Львиный стриптиз

Она смотрела прямо в его глаза и не могла оторвать взгляда. Черт. Темно-карие, как ее любимый горький шоколад. -Так я могу зайти? Она мотнула головой и отошла от двери. -Да, пожалуйста, проходите. -‎Проходите? — Его левая бровь поползла вверх и на лице показалась львиная ухмылка. Рима отвела взгляд, упираясь им в нелепые носки с утками. «Что за детский сад, Рима» — прошептал внутренний голос, и она почти застонала от бессилия. -Тебе восемнадцать хоть есть? — Он скинул с плеча спортивную сумку и расстегнул лёгкую ветровку. -‎Есть, — Пискнула это так неуверенно, что ухмылка на его лице стала ещё шире. -‎Паспорт покажешь? — Он оперся о дверной косяк и сложил руки на груди. -‎Хватит и того, что я внесла платеж! -‎Какие мы резкие! — Поднял руки и щелкнул её по носу, улыбаясь широко и ярко. Рима отшатнулась и нахмурилась, трижды прокляв свое решение позвонить по блядской визитке. «Фи, как некультурно мы выражаемся, Римочка» — зашипел внутренний голос, и она прокляла и его тоже. Руки тупо потели и девушка уже честно заколебалась вытирать их о новенькие чёрные лосины, как-то чересчур обтягивающие ноги. Она перевела взгляд на парня, снимающего обувь, после опустив взгляд на собственную грудь. Насколько тупо будет прямо сейчас отлучиться в комнату за лифчиком, а потом прошествовать с ним в ванну — единственную комнату с замком? Явно чересчур. Рима краснеет с головы до пят и нервно прикусывает губы. -Может присядешь уже? — Парень демонстративно поставил на тумбочку колонку и ждал, оперевшись спиной на шкафчик. «В котором лежат мои лифчики!» — Рима почти завизжала от негодования. -Вы очень быстро приехали! — воскликнула она, хрустнув косточками, и продолжила прожигать в парне дыру. -‎Мы работаем оперативно, — не обратив внимания на укор девушки, ответил парень и продолжил выжидающе смотреть. Рима сложила руки на груди настолько высоко, насколько это было возможно, чтобы было не заметно есть на ней лифчик или нет. «И вообще. Как будто он девушек без лифчика не видел» — Рима махнула головой, но руки никуда не убрала. -Оперативно, — покривлялась она. -‎Что? -‎Ничего, — Она развернулась, сияя улыбкой и, перепрыгнув через спинку дивана, уселась. — И как тебя зовут? -‎О, мы на ты перешли. Рима только молчаливо смотрела на парня, в душе ещё пару раз прокляв свое решение. -Симба. Можешь звать меня Симба. Глаза девушки округлились. -Си…симба? -Она закусила нижнюю губу, прикрыла глаза и нервно затряслась, перед этим предусмотрительно согнувшись — Симба! Аур! — Закричала она и снова согнулась в новом приступе. -Аур! — из последних сил выдавила из себя рык и, слишком сильно наклонившись, сделала кувырок вперёд. То есть прямо на пол. То есть прямо под ноги горе-стриптизера. -‎Ауч, — Она пискнула и посмотрела наверх. -‎Насмеялась? Рима закрыла руками лицо, чувствуя, как проступают от смеха слезы, посмотрела на лицо парня, очертила его взглядом и кивнула. -‎На год вперёд! — Уверенно воскликнула Рима, поднимаясь и садясь обратно на диван. На самом деле ее еще душили мелкие приступы смеха, а где-то в голове аукалось это глупое «Аур», вызывающее судороги, — Можешь приступать, Симба, — Она приподняла брови и опустила их несколько раз. Черт возьми, Рима впервые так открыто насмехалась над незнакомым человеком. Парень включает песню, и девушка застывает, улавливая знакомые мотивы. -Slide? -‎Да, -кивает парень. — Не нравится? — Он выглядел так воинственно, что девушка еле сдержалась от нового приступа смеха. -‎Нравится, очень, — Рима тянет почти закатывая глаза от удовольствия. Черт возьми с недавних пор это её любимая песня. Стриптиз под любимую песню. Что может быть лучше? Парень тянется к белоснежной рубашке и неспеша отстегивает запонки, и они со звоном падают на паркетный пол. Верхние пуговицы