Чувство

      Каминари Денки нравилась Джиро Кьёка.       Ему казалось, что он пришёл к этому достаточно давно, но в последнее время эта мысль становилась всё навязчивее, не давая покоя. Когда-то раньше он легко принял этот факт, не придавая особого значения своим чувствам. Ему просто было приятно общаться с девушкой, смотреть на её улыбку, улыбаться самому от того, как мило она смущалась. Со временем он перестал злиться на неё за беззлобные, но порой обидные подколы, и даже привык к ним. Джиро никогда не стремилась сильно задеть его, и парень прекрасно это понимал. В конце концов, ребята умудрялись шутить над вечно попадающим в больницу с переломами Мидорией, а уж эта тема казалась куда менее смешной, нежели побочный эффект причуды Денки.       Каминари считал своими друзьями всех одноклассников, не закапываясь в размышления об отношениях с каждым из них. Он старался наладить контакт со всеми, и сейчас мог, не задумываясь, назвать другом даже Бакугоу. Просто с кем-то с самого начала общаться было легче, и Джиро была как раз в их числе. Они хорошо сработались ещё на их первой тренировке со Всемогущим, когда их определили в пару, и с тех пор Денки стал считать их отличной командой. Помимо того, что они прекрасно понимали друг друга, парень также знал, что над их геройскими костюмами работал один дизайнер, и этот факт в глазах Каминари сближал их с девушкой ещё больше. С ней было весело. С ней было интересно. Но в один момент в Каминари будто что-то щёлкнуло.       Было ли это в тот раз, когда они обходили комнаты друг друга, и парень увидел большое количество музыкальных инструментов у Джиро? Кажется, он даже сделал ей какой-то комплимент — он говорил, не задумываясь, — но тогда он действительно был поражён. То была комната по-настоящему увлечённого чем-то человека, и, судя по всему, это хобби являлось важной частью жизни девушки. Тогда Денки впервые пришла мысль о том, как же мало он знает о ней. И он понял, что хочет знать больше.       Или всё произошло чуть позже, когда наутро все, ещё не окончательно проснувшись, выползали на завтрак, и Каминари чуть ли не впервые увидел её в чём-то помимо школьной формы и геройского костюма? Она была в каких-то шортах и серо-белой майке, поверх которой была накинута спортивная кофта, что выдавали всем студентам, её короткие волосы были чуть растрёпаны, глаза сонно полуприкрыты. Денки не знал, что именно из этого приковало его взгляд, но, когда Джиро подняла глаза, он почти что в открытую пялился на неё. Опережая всякую реакцию девушки на это, он тут же вскинул руку в приветственном жесте и излишне громко и радостно прокричал «доброе утро». И он никак не ожидал, что его сердце сделает кульбит, когда одноклассница, слегка наклонив голову в сторону, улыбнулась в ответ и, борясь с зевотой, чуть сиплым после сна голосом произнесла: «Доброе!» Тогда парень подумал, что, чёрт, он хочет каждое утро видеть эту улыбку и тепло обмениваться приветствиями. Это было так по-домашнему, что, подумав об этом, Каминари нервно сглотнул и резко отвёл взгляд.       Так или иначе, с тех пор он уже не мог смотреть на неё как прежде. В голове появлялось всё больше навязчивых мыслей, от которых в животе что-то сладко сжималось, а в горле вставал ком. Каждый диалог с Джиро приобретал для него особый вес, а на её насмешки он стал реагировать странно — не изображал обиженного и не ворчал в ответ просто по привычке, а, только завидев её улыбку, зависал на какое-то время, тоже глупо улыбаясь. Кажется, она ничего не замечала. А он замечал, и чем больше — тем сильнее его это напрягало.       Каминари никогда не думал, что может страдать по кому-то. Он всегда шутил на тему своей несуществующей популярности среди девушек, про себя думая, что, когда ему захочется, он в любой момент сможет соблазнить какую-нибудь красотку. Он даже говорил про это с Джиро. О, они действительно говорили об этом, причём она, выслушивая его хвастовство, не стесняясь, смеялась, а он лишь задирал подбородок, доказывая её неправоту. Теперь же, вспоминая об этом, парень хотел придушить прошлого себя. Понятное дело, многие из его слов были сказаны в шутку, но понимала ли это Кьёка? И шутила ли она? Вдруг она на самом деле считала его лишь глупым болтуном с сильной причудой? Он не знал. Но хотел стать достойным её. Это глупое чувство охватило его совершенно внезапно, и он всерьёз принялся за это.       