Мисси Маки Кэт

      В половине девятого мистер Дурсль взял свой портфель, клюнул миссис Дурсль в щеку и попытался на прощанье поцеловать Дадли, но промахнулся, потому что Дадли впал в ярость, что с ним происходило довольно часто. Он раскачивался взад-вперед на стульчике, ловко выуживал из тарелки кашу и заляпывал ею стены. — Ух, ты моя крошка, — со смехом выдавил из себя мистер Дурсль, выходя из дома. Он сел в машину и выехал со двора. На углу улицы мистер Дурсль заметил, что происходит что-то странное, — на тротуаре стояла кошка и внимательно изучала лежащую перед ней карту. В первую секунду мистер Дурсль даже не понял, что именно он увидел, но затем, уже миновав кошку, затормозил и резко оглянулся. На углу Тисовой улицы действительно стояла полосатая кошка, но никакой карты видно не было. — И привидится же такое! — буркнул мистер Дурсль. Наверное, во всем были виноваты мрачное утро и тусклый свет фонаря. На всякий случай мистер Дурсль закрыл глаза, потом открыл их и уставился на кошку. А кошка уставилась на него. Мистер Дурсль отвернулся и поехал дальше, продолжая следить за кошкой в зеркало заднего вида. Он заметил, что кошка читает табличку, на которой написано «Тисовая улица». Нет, конечно же не читает, поспешно поправил он самого себя, а просто смотрит на табличку. Ведь кошки не умеют читать — равно как и изучать карты.       Минерва МакГонагалл, а это вне всяких сомнений была она, недовольно хмыкнула и поджала губы. Точнее она бы сделала так, если бы не была кошкой, непременно бы сделала!       Она проводила строгим взглядом удаляющуюся машину и вновь обернулась в дому номер 4 по Тисовой улице. Ей совсем не понравился этот дом и она с беспокойством подумала о маленьком мальчике, которому предстоит провести здесь долгие годы. В этот момент профессор очень обрадовалась, что была кошкой, потому что если бы это было не так, она бы непременно заплакала, а плакать она не любила.       Еще одним ее однозначным достоинством было терпение и выдержка, позволявшие воздерживаться от поспешных выводов и необдуманных поступков. А посему, она решила дать этим людям еще один шанс.

***

      — Вы не оставите мальчика у этих людей, Дамблдор! — злобно сверкая глазами за стеклами аккуратных маленьких очков, Минерва сидела на каменной ограде сложив руки на груди. — Полно Вам, профессор. Эти люди его родственники, ему здесь будет… — Я наблюдала за ними весь день, директор! И встречать людей более неприятных и далеких от нас, мне еще не доводилось! А уж их сын… — здесь она взмахнула руками и словно сама себе удивившись резко вдохнула и замолчала, — профессор, оставить юного Поттера здесь это почти преступление против магического мира! — Вы слишком сгущаете краски, моя дорогая. Лимонную дольку? — директор подобрал полы серебряной мантии и уселся рядом. — Нет, спасибо. — МакГонагалл поджала губы и отвернулась от Дамблдора. — Почему бы не отдать его в другую магическую семью? Я уверена Андромеда или… — Возможно сейчас мое решение и кажется странным, но воспитываясь здесь, вдали от нашего мира, вдали от магии, слава «выжившего мальчика» не будет опережать его личность, он вырастет скромным и милым ребенком. — Если вы беспокоитесь о воспитании, то я бы могла… — Нет. — Альбус бросил пустые попытки разлепить две намертво приклеившиеся друг к другу лимонные сладости и положил в рот сразу две половинки. — Гарри Поттер останется в этом доме и будет расти здесь до своего одиннадцатилетия, это понятно? Я не выношу этот вопрос на обсуждение, Минерва. Ты и знать то про это не должна была, на раз уж ты здесь… Почему бы тебе не пойти праздновать с остальными? Вместо того, чтобы сидеть здесь как каменная статуя и пытаться переубедить меня в том, что не подвергается сомнению и вопросу. — Я поняла Вас, Альбус. — Минерва МакГонагалл сидела прямо, словно проглотила крестовину, и смотрела ровно перед собой. — Я с Вами совершенно не согласна. Если Вы оставите ребенка здесь, я даже не уверена, что он доживет до одиннадцатилетия. За свой талант и магию здесь он не получит ничего кроме упреков. Вы ошибаетесь, Альбус.       Директор школы Хогвартс внимательно посмотрел на своего заместителя — раньше у них не возникало споров и по менее значимым вопросам, она принимала его точку зрения даже в самых незначительных и мелких деталях. — Возможно, что сейчас ты просто не сможешь понять меня и принять мое решение, но менять я его не хочу, не могу и не буду. — Что же… боюсь, что в этом случае… — О, а вот и они. — Они? — в этот момент полную, почти липкую тишину маленького городка нарушил рев мотора и вскоре одна из звезд на небе начала стремительно увеличиваться, пока не превратилась, наконец, в огромный летающий мотоцикл и в не менее огромного мужчину, сидящего на нем и прижимающего к груди грязно-белый сверток. — Хагрид? — МакГонагалл даже не пыталась скрыть своего искреннего изумления по поводу появления здесь школьного лесничего, — Что ты здесь делаешь? И откуда у тебя это ужасное и незаконное изобретение юного Сириуса Блэка?! — Профессор! Вот уж не ожидал Вас здесь встретить! Я ж, это думал, что это миссия секретная. Я когда Гарри, Сириус, развалины, со-мтр-ее… — здесь членораздельная речь закончилась, так как великан спрятал свое лицо в огромном носовом платке, больше похожем на простыню. — Гарри, Сириус… погодите… это Гарри?! — МакГонагалл в ужасе посмотрела на маленький сверток на руках Хагрида и перевела на Альбуса потрясенный взгляд. — Разумно ли было доверить… Но директор, проигнорировав Минерву протянул руки и забрал сверток из рук Хагрида. — О, малыш Гарри, — он вытащил письмо из складок своей мантии и вложил внутрь свертка, — во всем мире не будет ни одного ребенка, который не будет знать твоего имени…       Три человека сделали несколько шагов по темной улице. Ведьма развернулась и замедлив шаг, на секунду поджала губы и покачала головой, прежде чем исчезнуть с тихим хлопком, эхом разнесшимся среди ровных однотипных домов пригорода. Мальчик заплакал.