бледная ослабшая копия-двойник. Бумажная, пергаментная — только дунь — растворится в воздухе, разлетится пеплом и пылью.       «Кому ты такая нужна? Ничтожество».       Катя открывает нижний шкафчик — у Эли там моющие средства для унитаза и окон. То, что нужно. Катя выпивает глоток за глотком, жмурится, падает на пол и ударяется головой. Эля оказывается в ванной комнате почти мгновенно, вскрикивает, сразу всё понимает, голову её окровавленную поднимает. Два пальца в рот, за плечи придерживает, чтобы выблевала наконец синюю химию стеклоочистителя. Катя кровью плюётся и пенистой жидкостью. Желудок и горло горят, словно адским пламенем. — Ты чего? Зачем? Так нельзя! Так неправильно! — причитает Мусаева, себя не помня от ужаса. Слёзы утирает — и свои, и Катины. — Устала ждать, что станет легче. Хотела, чтобы закончилось, — хрипит слабо. — Дура я, правда? — Не смей так говорить! Ты будешь в порядке, понятно?       Эля делает всё возможное, чтобы Кате стало лучше, сама везёт в больницу, скорой не дожидаясь. Врачей уговаривает не обращаться к родственникам. Эля час за часом в больнице проводит возле её койки, рвётся даже присутствовать при промывании, но не пускают. Спустя время Катя приходит в себя, видит её совсем рядом, измученную и обеспокоенную. Эля рывком рядом оказывается, заглядывает в глаза. — Эль, ты снова меня спасаешь? Чем я тебя заслужила? — Даже не представляю. Только ты так больше не делай, ладно?       Катя слабо улыбается пересохшими губами. Страх и боль отступают назад перед образом Эли, мягко склонившейся над её постелью, гладящей ладонями по волосам. Лебядкиной с ней гораздо спокойнее. — Обещаю.

Химия в бутылочке ярко-ярко синяя. Девочка не думала, что она красивая. На неё ты не смотри. Надевай, надевай свои очки.