Зелёный — мой любимый цвет

— Ты был прав! — в покои влетел Рабастан, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. — Я всегда прав, — машинально ответил Рудольфус и поднял глаза с «Ежедневного Пророка». В чём на этот раз «он прав» — Рудольфус пока не понял. — Это правда она! — Можно подробнее? — Мира! Это она! Рудольфус побледнел — эта реакция стала нормой. Нормой каждый раз, когда он вспоминает дочь. — Она здесь? — прохрипел он, медленно откладывая «Пророк» в сторону. — Здесь. Щенок притащил — они что, вместе? — Ни в жизнь! — Рудольфус подскочил. — Спокойно, спокойно! Тут другая проблема — она в Мэноре, причём по приказу Лорда. — О чём я думал, когда так легко поддержал эту идею?.. — Рудольфус с силой потёр лицо. — О том, что хочешь увидеть дочь и убедиться, что это действительно она. В любом случае, нежелательные личности ни о чём не догадаются, а Белла даже своё отражение не всегда узнаёт… — Где ты их видел? — Они шли на улицу. Рудольфус подскочил и заметался по комнате. Он схватил пиджак, потом, подумав, откинул его в сторону, покрутил в пальцах волшебную палочку и вылетел из покоев. Рабастан только плечами пожал, молча поднял пиджак с пола и повесил на вешалку. Потом поправил салфетку на журнальном столике, разгладил покрывало на кресле. Методичная работа помогала ему сосредоточиться на собственных мыслях и не натворить глупостей. И всё же он был неспокоен. Пальцы до сих пор помнил мягкие щёчки улыбчивой малышки Миранды, и увидеть её сейчас — такую взрослую, настоящую леди — оказалось настоящим испытанием. Хотелось рвать и метать, уничтожить всех тех, кто лишил его возможности наблюдать за взрослением любимой племянницы Страшно представить, что творилось в душе Рудольфуса. «Красивый» близнец для всех отличался большей расслабленностью, едким юмором и вечным весельем на лице, а также жестокостью с примесью сумасшествия. Но никто не мог даже предположить, что на самом деле крутится в голове правой руки Тёмного Лорда. А крутилось там нечто настолько тёмное и удушающее, что даже Волан-де-Морт сошёл бы с ума. Волан-де-Морт, но не Рудольфус Лестрейндж, лишённый жены, лишённый веры, лишённый будущего, собственных убеждений и единственной, горячо любимой дочери. И от того он был ещё стремительнее — там, где-то за пределами осточертевшего Малфой-Мэнора — гуляла его крошка. Его чернокудрый ангелочек с самыми очаровательными на свете глазками. Когда он увидел её на свадьбе у Уизли, подумал, что окончательно сошёл с ума. Миранда и ранее мерещилась ему, но никогда он не мог представить себе её взрослую версию. Он был в таком шоке, что даже не сделал задуманного — легендарная «Нора» должна была сгореть в тот день. К счастью, Лорд и не вспомнил про этот свой приказ, даже был рад, что у Уизли было куда вернуться, и что они теперь под неусыпным контролем его ПСов. Беллатриса слишком увлеклась погоней за Гарри Поттером, которого на свадьбе почему-то не оказалось, а потому тоже не навредила дому предателей крови. Остальные же не видели в этом никакого смысла — защита дома разрушена, теперь это не неприступная крепость, пусть у людей хотя бы будет, где жить. Тем более, что этот многоэтажный хлев даже домом сложно назвать. Рудольфус замер в одном из коридоров, вновь пропуская через себя тот день. Вот он увидел Миранду и совершенно точно её узнал, вот он вернулся к Лорду и отчитался о произошедшем, умолчав о встрече дочери, но услужливо сказав, что на свадьбе были и другие ученики Хогвартса, вот он возвращается в Лестрейндж-Мэнор и сразу находит брата, который в этой вылазке не участвовал. Вот он напивается с ним на пару, Рабастан просматривает его воспоминания, а после мчится добывать информацию, оставив невменяемого брата под присмотром домовых эльфов и сына. Вот Рабастан возвращается с целой папкой найденной информации и водопадом рушит её на его замутнённое сознание. Да, тот