Нарисованная улыбка

Джером, раскинув руки и ноги, нежился на мягкой постели, щурясь как довольный кот и, кажется, нисколько не боялся наказания, положенного рабу, забравшемуся на хозяйскую кровать, даром что хозяин рядом. - Устраивайтесь, мой принц, - великодушно предложил он, саму малость потеснившись на занятом хозяйском ложе, и Брюс Уэйн с усталым выдохом упал рядом. - Устал? - Джером обнял его плечи, но Брюсу не нужно этого жеста, чтобы устроить голову на плече своего раба. - Альфред устал сильнее. Еще бы, прибирать поместье после такого разгрома! Он сильно не в духе, - Брюс поморщился. - Неужели он заставил тебя прибирать гостиную?! - хихикнул Джером, явно пытаясь вообразить Брюса Уэйна с веников в холеных руках. Но Брюс в ответ вздохнул: - Если бы... Он втолковывал мне, насколько опрометчиво я поступил, не сдав тебя полиции, как зачинщика восстания рабов. Уверял меня, что даже для моих родителей с их прогрессивными взглядами это было бы слишком и... - он раздосадовано мотнул головой. - Припомнил ту старую историю. Опять! - Что за история, Брюси? - про себя Валеска был немало удивлен характером старого дворецкого. В дом ворвалась обезумевшая толпа, разнесла всё, что только можно, лишь чудом не растерзала обожаемого хозяина, да и самого Альфреда - а тому хоть бы что, еще и ворчит на хозяина, припоминая какие-то прошлые грехи! Брюс помолчал, словно решая, стоит ли рассказывать. Приподнялся на локте, глянул сверху вниз на выжидающего Валеску, и как-то обреченно выдохнул: - История о том, что я не умел покупать себе рабов. Никогда. - В смысле? - недопонял Джером. - Несколько лет назад я уже пробовал купить себе раба, - вполголоса отозвался Брюс. - Точнее, рабыню. Девчонка, может, на год младше меня. Такая симпатичная, кудрявая... Джером присвистнул. На щеках Брюса проступил румянец. - Да ничего такого! Я вовсе не собирался... На самом деле мне и не нужна была рабыня, мне просто стало жаль ее! Совсем еще ребенок, забилась в угол на этом грязном рабском рынке... Разве ей там место? Там никому не место, Джером! Я купил Селину, привез домой, накормил, привел в порядок и собирался дать ей вольную через несколько дней, но Селина... Она вдруг исчезла! - А вместе с ней всё столовое серебро и мелкие побрякушки? - хмыкнул Джером. - Узнаю почерк крошки Селины. Ее любимое развлечение - продаваться богачам, а затем сбегать, прихватив кое-что на память. Ловкая, как кошка! Бедный мой Брюси, - рука Джерома покровительственно потрепала волосы юного хозяина. - А старина Альфред прав. Рабов выбирать ты не умеешь. Сначала напоролся на лучшую воровку в Готэме, теперь вот - я... - Но ты сейчас со мной! - как будто даже возмутился Брюс. - Я должен был убить тебя по приказу Галавана, ты помнишь? - Но ты этого не сделал, - с прежней горячностью отозвался Уэйн. - А сегодня ты еще раз спас мне жизнь. Эта толпа растерзала бы меня! - Эта толпа шла за мной, - хмыкнул Джером, большим пальцем размазывая по щеке Уэйна остатки туши и пудры. - Ты и этого не испугался? Брюс прикрыл глаза, вспоминая своё недавнее отражение в зеркале - напудренное лицо, наведенные черной тушью брови и ресницы, обведенные лучшей материнской помадой губы - улыбка, насильно нарисованная на испуганном лице. - Если бы ты желал моей смерти, то убил бы уже давно. Когда был жив Галаван, - сказал он вслух. - И сейчас ты хотел напугать весь Готэм, но не меня. Верно, Джером, король рабов и безумцев? Пальцы Брюса заблудились в огненных волосах Джерома, где еще белели перья из распоротых подушек. - Король-Солнце... Джером тихо рассмеялся. - Ох, Брюси, боюсь, навел полный беспорядок в твоей милой головке. Но, если допустить, что ты прав и я король... Королю нельзя править одному. Король восставших и темный принц Готэма - чем не пара? Брюс усмехнулся, вспомнив восторженные вопли, которым поддержали эти слова Джерома его "подданные". Какая-то размалеванная похлеще Брюса девица в костюме Арлекина, кажется, чуть не упала в обморок от избытка чувств, когда Джером приник к губам остолбеневшего Брюса. Эта обезумевшая свора не осмелилась тронуть избранника своего короля. И за это, по мнению Брюса, Джером сейчас имел право не только валяться на хозяйской постели, но даже обнимать Брюса, обводя пальцем его губы, перепачканные безбожно размазавшейся помадой. Как Джерому вообще пришло в голову разукрасить лицо Брюса, превращая его из ухоженного принца в одного из безумствующих рабов? Почему его поцелуй на публику оказался таким горячим, что растопил неумело наложенную помаду? Почему Джером, безумный король восстания, предпочел остаться в золотой клетке возле нагло присвоенного - иначе и не скажешь - Брюса Уэйна? Все эти вопросы Брюс собирался задать несколько позже. Когда особняк вновь обретет свой прежний вид, когда по телевизору сообщат о водворении взбунтовавшихся рабов в Аркхэм, и когда Джером, насытившись ролью короля, решит вернуться к прежней игре, став деланно покорным, прячущим хитринку в глазах рабом Брюса Уэйна, которому можно приказать, что угодно. Например, снова поцеловать хозяина. Но Джером, не дожидаясь приказа, склоняется над ним, шепча в неприлично-красные губы: - Я всё же заставил тебя улыбаться, Брюси. Он целует уже стершуюся помадную улыбку, и тихо смеется, ощущая, как губы Уэйна, раскрываясь для ответа, подрагивают в улыбке. Не нарисованной - настоящей.