Когда художник влюблен

Где-то среди тысяч мерцающих комет и инопланетных спутников, среди россыпи галактик и бесконечности черных дыр, в глубине звенящего космоса только одна звезда отдавалась перестуком сердца, пронизывала бледным светом кожу, оставляла на пальцах серебристую пыльцу и ледяные колючие ожоги. Тэн чувствовал неуловимое пульсирование – будто снежинку в ладонь поймал – и брал в руки карандаш, чтобы вскрыть, выплеснуть, вырисовать то, что внутри немилосердно жгло и мешало дышать. Казалось, морозный воздух раскрашивал узорами легкие, оставляя невесомые блестящие фракталы – острые, опасные, будто тончайшие лезвия, которыми полоснешь невзначай – и даже не увидишь сначала, а потом истечешь кровью, медленно, мучительно, сладко, да так, что никто и не заметит, пока не скажешь. Пока не вывернешь себя наизнанку, не закричишь во всю глотку отчаянно, надрывно, горько – молча. Только карандашом по бумаге скользя, бездумно чертя изящные линии. Где-то среди миллионов неизведанных планет и вспыхивающих солнц, среди насыщенного гула космических кораблей, в застывшей бархатной тьме лишь одна звезда била под дых, заставляла хватать ртом воздух, захлебываться беззвучными рыданиями и штрих за штрихом оставлять на белых листах собственную распущенную на шелковые нити душу. Бисеринками порванных бус, раскрошенными драгоценными камнями, незаметными каплями дождя – солеными, горячими – по скуле, на пальцы – и кляксой на графитовый набросок. Тэн никогда не плакал. Просто глаза слезились от усталости, напряжения, тусклой лампы. Он никогда не плакал. Просто горло саднило от кофе, ветра, забытого шарфа. Где-то среди миллиардов новых лун и сгорающих астероидов, среди сверкающей пыли и неясных туманностей, в звенящей обволакивающей тишине всего одна звезда прожигала до самого нутра, вырывала из удушливого круговорота мыслей, чтобы неожиданно – и наотмашь: – Не спишь? – теплой улыбкой, хриплым голосом – ножом куда-то под ребра. Бешеным шумом в ушах, горящим пламенем, песками пустыни, переливающимся миражом, спасительным глотком воды, вихрем, взрывом, шелестом осыпающихся осколков. – Лукас, можно я тебя нарисую? Знакомым покалыванием. – Конечно, можно, – ласковым взглядом. И вместо снежинки – звездой на ладони.