Он старался смотреть объективно. И у Джиро Кьёки объективно было множество сильных сторон. Она была общительной, умной, старательной, ответственной, разносторонней. О да, Каминари не мог перестать думать о том, что она увлекалась музыкой, а также о том, как сильно он хотел бы послушать её игру на каком-нибудь инструменте. Но почему-то сейчас он уже не мог запросто подойти к ней и попросить сыграть, и это чертовски бесило. Он знал, что Джиро иногда занимается гитарой с некоторыми девочками в своей комнате. Денки не думал, что когда-либо захочет быть на месте Урараки, но так оно и было. Поэтому, когда в их классе так удачно зашла речь о хобби, именно Каминари напомнил про это увлечение девушки. Ему хотелось показать, что он хорошо знает её, что уважает её талант. А после того, как он вызвался играть на гитаре для их группы на фестивале, парень, вместо того, чтобы воспользоваться возможностью поучиться у Джиро, пришёл за помощью к Токоями, потому что вдруг понял, что хочет впечатлить девушку, а не позориться перед ней.       Денки был счастлив, что они с Кьёкой были в хороших отношениях ещё до того, как он стал нервничать в её присутствии. Поэтому он всё ещё мог ни с того ни с сего, сидя в классе, перегнуться через проход и облокотиться о парту своей соседки слева, заглядывая в её записи. Или подойти к ней в коридоре, говоря какие-то глупости. Ему нравилось её смущать — при первом впечатлении он даже не предполагал, что заставить покраснеть эту серьёзную девушку может быть так легко. Ему нравилось вторгаться в её личное пространство, хотя он всегда относился к нему бережно, не переходя границ. Ему просто хотелось быть ближе, во всех смыслах, но, прежде всего, морально.       Каминари почти всегда вёл себя рядом с Джиро весело и беззаботно, а потом, откинувшись на диване и запрокинув голову к потолку, думал, не считает ли она его слишком легкомысленным. Он думал на похожие темы чересчур много с каких-то пор. Слишком «заморачивался», как он часто говорил про других. Но он не ожидал, что его состояние заметит кто-то вроде Киришимы. Эйджиро как-то плюхнулся рядом с ним на соседнюю подушку дивана и, упершись локтями в колени, заглянул в его лицо. — Что с тобой? — бесцеремонно спросил тогда он, даже не думая уточнять. В гостиной было почти пусто, не считая Тодороки, который уныло пялился в телефон, сидя за обеденным столом спиной к одноклассникам, и уж точно не собирался их подслушивать. — О чём это ты? — непонимающе моргнув, Каминари перевёл взгляд на Киришиму. Тот какое-то время молча сверлил его взглядом, барабаня пальцами по щеке. — Ты в последнее время задумчивый какой-то, — протянул он наконец. — Случилось чего?       Каминари, кажется, на пару мгновений впал в ступор. Он не мог поверить, что дурацкие мысли увлекли его настолько, что другие начали отмечать изменения в его поведении. Тут же промелькнула непрошенная мысль: «Интересно, а она заметила что-то?», и Денки непроизвольно дёрнул головой, давая себе воображаемую оплеуху за эту одержимость. — С чего ты взял? — буркнул он в ответ, скрещивая руки на груди. — Что, уже задуматься нельзя? Что ты так смотришь?       Что Каминари действительно умел делать хорошо, так это притворяться дураком. Но Киришима всё-таки бросил на него подозрительный взгляд прищуренных глаз, от которого Денки впервые, наверное, в жизни, захотелось ему хорошенько врезать. Но, надо отдать Эйджиро должное, он быстро отлип и больше не лез с такого рода вопросами. Да и сам Каминари старался не давать поводов так на него коситься, переходя в зависающее состояние в своей комнате. Не то чтобы он так хотел шифроваться — боже упаси, он ненавидел что-то скрывать от друзей, — но в этот раз он даже сам с собой не мог точно решить, чего он хочет. Он боялся давать какое-то определённое название тому, что он чувствовал, и поэтому, наверное, так резко отреагировал, когда кто-то не особо умный умудрился подколоть притихшего в последнее время Бакугоу банальной фразой: «Ты что, влюбился?»       