***
— Значит я... — Антон почесал затылок и сконфуженно уставился на тротуарную плитку. Слово "умер" произносить не хотелось. Если честно, ему и умирать не хотелось, вся жизнь впереди, последний год института, свадьба с любимой девушкой с которой они ждут ребенка, все дороги открыты! — Первое правило клуба — не бойся произносить слово "умер", — Павел поднял указательный палец и продекламировал чью-то цитату. Антон фыркнул. Легко ему говорить, когда он... А кто он? — Но нет, к сожалению ты не умер. — В каком смысле "к сожалению?" — К моему сожалению. Возни бюрократической теперь с тобой будет... — Павел что-то печатал в своём телефоне. — А... Ты кто? — Жнец. — Не отрываясь от увлекательно го процесса печатанья чего-то там, ответил Добровольский. — Проводник. Ангел смерти, если тебе так угодно. Но вообще можешь просто звать меня по имени. Павел Добровольский. — Антон Шастун, приятно познакомиться. — На автомате выдал Антон, а затем прикусил язык от осознания глупости ситуации. Жнец и без него все знает. — А проводник куда? А когда меня провожать? А куда меня провожать? А зачем? А... — Помолчи минутку пожалуйста, — Павел поднял ладонь прекращая словесный понос Антона. Антон осёкся заметив поднятую ладонь Ангела. Злить неизвестное ему существо не хотелось. А сам он теперь тоже существо? А какое он существо? Привидение, тоже ангел смерти или его сейчас оформят и отправят в Ад? Шастун фыркнул и показательно отвернулся от существа. Легко ему говорить. Он вон сидит весь такой деловой, что-то тыкает в своём телефоне. А зачем им телефоны в загробном мире? Да ещё и последней модели, судя по виду. — А я тебя себе таким и представлял. — Сказал Антон, поворачиваясь снова рассматривая жнеца. В сторону аварии он не смотрел принципиально. Да и смотреть уже был не на что — все разъехались. Осталось только несколько полицейских, да накрытые тела. — Каким? — Павел положил гаджет в карман пиджака и с любопытством глянул на Антона. — Худым и страшным таким, — Шастун показал ладонью на Павла — Выглядишь как кощей. — А мама говорила, что я самый красивый! — Добровольский вздёрнул нос, поправил галстук и стряхнул несуществующую пылинку с рукава. — Все мамы так говорят, — Шастун тепло улыбнулся, вспоминая как мама успокаивала его после школы, говоря, что уши у него не такие уж и большие, а очень красивые, и вообще он самый красивый, а эти дразнящтеся дети самые настоящие дураки. Улыбнулся, вспоминая это, а затем поник и поджал губы. Мама... Мама больше не скажет ему какой он у неё хороший, пригожий и красивый. Больше никогда не почувствует её теплых объятий. Не услышит ласкового доброго голоса. Как она перенесёт известие о смерти единственного сына? Это же совсем выбьет её из колеи. Антон с ужасом посмотрел на груды металла, что совсем недавно были его и чьим-то ещё автомобилями и заплакал. Натурально так заплакал. Неожиданно для себя, но ожидаемо для Паши. Тот с сочувствием глянул на утирающего слезы паренька. Молоденький ещё. Совсем зелёный. Жить бы и жить. Именно поэтому сейчас ждал ответа из небесной канцелярии на подтверждение его заявки. Заявки на испытынаие в 32 дня.***
— То есть... Э-э-э... Чего? — Антон выпучил глаза. — Как же ты уже... — Добровольский закатил глаза, тяжело вздохнул, сжал руки в кулаки и прикрыл глаза. — Посчитать до десяти, — говорил он сам себе, — это успокаивает, — вдохнул-выдохнул, — один мертвый человек, два мертвых человека... Шастун вертелся на офисном стуле, с любопытством все разглядывая. Эту сторону жизни он себе представлял совершенно не так. Точнее он её себе никак не представлял. Зачем это молодому двадцати двух летнему парню живущему вполне себе счастливой жизнью? Антон с открытым ртом рассматривал захламленный мебелью и валяющимися повсюду папками с бумагами, отдельными листами, кабинет оформленный в белых тонах. Ну то есть прям всё белое:стены, стол, стул на котором Антон умостил свою пятую точку, плафон на потолке, сам потолок, жалюзи на окнах, пол, бумаги, папки для этих бумаг, диван, кофемашина, кулер, бутыль на кулере. С ума сойти можно. Антон проморгался, вся эта атмосфера не давила, не напоминала больничную, но все равно было какое-то неприятное чувство нарастающей внутренней тревоги. Шастун встал со стула, потянулся, немного размял затекшие конечности и подошёл к окну закрытом жалюзи. — Не советую тебе это делать! — Спокойно проговорил жнец когда Антон уже протянул руку. Шастун удивлённо глянул на жнеца. Тот выглядел спокойным словно вылил в себя весь ромашковый чай вперемешку с валерьянкой. Видимо считать мёртвых действительно успокаивает. Антон скривился от этой мысли, а потом снова повернулся к окну. — Почему нет? — Спросил он указывая пальцем на жалюзи. — Заглянешь в окно и больше к жизни точно не вернёшься, — Павел тоскливым взглядом посмотрел на окно, покачал головой и сел на стул, занятый до этого его подопечным и положил ладони на бёдра. Антон сглотнул. Вернуться он хочет. Очень-очень хочет. Девушку увидеть их будущего ребёнка, родителей своих. Друзей. Да всех! Парень сунул руки в карманы джинс, жуя губу и глубоко задумываясь. В целом он понял