Шёл обычный весенний день, ничем не отличавшийся от других обычных весенних дней, которые точно так же шли, как и этот самый обычный весенний день. На деревьях должны были постепенно появляться листочки, но ни деревьев, ни листов не было. Штат Вирджиния, а точнее город Херндон, пострадал меньше всех после событий двухтысячного года. Правда это почти ничего не меняло, ведь здесь тоже пропала трава, деревья и цветы. Леса превратились в кладбища, где вместо могил были пни, которые уже давно никто не оплакивал. Животные, птицы и рыбы пропали, оставляя за собой пугающую пустоту, в тумане которой витала печаль. Если проснуться посреди ночи, то можно услышать её. Тишину. Абсолютную, полную, совсем не завораживающую, а наоборот напрягающую тишину, которая давила на городок со всех его сторон, где раньше цвели леса и протекали реки.
Люди будто старались игнорировать все свои проблемы, будто отрицали их, и продолжали жить как ни в чем не бывало. Богачи, которым повезло больше всего, закрылись в своих усадьбах с остатками флоры. Средний класс общества выживал как мог — люди шли работать на заводы, которые уничтожали все оставшееся от былой могучести природы; пытались разработать еду, которая не убивала бы их самих изнутри; ломали голову над тем, как снова начать выращивать хоть какой-то урожай на своих землях. А что уж говорить про бедняков — все до единого вымерли, словно животные, или ушли работать на все те же гадившие ужасными отходами фабрики. Школы и университеты, на удивление, продолжали работать, обучать детей и подростков. Забавно то, что люди всячески абстрагировались от проблем, которые сами и создали. Да что уж тут, люди пытались убрать со своих плеч вину за содеянное. И, видимо, это такого нахальства умирающая планета терпеть не стала.
Вернёмся к весеннему дню, который, между прочим, все ещё шёл. Как, кстати, и Кэтрин шла к себе домой, задаваясь вопросом, где ей меньше всего нравится — в школе или дома. В школе девушку поджидала группа издевающихся над ней одноклассников, а дома — отчим в нетрезвом состоянии ума и недобром расположении духа. Из небольшой ранки на виске стекает тонкая струйка крови, неприятно скатываясь по щеке, однако через секунду была вытерта тыльной стороной ладони. Каштановые волосы небрежно вылезают из хлипкого пучка на затылке, который растрепал ветер и тяжёлый учебный день. Старенький портфель висит на хрупкой спине, которая, кажется, вот-вот сломается от тяжести книг внутри. Но только девочка шагает легко, будто с ней вовсе ничего и не произошло, будто джинсы на коленях сами себя порвали, заодно повредив и запачкав кожу кровью. Лёгкий порыв ветра аккуратно огибает маленькую фигурку, словно не желает толкать её. Мимо пробегает чёрная исхудавшая собака, чем-то напоминающая Кэтрин её питомца, так внезапно и безвозвратно пропавшего в один из таких же обычных весенних дней. Из одного дома на другой стороне дороги доносится детский смех и на душе становится тоскливо.
Тяжёлая дверь со скрипом впускает в дом, где, несмотря на отличную погоду, царил холод и своего рода мрак. Кэтрин, стараясь больше не шуметь, проскальзывает в комнату на втором этаже, которая служила ей спальней. Минув все опасности в лице отца, девушка выдыхает, почти бесшумно оседает на жесткую кровать. Сегодня нельзя допустить ни одной ошибки, нельзя оплошать. На этот весенний день запланирован побег из Херндона, из Вирджинии, из Америки. Спасение от издевательств и побоев, от безысходности и тоски, которые стали чем-то обыденным. Нужно дождаться четырёх часов дня, предварительно собрав все вещи и документы, после чего очень тихо и, желательно, незаметно добраться до станции, откуда в пять часов уйдёт последний поезд на этой неделе. Поезд доставит девочку в другой штат, ближайший из всех, с работающим аэропортом, откуда Кэтрин предстоит отправится в Новую Зеландию к своей тёте по маминой линии, чей поиск занял больше месяца. Часы отсчитывают каждую секунду, приближают тот час, который навсегда должен изменить жизнь девочки. За свои шестнадцать лет она повидала много всего, особенно то, чего не должна была. Тревога словно на цыпочках крадется к Кэтрин, словно желает застать ещё врасплох. Просидев больше получаса просто смотря на часы, неумолимо торопившие время, она решает проверить все свои вещи. Документы, перекус, средства для выживания и связи (Америка на пороге войны, как-никак), вещи первой необходимости — все на месте. Паника и тревога получают своё, а секунды до выхода сокращаются. Через окно вылезти не получится, а значит остаётся чёрный вход, откуда можно будет бежать через дворы. Дверь на втором этаже открывается, Кэтрин беззвучно выходит. Казалось, что сердце готово выскочить из груди. Словно оно норовилось это сделать. Из гостиной снизу раздаются звуки футбольного матча, исходящие от телевизора. Отчим. Брат не появлялся дома уже четыре месяца. Осталось выйти наружу и бежать подальше от этого дома. Двери в гостиную нет, диван развернут спинкой ко входу. Половицы не издавали ни звука, пока девочка кралась к своей свободе. Ничего не предвещало беды, пока ручка двери чёрного выхода при повороте не издала скрежет. В тот миг все вокруг замерло. Кэтрин сильно дергает дверь и врывается на задний двор. Отчим, словно озверевший, со страшным ревом вылетает за ней. Тяжесть сумки и условие наличия астмы усугубляют ситуацию, не позволяя девочке перепрыгнуть через забор. Мужская рука хватает её за волосы и тянет назад в ненавистное место. Девочка вырывается, пытается кричать — все безуспешно. Мужчина швыряет падчерицу в стену, а затем прямо на неё летит сумка. Задыхаясь, Кэтрин встаёт на четвереньки, но через секунду отчим пинает её, и та снова пластом ложится на холодный мерзкий пол.