Конечно, сам Бакугоу отреагировал куда жёстче, чуть не подорвав своей причудой парту и горе-шутника вместе с ней, но Каминари, в отличие от кричащего с другого конца класса Ииды, внезапно почувствовал какую-то жгучую обиду, будто те слова относились к нему. Он рывком повернул голову в сторону Джиро, хихикающей над взрывным одноклассником, и не заметил, как карандаш в его руке с треском разломился на две неровные части.       После того случая ко всем его мыслям прибавилось ещё несколько, и все они вились вокруг этого отвратительно простого слова — «влюбился». Он прокручивал его у себя в голове, и каждый раз оно вызывало у него отвращение. Если раньше он с лёгкостью бросался им, чаще всего в шутку, то теперь его каждый раз передёргивало, стоило только услышать что-то наподобие этого.       Что это слово вообще значило? Желание стать парой? Поцеловать? Нет, конечно, у Каминари были подобные желания, но они скорее как приятное приложение. Главным было совсем не это, нет. Дело было не в статусе их отношений, не в уровне физической близости, что даже удивляло парня, а именно в той близости, что звалась духовной, где стояли такие важные вещи, как доверие и открытость друг с другом.       Денки уже привык к этому чувству. Он и не заметил, как первый курс подошёл к концу, прошло Рождество и финальные экзамены, класс 1А почти стал классом 2А. Прошёл всего год, но такой насыщенный событиями, что хотелось выделить его в отдельный крупный этап их жизни. Они повзрослели, стали сильнее и, наверное, умнее, а также они стали ближе друг к другу, став почти семьёй.       После Рождества Каминари каким-то образом удалось договориться с Джиро о нескольких уроках гитары. Так как он уже знал основы (и даже умел играть одну песню, которую они пели на фестивале), он мог не бояться показаться полным профаном в этом деле, поэтому осмелился обратиться к девушке, а не к Токоями, как в прошлый раз. И сейчас, когда большинство из класса ещё были на стажировке, в общежитии находились только он, Джиро и, кажется, Сато, который готовил в своей комнате запрошенные Хагакурэ заварные пирожные, Каминари стоял у входа в комнату одноклассницы, сжимая одной рукой гитару за гриф, а вторую занеся для того, чтобы постучать. Девушка была не против заниматься у неё, сказав, что её комната практически специально создана для занятий музыкой. Каминари тоже был не против, однако, когда он на это соглашался, его дыхание сбилось и возникло непреодолимое желание присесть куда-нибудь и медленно его восстановить.       А теперь он стоял напротив двери с занесённым кулаком и комом в горле. Покрепче перехватив гитару, он понял, что медлить ещё будет невероятно глупо, и громко постучал. — Это Денки… Каминари, — на всякий случай прокричал он параллельно со стуком. — А? — слишком быстро послышался голос девушки, и Каминари даже показалось, что звучал он как-то надрывно. Что-то с глухим стуком упало, раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, и перед Денки предстала Джиро. Она выглядела странно, но парень не мог понять, что именно его смущало. Одета она была как обычно, волосы были приглажены, и ничего в глаза не бросалось, однако что-то всё же было не так, он был уверен в этом. — Хей, — неуверенно произнёс Каминари, слегка улыбаясь. Джиро кивнула и, осознав, что она слишком долго держит гостя на пороге комнаты, отступила в сторону, пропуская парня внутрь. Тот прошёл, закрыв за собой дверь, и обвёл взглядом помещение, чувствуя подступающую неловкость. Здесь всё было примерно так же, как он помнил: красно-чёрно-белые тона, большие колонки в углу, забитый дисками стеллаж, синтезатор, барабанная установка. На спинке кровати висела небольшая сумочка, на столе возвышалась гора учебников, некоторые из которых нужно было на днях сдать в библиотеку. — Привет, — отозвалась Джиро, нервно сжимая руками полог верхней кофты. — Проходи, садись, вот, на стул, я сейчас… эм… — она суетливо пододвинула стул напротив своей кровати, где, на покрывале, лежала её собственная гитара, и отвернулась к стене, прижимая пальцы к вискам, а затем складывая руки у лица на уровне носа, будто в молитве. Она стояла спиной к Каминари, но он даже так видел её напряжение. — Ты садись, я, эм, секунду.       