день был одним из тяжелейших для Рудольфуса. И последующие дни — не легче. Он метался в Хогсмид, в надежде высмотреть там свою дочь, искал предлоги для посещения Хогвартса, пытал министерских работников, пытаясь выудить из них всю нужную информацию. «Принадлежит роду Пруэттов». Ничего глупее он в жизни не видел. Эти рыжие увальни? Ни за что! Его дочь — Лестрейндж. Самая настоящая и истинная. Всё в ней было от его рода и рода Блэк, только низкий рост вселял смуту. Если бы не эксперименты Беллатрисы, Миранда выросла бы такой же высокой, как и все женщины Блэк, но тогда бы её сходство с Беллой отметил бы даже слепой. Сжав кулаки, Рудольфус устремился дальше по коридору. Он вылетел на крыльцо и сразу же нашёл компанию, прогуливающуюся в сторону Мэнора. Хотелось сдержаться, не входить в контакт — просто поздороваться и уйти. Ладно, ложь. Не хотелось. Хотелось схватить эту маленькую девушку в охапку и посадить в люльку. Сунуть ей в руки соску и заставить заново прожить потерянные пятнадцать лет. Он не сдержался и пошёл рядом с ней. Становилось страшно — сколько ей, семнадцать? Тогда почему даже Рудольфус чувствует себя рядом с ней каким-то маленьким, недалёким? А самые милые на свете глаза? В этой чёрной бездне теперь трудно найти что-то беззаботное и счастливое. И всё же Рудольфус нашёл. Глаза его дочери загорелись, стоило ей увидеть монстра Лорда. Огромная змея разбила невозмутимое равнодушие девушки, вызывая у неё неподдельный восторг. В то же время уже девушка вызвала восторг у всех остальных — её лицо словно светилось, а эта властность, с которой она говорила? Самая наглая на всё белом свете змея безропотно подчинилась — это выглядела столько же невероятно, сколько и жутко. Хищник подчиняется только более сильному хищнику, а Нагайна ранее не признавала никого, кроме Лорда. Что если это из-за того, что в Миранде течёт кровь Волан-де-Морта? Но ведь она говорила не на парселтанге, а её умения скорее объясняются наукой, чем врождённым даром. Как же сложно. А ведь она словно издевается над всеми ними! Стоило девушке представиться ПСам, как от равнодушия не осталось и следа — Миранда чуть ли не в рот заглядывала слугам Лорда. Если бы Рудольфус не видел её до этого момента, он бы поверил в эту игру. Какие же цели она преследует? За чью она сторону? Лестрейнджи неизменно были верны Лорду, с самого начала. Единственным их грехом перед ним было то, что больше подчинения ему они любили своих детей. И всё же они были тёмными магами, ПСами, и от этой роли никогда не отказывались. Они презирали грязнокровок и магглов, насмехались над сквибами, были жестоки и расчётливы — это их сущность. И всё же не всегда они подчинялись именно тому Лорду, который был сейчас. Поначалу они поклялись перспективному молодому человеку с чистыми стремлениями и намерениями, они любили Лорда, как любят близких друзей или даже братьев. и тем больнее смотреть на то, что с ним стало сейчас. Том Марволо Реддл… Самый популярный ученик Хогвартса — справедливый и целеустремлённый. Единственной его любовью были его собственные стремления, и всё же он признавал дружбу, признавал братство и даже принимал то, что между людьми может существовать любовь. В его стремлениях не было ничего, что напоминало бы геноцид. Поначалу он просто хотел оградить мир магов от маггловского. Поначалу… Любое идеалистическое стремление рано или поздно загибается под гнётом реальности, а любая гениальность рано или поздно становится сумасшествием. В погоне за силой, за властью, Том всё терял и терял себя. Тогда, ещё в школе, никто бы не сказал, что Том способен убить младенца, да даже та ужасная случайность — смерть Миртл, казалась всем чудовищно несправедливой. О причастности к этому делу Тома знали только самые близкие, как и о том, что ещё полгода с того страшного события он не мог прийти в себя. Тогда его душа впервые