уже расстегнуты, и ему осталось только четыре. «Пять» Пять пуговиц. И Рима внимательно следит за тем, чтобы они были расстегнуты. Парень задирает низ рубашки, приподнимает ее, медленно поднимает руку вместе с тканью вверх. Ткань выскальзывает из плена и опускается вниз. Очень медленно, в такт песне он поднимает руку, оглаживая тело через рубашку. Неспеша расстегивает одну за другой пуговицы. Парень оставляет последнюю и запускает руку в волосы, откидывая их назад, взгляд Римы идёт вслед за рукой. И она чувствует себя полной дурой, потому что не может отвести взгляд. И он смотрит на неё. Насмешливо, с прищуром, но девушка только сглатывает, когда он ведет ладонью по телу, когда задевает пряжку ремня, когда расстегивает последнюю пуговицу. Парень не скидывает рубашку на пол, не бросает в другой конец комнаты, даже плечом не ведет, оставляет ткань на себе. Девушка ведет взглядом вдоль груди парня, вдоль пресса. И она просто обязана признать, что с рубашкой даже лучше. Смугловатая кожа хорошо с ней контрастирует. Закусывает губу, потому что это куда лучше, чем просто хорошо. Очень хорошо. И он знает это. Потому что выглядит слишком самодовольно. Но это хорошо. Даже с этой ухмылкой. С ней даже лучше. Он подходит на несколько шагов- и это определённо та дистанция, которую не стоило нарушать, потому что она может слышать его дыхание. Значит он может услышать её. А она черт возьми дышит очень, очень часто. Где-то на задворках разума она делает себе пометку: ввести номер в список контактов, потому что теперь, зная насколько это… Она даже не может придумать слово. Теперь она не сможет от этого отказаться. Она кажется самой себе загнанной в маленький угол, потому что ей тесно. Но он подходит ближе. И девушка становится похожа на маленькую мышку, в лапах хищника. Спинка дивана уже как-то неестественно сильно вжимается в плечи, но Рима продолжает отступать. «Словно тебе есть куда!» — верещит внутренний голос. Рима поднимает голову, чтобы посмотреть парню в глаза, и старается не опускать ее, потому что у нее достаточно хорошее зрение, чтобы видеть то, что у нее прямо под носом. И не то, чтобы она была сильно против, но рассматривать чей-то пресс в то время, как его обладатель насмехается — довольно проблематично. Он смотрит ей прямо в глаза и улыбается. Невинно, словно и не он сейчас ведет бедрами в «танце» прямо перед ней. Рима прокручивает у себя в голове, как сказать ему танцевать чуть подальше, потому что видит бог, она не выживет, если он продолжит раздеваться ну…вот прямо здесь. В ее голове пусто, и девушка растворяется в музыке, в нем, и в этих чертовых шоколадных глазах. -Эм, — она мычит так нескладно, что он продолжает, не обращая на нее внимания. Рубашка наконец соскальзывает с его плеч, и она как последняя дура ловит ее. Упирается взглядом в свои же ноги, и дотрагивается до пресса парня, жмет. -Отойди…немного…пожалуйста. — И сама понимает, насколько жалко это звучит. Музыка переключается, и Рима вздрагивает, отшатывается вместе с рубашкой парня, убирая наконец пальцы от разгоряченной кожи. Подушечки пальцев горят, и она всерьез думает о том, что ей нужно всунуть их под холодную воду, иначе сегодня же на них будут красоваться ожоги. Парень тянется к колонке, но Рима хватает его за запястье и неуклюже тянет на себя. -Не нужно. Эта мне тоже нравится. — Она прикусывает нижнюю губу, облизывает ее и глубоко вдыхает, чтобы выдохнуть. Ее прежде горячее дыхание почему-то холодит губу, и по телу расходятся мурашки. -Рома, — он говорит на выдохе, когда отходит от нее на шаг. Говорит прямо перед тем, как положить свою ладонь на то место, где она касалась его кожи. До Римы не сразу доходит, что она вообще сейчас услышала, и только через несколько секунд она осознает, что парень произнес свое имя. Она