Парень покосился на поставленный для него стул, но садиться не спешил, не отрывая обеспокоенного взгляда от девушки. По её неподвижным плечам казалось, что она даже не дышала, замерев в одной позе. Его же ноги словно приросли к полу, и он не мог сделать и шагу вперёд, тоже затаив дыхание. Комната погрузилась в такую тишину, что она почти физически давила на Каминари. Не выдержав, он громко прочистил горло. — Всё в порядке? — осторожно спросил он, чувствуя, как струны от сжимаемой им гитары сильнее впиваются в кожу ладоней. — Да-да, — торопливо и неестественно высоко отозвалась Джиро и глубоко вдохнула. Каминари стиснул зубы, не имея ни малейшего понятия, что ему стоит делать. Было понятно, что девушка, скорее всего, сейчас придёт в себя, но её состояние абсолютно не было из разряда нормального. Поэтому Денки, поставив гитару к стене, шагнул к Джиро и протянул чуть подрагивающую руку вперёд, желая коснуться. Стоило его пальцам только опуститься на плечо девушки, как она издала странный вздох, дёрнулась и слишком резко, почти зло повернулась. Встретившись с ней взглядом, Каминари отпрянул, а все слова мгновенно застряли в горле.       Она плакала. Да, в её покрасневших глазах точно стояли слёзы, брови были изогнуты и сдвинуты к переносице, а губы болезненно искривлены. Каминари застыл, не представляя, что могло довести эту девушку до такого состояния, и ему было страшно. Он чувствовал, как его дыхание участилось, а сердце сжал неприятный холодок.       Поняв, что парень всё увидел, Джиро мгновенно опустила взгляд в пол, хотя понимала, что этим уже ничего не изменить. Она в защитном жесте обхватила себя руками и сжала пальцы на предплечьях. Затем она так же быстро обратно вскинула голову, смело глядя в лицо одноклассника, и отрывисто заговорила, принимаясь активно и непонятно жестикулировать. — Я не… всё нормально, но давай не сегодня, знаешь, я подумала, я сейчас не могу, я, давай завтра, хорошо, договорились? Ты уйдёшь? — она смотрела почти жалобно, и Каминари захотелось биться головой о стенку из-за того, что он не знал, как успокоить девушку. Прямо сейчас он был готов сделать всё, всё, что угодно, только бы она улыбнулась, но он не мог сделать ничего. Это чувство противно среблось в груди, расцарапывая её своими тонкими и острыми коготками.       Но одно он знал точно — он не должен уходить. Ни за что, только не сейчас. — Джиро, — выдавил он, сглотнув, и вновь сделал шаг к ней. — Я… Чёрт, эм, прости, это так глупо, агх, — девушка выдавала обрывистые фразы и нервные смешки, судя по всему, стараясь прогнать этим Каминари, но, в то же время, выглядя так, будто одной ей оставаться сейчас совершенно не хочется. — Джиро, — уже твёрже произнёс Денки, не разрывая с ней зрительного контакта. Она мелко вздрогнула, кусая губы, но не отводя взгляда. Её наушники, отходящие от мочек ушей, свернулись в какие-то невообразимые закорючки от напряжения. — Что случилось? И даже не пытайся прогнать меня, я не собираюсь тебя бросать.       После этих слов Джиро задрожала ещё заметнее, вновь обнимая себя за предплечья. Каминари лихорадочно пытался понять, не переборщил ли он, не перешёл ли на давление, но в то же время был уверен, что если бы девушка этого действительно хотела, то давно бы выдворила его за дверь. Она стыдилась своих слёз и явно не хотела, чтобы кто-то их видел, особенно парень, но и оставаться одной ей сейчас было тяжело.       Девушка бросила взгляд куда-то в сторону кровати, и, проследив за ним, Каминари заметил её телефон, упавший на пол. Он хотел было его поднять, но Джиро замотала головой. — Нет, стой, не надо, — почти шёпотом проговорила она, и парень замер, не дыша глядя на неё и ожидая дальнейших слов. Кьёка будто собиралась духом, настраиваясь на разговор. Она несколько раз опускала взгляд в пол, медленно вдыхая и выдыхая. — Знаешь, это просто так глупо, я, — она провела рукой по лбу, откидывая назад волосы. Каминари молча наблюдал за ней, боясь перебивать. — Я просто слушала новости, а там, там говорили про нестабильную обстановку, про злодеев, а потом начали перечислять… Перечислять жертвы… — девушка рвано выдохнула на этом слове, давясь им, и