— Какого черта, а?! Сбежать решила?! — мужчина за волосы поднимает падчерицу с полна на колени и оставляет сильную пощечину, которая откидывает Кэтрин в бок. — Я тебе сейчас покажу! — пинок приходится на поясницу. — Сбежать она хочет! Видимо давно как следует не получала! — отползающая в сторону девочка была за шею прижата к стене. Из носа бедняжки шла кровь, на лице появлялись новые синяки, тело болело. Доступ к кислороду был перекрыт, сознание постепенно мутнело. Внезапно землю пронзил толчок. Не на шутку испугавшийся отчим ослабил хватку. Второй толчок, какой-то шум на улице. Рука отпустила тонкую шею Кэтрин, и та упала на пол.
— Что за чертовщина? — недоумевает мужчина. Это был
последний шанс. Последний шанс сбежать.
Последний шанс жить.
Девочка хватает сумку и подскакивает с пола. Волна адреналина помогает пережить боль и двигаться дальше, к свободе. Отчим что-то кричит и происходит третий толчок. Землетрясение набирало обороты и в следующую секунду балка падает прямо на разъяренного отчима, навсегда закрывая его поганый рот. Кэтрин приближается к забору, осталось только его перепрыгнуть и бежать к холму, где можно укрыться от природного катаклизма, и откуда можно добежать до станции поезда. Не останавливаться сейчас было основной задачей девочки и она бежала изо всех сил. Раздался грохот. Воздух стал до невозможности густым и вязким, словно время замедлило свой ход. Хотя, как оказалось, это действительно было так — все предметы вокруг двигались будто в замедленной съёмке. Можно было видеть, как медленно рушились несколько домов, как они проседали и проваливались под землю. Ощущение было не из приятных — как-будто она застряла в мёде или чем-то очень вязком и липком, и не имеела возможности выбраться, а в голове только «когда же это все кончится». Дыхание сперло, ноги стали ватными и невероятно тяжелыми. Голова закипала от всего происходящего. Секундная вспышка и сознание покинуло тело Кэтрин.
Первое из всего, что почувствовала Кэтрин была, на удивление, не боль. Что-то странное щекотило голые участки тела. Дышалось очень легко, а вокруг что-то щебетало и чирикало.
«Неужели я и вправду умерла? Неужели этот кошмар закончился?» — думает она.
Девочка открывает глаза и сразу об этом жалеет. Яркий, но тёплый свет ударяет в глаза и заставляет жмуриться от боли. Ах, вот она, давняя подруга вновь даёт о себе знать. Теперь от неё было не отделаться, ведь, казалось, она пронзала каждый миллиметр тела своими острыми иголками. Порыв очень свежего и приятного ветерка словно укрывает своей приветливостью. Кэтрин пытается встать, но тщетно: бока, ноги, руки, голова — все тело ныло от боли.
«Отлично, — думает она.
— Я понятия не имею где я, что со мной и что мне с этим делать. Кстати, на чем я лежу?» — третья попытка открыть глаза становится успешной. Девочке открывается вид на яркое небо и что-то зелёное вокруг него. Кэтрин смотрит на свое ноющее тело — на коленях краснели пятна крови, многие участки одежды были изорваны. Пальцы девочки ощупывают землю и с удивлением обнаруживают на ней что-то неизвестное, но такое знакомое.
Трава. Голубые глаза распахиваются. Неужели, неужели это трава? Яркая, зелёная, сочная трава, о которой Кэтрин только читала. Восторг накрывает её плотным одеялом, заставляя сердце биться чаще. Но торжество длится недолго, скоро возвращается и боль, и осознание дерьмовости ситуации. Нужно что-то делать, но что? Звать на помощь — сомнительное решение, ведь совсем не известно что тут происходит. И что же остаётся? Тело Кэтрин решает все за нее: сознание вновь ускользает от своей хозяйки. Но перед тем как оно окончательно покинет тело, до слуха доносятся голоса. Кажется, они встревожены.