переводит взгляд то на лицо Ромы, то на его ладонь, лежащую на животе и не может определиться, куда ей смотреть, потому что он все равно слишком близко. Решение находится очень быстро, примерно тогда, когда парень решает очертить пряжку ремня кончиками пальцем. Рима смотрит на то, как парень аккуратно проходится по холодному металлу, и рвано выдыхает, по какой-то причине мурашки проходят по ее телу, она смотрит на его пальцы, не отрываясь, и боится лишний раз пошевелиться, словно от лишнего вдоха он может взять и уйти. Не поднимая головы, она ловит его взгляд, и тихо пищит, прижимая ноги к груди, и продолжая следить за его пальцами. Вторая рука тоже спускается к ремню и слегка оттягивает, чтобы расстегнуть, пряжка звенит. В любом случае в ее голове стоит такой дикий гул, что она не уделяет этому много внимания. И он расстегивает его. Она видит, как парень тянется к пуговице, но также стремительно убирает пальцы, и Рима закусывает губу, только чтобы из нее не вырвалось лишних звуков. Черт, как будто это возможно. Рома ведет корпусом, выписывая прямо перед ней какие-то движения, но все что она может видеть это его чертова обнаженная грудь и почти расстегнутые брюки. Парень садиться на пол, разводя колени ладонями, и нахально улыбается, видя жадные глаза девушки. Рима не отводит взгляд от его ног, она обводит взглядом бедра, поджатые икры и стопы, и возвращается назад по тому же маршруту, переводя взгляд на пах парня. На брюках виден бугорок, и Рима сглатывает, пытаясь отвести взгляд, но натыкается только на глаза парня. Он наклоняет голову, и она видит, как дергается его кадык, когда парень сглатывает. Руками скользит по животу и груди, плавно спускаясь к пуговице штанов и, не прерывая зрительного контакта одной рукой расстегивает ее. Проделывает то же самое с молнией, и Рима может поклясться, что слышит его облегченный вдох. Девушка выпрямляет ноги, потому что их, кажется, сводит судорога. -На счет оперативности ты, конечно, очень сильно соврал, — она тянет каждое слово, выдавливает его из себя, вытирая ладони о ткань майки. -В этом прелесть приватного танца, — он произносит, не останавливая своих рук, которые гуляют по телу. Голос отдается эхом, а песня начинает слышаться словно через воду. Словно Рима с головой ушла под океанские толщи. Ощущения были те же. Рома не спешит. Даже не собирается. Ему доставляет удовольствие издеваться, по крайней мере так кажется Риме. Он дразнит ее. Дразнит взглядом, руками, и тихими вздохами. И она, как щенок на цепи, ведется на провокацию. Она прямо сейчас готова спуститься на пол, и провести ладонью по его телу, там, где он только что касался сам себя. И ей кажется это безумием. Крышесносным. Девушка тяжело вздыхает и на мгновение опускает взгляд на пальцы, которыми она касалась поджарого, накачанного парня. И они все еще горят, но она хочет, чтобы они горели и дальше. Рима обводит взглядом его тело, и в ее мыслях рождаются образы того, что она хочет сделать. Она хочет огладить его щеку, почувствовать щетину, которая колола бы ее ладони не хуже чем шипы роз, хотела бы спуститься ладонью по его шее, ниже. Она хотела сама расстегнуть уже расстегнутые брюки, и боже помоги ей, она бы сделала это совсем не руками. Ее лицо алеет, словно можно покраснеть еще больше. И он, наблюдая за ее выражением лица, за пустыми глазами, за быстро вздымающейся грудью, наслаждается тем, что видит. Он доволен собой. Рома усмехается, опуская взгляд на брюки. Ему даже не потребовалось снимать их себя, чтобы свести эту девчонку с ума. Она уже готова ко всему, что бы он ни предложил. Как обычно. И он мягко смеется, вырывая ее из далеких мыслей. -Неужели настолько хорош? — Он поднимется неспеша, выскальзывает из брюк, и Рима не знает: куда деть собственный взгляд. -Да, — смотрит