на её глазах вновь выступили слёзы. — …на этой неделе. Они, понимаешь, они, — она запрокинула голову к потолку и, сильнее впившись ногтями в предплечья, глубоко вдохнула, — говорили об этом, выражая соболезнования их семьям, а я подумала, а что, если в один момент… если я вдруг услышу… я ведь ничего не смогу сделать… я здесь, я даже ещё не полноценный герой, и я не рядом с ними, не там, где должна быть сейчас…       Слова давались ей с трудом, но после каждого произнесённого она избавлялась от тяжёлого груза на душе. Она смотрела в потолок, стараясь не дать слезам воли, но они всё равно стекали по её щекам, всё равно попадали в горло, обжигая его и заставляя почти захлёбываться во всхлипах.       Каминари не мог дышать, его грудь сдавило, он смотрел на девушку и больше всего хотел забрать всю её боль себе, потому что он и так чувствовал её, ощущал, как разрывается сердце, как леденеют кончики пальцев. Он отчаянно хотел сделать что-то, хоть что-нибудь, сказать хоть что-нибудь, что вернёт зарывшуюся в свои мысли девушку в реальность, что позволит ей услышать его. — Кьёка, — вырвалось у Денки прежде, чем он успел обдумать. Она коротко и громко втянула ртом воздух, опуская голову и глядя широко распахнутыми глазами в глаза стоящего в двух шагах напротив парня. Её зрачки были сужены и почти неразличимы внутри тёмно-синей, почти чёрной радужки. Глаза блестели от слёз, а белок был испещрён болезненно-красными прожилками. Она смотрела прямо на одноклассника, и Каминари почувствовал, что у него до тошноты кружится голова.       Медленно выдохнув, а затем глубоко вдохнув полной грудью, Денки в один широкий шаг приблизился к девушке и прижал её к себе в крепких объятиях. Он чувствовал её дрожь, её зажатые мышцы, но она не вырывалась. Даже наоборот — вжалась носом в его плечо, глуша всхлипы в его чёрной футболке. Она старалась глубоко дышать, чтобы успокоится, и, возможно, это вправду помогло, потому что вскоре она почти перестала дрожать.       Джиро заёрзала руками, и парень вначале решил, что она хочет отстраниться, но она только высвободила руки, которыми до тех пор продолжала стискивать себя за предплечья, и легко обхватила ими Каминари за спину, отвечая тем самым на объятия. Она всё ещё слишком сильно вжималась в него носом, судя по всему, боясь вновь сорваться на слёзы, но уже почти успокоилась. Каминари хотел сказать что-то, но передумал, решив, что разговор можно немного отложить. Сейчас, ощущая тонкую ниточку невероятного доверия и открытости между ними, он болезненно осознавал, что чертовски хочет всегда чувствовать это хрупкое тело, всегда слышать едва уловимый запах каких-то мягких цветочных духов и старой бумаги. Он хотел сам всхлипнуть от того, как сильно его желание всегда быть рядом с этой девушкой, успокаивать её, веселить, проводить с ней всё свободное время, но вместо этого только крепче прижал её к себе.       В конце концов они отстранилась друг от друга, но не чувствуя неловкости. Только Джиро опустила взгляд в пол, всё ещё стыдясь за свой срыв. Не говоря ни слова, они сели друг напротив друга — Кьёка залезла на кровать, скрещивая ноги, а Каминари — на стул, который ранее был придвинут девушкой специально для него. Они молчали, думая каждый о своём и не зная, с чего начать разговор. Джиро привычным движением накручивала на палец свои уши-наушники и кусала губы, Каминари смотрел в её лицо, стремясь разгадать истинные эмоции. В итоге парень начал первым. — Я понимаю, о чём ты говоришь, — произнёс он, и Джиро вскинула голову, поджимая губы и внимательно слушая. — Мои родители тоже не являются героями, и когда ещё я жил с ними, они часто говорили мне, как переживают за моё будущее. Они переживали за меня, — выделив эту фразу, Каминари тяжело усмехнулся. — Но иногда мне казалось, что это я должен переживать за них. Я должен о них беспокоиться и их оберегать. Их и сестрёнку. Ведь ей всего семь, она такая хрупкая! Я терпеть не могу заставлять других за меня волноваться, и поэтому я просто всегда говорил и доказывал семье, что у меня всё хорошо.       