раскололась. А потом ещё раз. И ещё раз. И ещё… Она разрушалась, разлагалась без всякого усилия, сама по себе, подгоняемая лишь секундными мыслями, секундным горе, намерением на подкорке сознания. И всё же особенно сумасшедшим Лорд был именно сейчас. Лестрейнджи подчинялись ему, но не потому, что считали его правым, — они лелеяли былую дружбу и надеялись, что когда-то Лорд станет таким, как прежде. Но он был в точке невозврата, ни о каком раскаянии и воссоединении разрозненной души уже и речи не шло. Тоже можно было сказать и про Беллатрису, но она сама себе виновата. Она не стала сумасшедшей, она скатилась в сумасшествие, причём даже с некоторой охотой. Да, этому были причины: уход Андромеды, для Беллы это было настоящим ударом и позором; смерть Друэллы, которая любила Беллу, кажется, больше других дочерей; волнения в рядах ПСов; преобладание в один момент светлой стороны… Белла стала сумасшедшей раньше всех остальных — сама. Она пила какие-то странные зелья, проводила сомнительные ритуалы. Она даже крестраж создала, правда, неудачно. Душа разделилась, но не погрузилась в предмет, она просто исчезла. С того момента от Беллы ничего не осталось, с того момента Рудольфус даже не пытался её любить. Но всё же в ребёнке ей отказать не мог. Зря или нет — сложно сказать. Хотя и раньше, смотря на маленькую дочку, и сейчас, когда она повзрослела, он не жалел. Это было эгоистично, ведь он просто ратует за свои чувства, забывая про дочь. Возможно, для Миранды было бы лучше и вовсе не родиться. Но она родилась. Родилась сквибом, а сейчас она одна из самых перспективных волшебниц Хогвартса, широта её знаний и умений никому не известна. Это не объяснить маги-наукой, никто не описывал подобных прецедентов возвращения дара, но вот — живой пример. И ведь Рудольфус знает об экспериментах жены во время беременности. Раньше он боялся, что Белла родит не человека, а чудовище, но больше считал, что плод просто не выдержит таких издевательств. Сейчас он смотрит на Миранду и видит прекрасную девушку, но что-то огромное внутри неё давит на него — и непонятно, одному ли ему это видится. Это сила Миранды, жуткое чудовище внутри неё или вина, которую испытывает сам Рудольфус? Вина, которая воплотилась его дочерью. ———— — Ты проснулась? — в комнату Миранды, коротко постучав, ворвался Драко, гонимый шаловливой идеей разбудить кузину. Сам он проснулся непростительно рано для выходного. Но ему пришлось разочароваться — Миранда сидела на постели и будто вовсе не спала сегодня. — Ты чего? — М? — Миранда подняла на него слегка затуманенные глаза. — Чего не спишь? — Хотел разбудить? Засранец. — Так чего? — Не ложилась. Думала настроиться на ауру Мэнора, чтобы видения ярче были. — И как? — Никак, — вздохнув, Миранда встала с кровати и провела ладонями по слегка завившимся за ночь волосам. — Заплету косу. — А можно я? — Что? — Хочу заплести тебе волосы, я умею. — Ты шутишь? — Нет. Давай, садись на стул. — Ла-адно, — хмыкнув, Миранда села перед зеркалом и передала Драко расчёску. — Сам Малфой плетёт мне косы — невероятно! — Гордись, но никому не рассказывай, — хохотнул Драко и аккуратно разделил густые волосы на три пряди. — Откуда ты знаешь, как плести косички? — Когда маленьким был, заплетал мамины и папины волосы. Это был наш ритуал перед сном. Миранда услышала печаль в его голосе. Когда Драко доплёл её косу, она в благодарность крепко его обняла и прошептала: — Однажды всё станет как прежде. — Как прежде никогда не будет. — Ты прав. Но, возможно, будет даже лучше? — отстранившись, Миранда посмотрела в серые глаза брата. Она бы чмокнула его в лоб, если бы тот не находил так высоко, а потому просто погладила мягкие светлые волосы. — Спасибо. — За что? — За всё, — она улыбнулась. — Пойдём вниз? Кажется, скоро завтрак. Как только Миранда сказала это, в комнату трансгрессировал эльф и сообщил, что стол накрыт.