прямо ему в глаза и поднимается, подходя ближе. — Очень, — Она дотрагивается до груди, ведет ладонью там, где должна проходить белая линия, там, где хирург делает ровный прямой разрез, она царапает его ногтем прямо по линии, словно видит ее. Проводит пальцем до самой кромки боксерок. -Танцоров нельзя касаться, — он тянет неуверенно и сам приближается, сам тянется за ладонью, когда она убирает ее себе за спину. -Ладно, — Рима произносит быстро и пожимает плечами. Он скрипит зубами и хватает ее за талию. -Ты играешь не по правилам! — Рома возмущенно кривится, перед тем как поцеловать ее в неприкрытое тканью плечо. Образ рушится. -Прости, — она льнет к нему и мягко посмеивается в ответ на наигранное возмущение. — Ты сам затеял эту игру, я вообще была не в курсе, что у нас есть правила. -Правила всегда есть, — он хмыкает, перед тем как приподнимает ее и заставляет обвить себя ногами. — Ты без лифчика? — Он ухмыляется, целуя в ключицу, шею, прикусывает ее подбородок и с особым наслаждением замечает, что она снова покраснела. -Кое-кто заявился слишком рано. И стриптизер из тебя- никакущий. -Из меня-то? — Парень приподнимает ее на руках и прикусывает нежную кожу возле груди — Не врала бы. Я- твой личный стриптизер. Что куда важнее качества моего танца. -Может побреешься? Щекотно вообще-то! -Ну уж нет, — парень прижимает ее спиной к стене и кусает за нижнюю губу, оттягивая, поднимает левую бровь и растягивает губы в улыбке. Рома втягивает ее в поцелуй, проводит языком по верхнему небу, обводит зубы, сталкиваясь с чужим языком, она шумно втягивает воздух через нос и зарывается в его волосы ладонями, оттягивает. И отстраняется, ощущая металлический привкус. -Ты прокусил мне губу? — она хмурит брови и пытается отдышаться. Рома лишь молчаливо улыбается и, поддерживая ее одной рукой, пытается стянуть майку. -И все-таки, тебе стоило надеть чертов лифчик. — Он смотрит на нее безумным взглядом, и Рима откидывает голову на стену, открывая ему шею для поцелуев. Рома смотрит на нее, ухмыляясь. Сегодня он собой доволен. Можно и чаще устраивать такие представления. -Госпожа Рима дает мне поцеловать свою нежную шейку? — И он этим пользуется, прикусывает кожу и чувствует пульсацию артерии под своими губами. Ему на глаза попадается несколько родинок и он немедля выцеловывает каждую из тех, что складывается в его собственное созвездие. -Как я связалась с таким фетишистом? — Рима тянет это, но в ее голосе не слышно ни грамма сожаления. Она еще сильнее откидывает голову и тихо постанывает. -Кто виноват. что у тебя на шее четырнадцать прекрасных родинок, — он басисто смеется, оставляя шею в покое. Ладонью гладит Риму по щеке, и снова целует, опускает ладонь к груди и оглаживает, сжимает, он опускает ее ноги на пол, поддерживая за талию. Парень спускается мелкими поцелуями с яремной ямки к ключицам и ниже. Рома поднимает глаза и ловит расфокусированный взгляд Римы. -Чудесная, — на выдохе шепчет он, продолжая сладкую пытку, опускается ниже, целует под грудью, очерчивая ребра, языком спускается к животу, оставляя мокрый след, дует на него, посылая по ее телу разряды, и они пронизывают ее. Рима хватается за его плечи и тянет вверх. -Хватит. Не надразнился еще? — Он крутит головой, а Рима не может оторваться от его глаз. -Снова залипла на глазах? — Он смеется, жмурится от удовольствия, льнет к ней, и Рима чувствует его возбуждение. Тянется рукой к паху, но он перехватывает ее ладонь и целует, поднося ее к своему лицу. — Сначала нам следует избавиться от лишней одежды, — он оттягивает резинку ее лосин, а затем отпускает, с удовольствием замечая дрожь ее тела, которая возникла после небольшого щелчка ткани. С лосинами они расправляются быстро, не заботясь ни об их сохранности, ни о том, в каком виде они были откинуты