Джиро смотрела на парня предельно серьёзно, впитывая полученную информацию, в то время как Каминари удивлялся, насколько легко ему выговариваться. Он ни с кем раньше не говорил на эту тему — его про это не спрашивали, а уж навязываться он точно не собирался. И теперь, раскрываясь перед человеком, казалось бы, очень близким ему, но, в то же время, таким неизвестным и непонятным, в его груди что-то сжималось и одновременно освобождалось, свободно распрямляясь. — Сейчас, когда настало такое время, я думаю, ко многим из нас лезут подобные мысли. Но знаешь, Джиро, мы в самом деле не можем сделать ничего лучше, кроме как сидеть здесь и заниматься в академии. Возможно, как раз будь мы сейчас дома, мы бы подвергали своих родных опасности куда больше, нежели сейчас, когда мы изолированы от них. Ведь злодеи охотились за студентами Юэй.       Джиро сдвинула брови, опуская взгляд на свой упавший на пол телефон. — Откуда столько жертв? — тихо, еле слышно произнесла она. — Это прозвучит отвратительно, но они были всегда, — Каминари сам поморщился от своих слов, хоть и понимал, что они правдивы. — Просто сейчас злодеи почувствовали больше воли и разошлись. Но это ничего не меняет. В Японии по-прежнему есть про-герои, которые защищают мирных граждан. Со Всемогущим или без — наши силы довольно крепки. Всё, что нам остаётся — это учиться, чтобы стать такими же героями, а сейчас положиться на профессионалов.       Джиро выглядела слегка обескураженной такими здравыми словами одноклассника, которого долгое время считала тупицей. Конечно, прошло уже много времени с тех пор, как она разглядела в нём большее, чем эту его внешнюю оболочку, но всё же иногда ему удавалось сильно её удивить. — Ты прав, — ответила наконец она, переставая закручивать свой наушник и выпрямляясь. — Прости меня за всё это. За то, что вывалила на тебя, и за то, что сорвала наш запланированный урок, — девушка усмехнулась, кидая взгляд на грустно стоящую у входа жёлтую гитару парня. Тот тоже посмотрел на инструмент и хмыкнул. — Ну, тогда перенесём на завтра? — предложил он, привставая со стула. Джиро согласно кивнула. — Тогда я пойду, — Денки поднялся на ноги, взял в руку гитару и обернулся, чтобы кинуть девушке улыбку на прощание, как вдруг она, предварительно помяв губы, выдохнула: — Погоди, останься, — и тут же, поймав удивлённый взгляд парня, отчаянно замахала руками перед лицом, скрывая стремительно заливающиеся краской щёки. — То есть, если хочешь, конечно! Да, если ты только хочешь, то можешь ещё ненадолго посидеть тут, глянем какой-нибудь глупый фильмец про глупых супергероев… — Джиро осеклась, глядя на широкую улыбку, расползающуюся по лицу одноклассника. Всё ещё стараясь скрыть смущение, она не удержалась от едкого комментария: — Смотри, как бы рожа не треснула.       Каминари проигнорировал её последние слова и, радостно поставив гитару обратно к стенке, вернулся на свой стул, пока Джиро включала ноутбук и что-то в нём открывала. Посмотрев на парня перед собой, она пару раз моргнула, прежде чем предложить как само собой разумеющееся: — Ты можешь сесть на кровать. Не думаю, что ты умеешь видеть сквозь крышку компа, поэтому советую расположиться лицом к экрану.       В этот момент Каминари несказанно обрадовался, что не умеет краснеть, потому что в противном случае его лицо сейчас было бы сравнимо по цвету с помидором. Он перелез на покрывало, стараясь скрыть дрожь в ногах и устраиваясь рядом с девушкой так, чтобы случайно не соприкоснуться с её коленкой — так как она сидела по-турецки, это было довольно проблематично. Почему-то Денки совершенно забыл, как буквально только что продолжительное время прижимал одноклассницу к себе и как она всхлипывала ему в плечо. Та близость казалась совершенно иной, она ощущалась по-другому, очень естественно, а сейчас, когда атмосфера изменилась, поменялось и отношение к случайным прикосновениям. По крайней мере, у парня, за Джиро он в данном случае ручаться не мог.       Они выбрали какой-то сравнительно новый американский фильм про супергероев, и Джиро не уставала комментировать забавно нелогичные поступки персонажей и какие-нибудь противоречащие законам физики спецэффекты, а Каминари не уставал широко улыбаться и иногда посмеиваться над одноклассницей, в то же время стараясь не потерять нить сюжета фильма, постоянно отвлекаясь на мысли или взгляды на сидящую рядом девушку. Та была полностью увлечена просмотром, поэтому вряд ли заметила что-то подозрительное в поведении парня. А ему было настолько комфортно и уютно, что он со стыдом признавал, как был рад вынужденному переносу их урока гитары и замены его на ещё более приятное и расслабленное времяпрепровождение.       