что ему нужно делать, но вместе с этим и не понял. Ему дадут на пользование чужое тело? А та душа куда денется? — Ну смотри, объясняю наглядно,— Жнец махнул рукой и помещение растворилось плавно превращаясь в другое, более тёмное. Антон с широченными глазами вертит вокруг головой стараясь успеть все разглядеть, выхватить какие-то детали. — Потом все рассмотришь! — Добровольский берет Антона за локоть и разворачивает в другую сторону. — Это твой твой дом на ближайший месяц, а это, — мужчина указывает тело лежащее на подранном матрасе растеленом прямо на полу. — Тело в котором ты будешь жить. Шастун скривился глядя на "тело." Человек лежал в одежде свернувшись в позе эмбриона спиной к ним, накрытый характерным бабушкинским покрывалом по виду прошедшим Афганскую войну. Возмущало и вызывало отвращение не только "тело" но и обстановка вокруг. Повсюду пыль, следы от ботинок, паутина в углах. Кухонные тумбы и плита не мылись с позапрошлого века. Стола вообще не наблюдалось. А вдруг здесь ещё и тараканы? Нельзя убраться или клининг заказать? — Нет! — Антон с ужасом таращился на жнеца. — Ладно, пошли провожу до двери! — Добровольский схватил Антона за руку, но тот тут же вырвал её из хватки Ангела. — Нет! — Снова повторил Антон. Умирать не хотелось, но и жить в этом ужасе тоже не хотелось.. — Что ты как болванчик заладил нет и нет? — Павел уже начал закипать. — Не хочешь — Пошли отсюда, хочешь — слушай инструкцию дальше. Антон закусил губу, тоскливо глянул на оторванный кусок обоев висевший около входной двери и болтающегося до самого пола, на раскиданные по дому пустые жестяные банки энергетиков, на засорившуюся и изредка булькающую раковину наполовину наполненную водой, на голую лампочку одиноко висящую под потрескавлимся потолком, а потом на серьёзного Добровольского протянувшего ему руку и готового сопроводить в иной мир сию же секунду. Желание жить на пару процентов перебарывало брезгливость. — Обьясняй дальше, — хмурясь произнёс Шастун. — Ты будешь использовать его тело только днём. — Но днём же... — Не перебивай, шпала! — Рыкнул Паша зло зыркнув на Антона, который выглядел не менее раздраженным и раздасадованным. — Работает он ночью, днём спит. Пока ты в его теле можешь делать что хочешь, в пределах разумного, разумеется. — Понял, — кивнул Шастун, запустив руку в волосы, немного их взъерошил, медленно убрал руку от головы и уставился на ладонь. Он не почувствовал ничего. Обычно его волосы мягкие на ощупь, а тут словно пустоту потрогал. Если её можно потрогать. — А почему я ничего не ощущаю? — Антон продолжал пялиться на руку шевеля пальцами, но физически этого не ощущал. Антон вспомнил, что оказывается он не ощущал и дуновения ветра, когда они с Ангелом стояли на улице, не ощущал как сидит на стуле, да и размял "затекшие" конечности чисто по привычке, ведь ничего у него и не затекало. — Чему ты удивляешься? — Ухмыльнулся Жнец, — ты не своё тело. Ты просто бесплотная оболочка души. — А почему я могу испытывать эмоции? — Антон убрал руки в карман стараясь не прислушиваться к своим ощущениям. Ты не чувствуешь своего тела, но при этом свободно двигаешься и не теряешь ориентирование в пространстве. Это очень странно. — Потому что ты просто бесплотная оболочка души, — с видом знатока повторил Паша. — Стало очень понятно, — фыкрнул Антон. — Не забивай себе голову ненужной информацией! — Добровольский зажмурился и потряс головой словно отгоняя какие-то мысли. — Ты будешь жить в теле, добывать слёзы и всё! — Слёзы? — Антон замер. — Чёрт, я тебе о самом главном забыл рассказать, — Жнец ударил себя по лбу ладонью. — Чтобы вернуться к жизни тебе надо добыть слезы людей искреннее тебя любящих. — Как? — Антон задумался представляя себе картину того как он находясь в теле этого мужчины бьёт Иру или родителей в попытках выбить из них слёзы. Такое себе. — Они должны искренне тебя пожалеть, — Добровольский пожал плечами и посмотрел на Шастуна словно на умственно отсталого. — Мои родители... — Родители и вообще родственники не в счёт! — Ангел щёлкнул пальцами и на руке Антона появился браслет с тремя бусинами чёрного цвета которые Шастун с интересом стал разглядывать. — Каждая бусина предназначена для слёз одного человека. Человек плачет искренне — бусина окрашивается в белый. — Это будет легко! — Антон самоуверенно улыбнулся. — я быстренько соберу все слезы и вернусь в своё тело! Добровольский лишь усмехнулся на это и покачал головой. — А, да, деньги. — Жнец почесал подбородок, а Антон склонился голову набок. — Если захочешь что-то купить находясь в его теле, — Жнец кивнул на мужчину, — Заработай! Шастун кивнул думая что закончит с этим быстренько и покупать ничего не придётся. Сейчас он веселится в тело этого... — А как его зовут? — Неуверенно спросил Антон. — Арсений Попов, — спокойно ответил Ангел. Гаджет в его кармане пиликнул, Павел достал его и хмурясь пробежался глазами по экрану. — Ладно, мне пора, дела не ждут. Вот тебе штука — Жнец сунул в руки Антона рацию, — на всякий экстренный случай. Я пошёл. Шастун тупо уставился на рацию. Рация. А сам с новомодным телефончиком ходит. Жадина.