***
Девочка, которую нашли гулявшие в лесу эльфы, крепко спала. Пять часов прошли быстро. Лекари сделали все возможное — пока гостья из неизвестности была не в сознании, сложно было сказать, что с ней приключилось. Все травмы, которые можно было определить внешне, были устранены.
— Владыка, — склонилась в поклоне следившая за состоянием девочки лекарь. Элронд приветственно кивнул. — Состояние девочки стабильно. Она не просыпалась. Нам неизвестна больше чем половина содержимого сумки, что была при ней, когда её нашли.
— Эльфы, что обнаружили её, где они? — не отводят взгляда от таинственной девочки, мирно посапывавшей в кровати, спрашивает Король.
— Идриль и Миримэ ожидают вашего прибытия в соседней комнате, милорд.
— Когда дитя проснётся, немедленно сообщить мне.
— Как прикажете, Владыка, — склонившись в благодарном поклоне и дожидаясь ухода Короля говорит лекарь.
— Немедленно подготовить почтовую птицу в Лориэн, — приказывает Элронд. — Велите страже прочесать все окрестности: пусть ищут следы вторжения на территорию. Никому ничего не говорить, паника нам не к месту. Лекаря наедине с… Кем бы она ни была, не оставлять. Нам неизвестно,
что может таится за невинной оболочкой, но и жестокого обращения не допускать.
***
— Пеле
ириэн, как наша гостья? — спрашивает бесшумно вошедший эльф. Эллет, что сидела около открытого окна и с тоской смотрела на собирающиеся на небе тучи, вздрогнула и повернулась лицом к мужчине.
— Ох, Менелтор, ты меня испугал, — эллет окинула взглядом спящую девочку. — Честно говоря, попала она сюда в плачевном состоянии: множество ушибов, ссадин и порезов. Колени были разбиты, ладони тоже стерты в кровь. И ещё синяк на скуле. Помимо всего этого, в её сумке, хоть мне и говорили ничего не трогать, я нашла некие бумаги, которые осведомляли обо всех болезнях девочки. Думаю, ей нужен отдых, правильное питание, уход и забота.
— Что за бумаги? Помнишь какие-либо болезни? — хмурится лекарь.
— Названия мне не знакомы, но были описаны симптомы. Например, там говорилось, что бедняжке нужно стараться избегать физической активности почти любого рода, иначе она начнёт задыхаться. Я думаю, эти заключения из госпиталя, ведь на каждом листке стояла подпись лекаря, — наполняя стакан водой говорит Пелеириэн.
— Нечисто тут что-то, — негодует эльф. — Как дитя попало сюда? Дитя ли это вообще?
— Ей всего семнадцать лет, в тех бумагах было написано. Совсем малютка, — пожимая плечами, отвечает эллет. Только Пелеириэн хотела закрыть окно, как порыв прохладного ветра ворвался в комнату и, словно по сигналу, голубые глаза распахнулись. Девичьи ручки сжимают белую простынь, а на лице застывает гримаса страха. Вмиг побледневшие губы шепчут:
— Где я?
— Чш-ш, не переживай, мы тебя не обидим, — аккуратно подходя к кровати говорит Менелтор. — Ты находишься во владениях Короля Элронда, в Ривенделле, в больничном крыле дворца, если быть ещё точнее. Меня зовут Менелтор, а её, — эльф указывает на стоящую позади него напарницу. — Пелеириэн. Мы лекари, хотим убедиться, что с тобой все в порядке, — мужчина бросает взгляд на Пелеириэн и та понимающие кивает. — Позволишь ей осмотреть тебя? — девочка смотрит на лекарей, словно пытаясь понять можно ли им доверять. За окном значительно потемнело, казалось, весь мир ждал ответа девочки. Секунды тянулись вечно, и только когда со стороны гостьи последовал кивок, напряжение в комнате исчезло. Мужчина отправился к Королю, чтобы лично сообщить о том, что девочка очнулась.
Через десять минут с расспросами о самочувствии Кэтрин было покончено и в комнату вошёл Менелтор. Эллет сразу подошла к другу, чтобы узнать, что передал Владыка. За время всего разговора двух людей Кэтрин не смогла разобрать ни одного их слова. Они говорили на каком-то неизвестном ей языке. И когда они закончили, Пелеириэн вернулась к сидевшей на постели девочке.
— Король в скором времени навестит тебя, а до тех пор отдыхай. У тебя жар.
— Но я уже достаточно отдохнула, — возмущается она.
— То, что ты проспала целые сутки не делает тебя достаточно отдохнувшей. — отвечает мужчина.
— Но я даже не представляю где я нахожусь, а Король, видимо, единственный, кто сможет дать мне ответы на все вопросы. Или вы сможете мне помочь? — лекари переглянулись, а затем вновь начали говорить на своём языке. Даже не зная этого языка, можно было понять, что незнакомцы не знали как правильно поступить. Спустя несколько минут они пришли к общему выводу.
— Владыка ответит на все твои вопросы, мы, к сожалению, не имеем права. — спокойно говорит мужчина. — А теперь тебе стоит поесть и отдохнуть.