Как бы он ни хотел подольше оставаться в таком положении, как бы ни растягивал обсуждение фильма после его просмотра, время всё равно пролетело для него слишком быстро. Задерживаться ещё было уже неприлично, поэтому Каминари засобирался в свою комнату, со скрипом сползая с кровати и уже во второй раз поднимая гитару за гриф, готовясь покинуть комнату. — Было весело, — непринуждённо произнёс он, с улыбкой глядя на Джиро, всё ещё сидящую на кровати, и мастерски скрывая обиду от того, что приходится уходить. Денки было даже немного стыдно от этого чувства. Он понимал, что они и так живут в одном общежитии, а значит, как минимум встретятся на ужине, то есть, уже очень скоро, но капризная и эгоистичная часть его души просто визжала о том, как хочет остаться в этой комнате, а главное — с этой девушкой. — Завтра, значит, позанимаемся, — зачем-то добавил он, и Джиро кивнула. — Каминари, — он сильнее сжал гитару, словно ожидая каких-то необыкновенных слов, — ты знаешь, можешь приходить иногда просто так, без гитары, без повода, — легко предложила девушка, но тут же смутилась. — То есть, если вдруг будет свободное время, конечно, и будет скучно… — она запнулась, а потом, тряхнув головой и взяв себя в руки, уже твёрдо произнесла: — Да, ты можешь заходить, посмотрим фильмы, поболтаем.       Каминари показалось, что если он сейчас внезапно проснётся или, что ещё хуже, откуда-то из-за двери выпрыгнут ржущие одноклассники, заявляя, что всё это было лишь розыгрышем, он не выдержит и долбанёт их всех своим максимальным беспорядочным зарядом в 1 300 000 вольт, потому что это слишком жестоко.       Он думает так, а сам глупо улыбается, не зная, как реагировать на такие слова. — Класс, — наконец говорит он, и сразу мысленно фигачит максимальным зарядом в самого себя, потому что это абсолютно точно худшее, что он мог сказать. Джиро на это лишь хмыкнула, после чего подозрительно прищурила глаза и угрожающе сдвинула брови. — Но знай, если ты хоть раз попробуешь не постучать, прежде чем войти… — Нет-нет-нет, ты что, и в мыслях не было! — на несколько тонов выше своего обычного голоса затараторил Каминари, вскидывая руки в сдающемся жесте и чувствуя, что хоть он и не умеет краснеть, сейчас именно это его лицом и чувствуется. Джиро удовлетворённо скрестила руки на груди, всем своим видом говоря пресловутое «то-то же».       Только после того, как дверь за ним закрылась с противоположной стороны, Денки смог спокойно выдохнуть (как ему показалось, впервые за последние несколько минут). Всё ещё не веря в произошедшее, он чуть ли не вприпрыжку направился в свою комнату, размахивая на ходу тяжёлой гитарой. Когда он проходил мимо гостиной, там уже сидело несколько человек из класса, недавно вернувшихся из агентств, где они стажировались. Киришима, перегнувшись через спинку дивана, промычал какое-то приветствие, а Каминари активно помахал ему рукой, всё ещё ощущая переполняющую его тело энергию. — Ну что, начинающий музыкант, как оно? — со смешком поинтересовался Эйджиро, зарываясь рукой в волосы и слегка растрёпывая их пальцами. Денки перевёл взгляд с Киришимы на гитару в своей руке, затем обратно на Киришиму, после чего понял, что совершенно необязательно говорить, что с занятием в этот раз не сложилось. — Просто прекрасно, — растягивая губы в улыбке, почти даже не соврал он. — Буду продолжать в том же духе, и скоро мой талант затмит вас всех, — добавил он, не сумев сдержать привычное для себя хвастовство. Киришима усмехнулся, кто-то ещё, кажется, Серо, подавился воздухом, силясь не взорваться смехом. — Ну-ну.       Каминари не стал обижаться. Он вообще не стал больше ничего говорить, проходя гостиную и идя к себе. Его распирала радостная лёгкость, и он даже перестал думать, насколько это всё глупо. Сейчас он не чувствовал себя глупым. Сейчас он чувствовал себя счастливым.