Роме за спину. Парень тянется рукой к трусикам, оглаживает ткань пальцами, заставляя Риму вжиматься в стенку, а потом так же льнуть к нему, идти за его ладонью, пытаясь увеличить продолжительность касания. Пытаясь удержать его касание на себе. Голова гудит, и они уже не слышат музыку, играющую где-то на фоне. Рома опускается, оттягивает край трусиков и целует девушку в выступающую косточку. Двигается вниз, целует внутреннюю сторону бедра, и не переставая заглядывает ей в глаза, вызывая раз за разом тихие вздохи. -Не кусай губы, — он говорит тихо, но она слышит, прекращая терзать и без того кровоточащую губу. Рома поднимается, и сам прикладывает ее ладонь к члену. — Теперь можно. Она дотрагивается неспеша, неловко, словно мнется и сомневается, но затем обхватывает, укладывая свою голову Роме на плечо. Рима целует его куда-то в шею, пока обводит пальцами головку, оглаживает ее и слышит рваные выдохи на своей спине. Ладонь проходится по длине, задевает ногтями мошонку и вновь поднимается вверх к головке. Девушка расслабляется и кладет вторую руку на плечо парня, гладит затылок и продолжает целовать. Ей жарко, и думается, что стоило бы проветрить, чтобы дышалось легче, но она откидывает саму идею отстранится от парня, и льнет к нему еще сильнее. -Вряд ли смогу продержаться дольше, — он останавливает ее руку, подхватывает под бедра и она снова обвивает его, сразу после того, как трусики падают на пол. Она складывает ладони в замок, приподнимается. — Черт, — он выдыхает, прикусывает плечо и входит.- Нам стоило открыть окно, — шипит, нависая, заставляет Риму засмеяться. Мышцы девушки сокращаются, и он хочет проклясть сам себя, за такую несвоевременную фразу, потому что теперь ему стало еще жарче, словно бы это вообще было возможно. Ему тесно и горячо. Он мажет лихорадочными поцелуями за ухом, почти царапая себя ее серьгой, по виску, щеке, переносице. Рома словно ищет. И находит. Она приподнимается, опираясь на его плечи, и опускается, еще ниже чем была прежде, еще теснее. Он помогает ей, обхватив за талию, но дает свободу действий. Рима проявляет небывалое рвение. Его тело сводит судорогой, но ощущается это так далеко и нежно, что он думает об этом скорее как о дополнительном способе получения удовольствия. На этот раз она сама прикусывает его губы, терзает, двигаясь. Из нее вырываются стоны, и он с радостью перехватывает их очередным поцелуем. Раз за разом. Одна из ладоней передвигается на спину Римы и оглаживает, он подводит ее к лицу и убирает прилипшие ко лбу волосы. И девушка кажется ему такой же великолепной, как и прежде, но все-таки в сотню раз лучше. «Словно это возможно». Он довольно противоречив. Рима не против. -Стой, стой, притормози, — он лихорадочно шепчет ей в ухо, но она только ухмыляется, продолжая двигаться, продолжая оставлять следы от ногтей на его плечах. И Рома точно знает, что она сама будет корить себя за отметины, когда сядет их обрабатывать. Но сейчас он слишком отвлечен, чтобы вообще замечать то, что на нем есть эти отметины. — Притормози, — стонет он, пытаясь замедлить. «Не останавливай» — вот то, что шепчет ему внутренний голос, и Рома соглашается, сам помогая девушке насаживаться. И они продолжают. Продолжают до тех пор, пока она не сжимает пальцы на ногах с такой силой, что они белеют, она опускает одну ногу, но ее все еще потряхивает. И она в каком-то совершенном безумии пытается ухватить хоть каплю воздуха. Продолжают до тех пор, пока его самого не потряхивает, и он не сковывает ее. Он с такой силой сдавливает ее ладонями, что на бедрах остаются следы. Она не станет обращать на это внимания. Но Рома сделает это сам. И они оба будут считать себя до придури виноватыми, пока кто-нибудь из них снова не оставит визитку с «Львиным стриптизом» на кухонном столике.