***
Юки стоял у окна, выкуривая вторую сигарету. За окном грустила осень, заражая своей меланхолией не только людей, но и природу. Деревья склонили ветки, будто скорбели об утерянном лете. В открытое окно врывался промозглый ветер, оглаживая голые ступни Мафую и мягко ложась на обнажённые плечи его возлюбленного. — Юки, холодно. Юноша забрался с ногами на стул, натягивая огромную толстовку, которая когда-то принадлежала его парню, на колени, пытаясь укрыться от холода, но ступни спасти не удавалось — остывший воздух прикасался к ним, заставляя тело трястись от прохлады. Юки потушил сигарету о пепельницу и развернулся к Мафую лицом, смотря на него с такой нежностью, что на секунду тому показалось, будто в комнате наступила весна. Закрыв окно, Юки подошёл к Сато, прижимая его голову к своему горячему животу. — А мне совсем не холодно, — прошептал Йошида и отпустил возлюбленного. — Давай согрею. Парень опустился на корточки перед Мафую и обнял своими горячими ладонями холодные ступни, из-за чего тот даже прикрыл глаза — мурашки побежали по коже, разгоняя тепло по телу. — Ледяные, — удивился Юки, поглядывая исподлобья на Сато. — Прости, заморозил тебя совсем. Мафую приоткрыл один глаз и улыбнулся, разглядывая лицо Юки, который виновато смотрел на него. Йошида всегда был таким: оставлял за собой беспорядок, открытое окно, недопитый кофе, но стоило Мафую указать ему на это, то на его лице появлялась виноватая улыбка, а в глазах загорался огонёк, будто он так ждал этих слов, потому что Сато не упрекал, а заботился о нём. Поэтому беспорядок всегда был убран, окно — закрыто, а кружка с недопитым кофе — вымыта. — Ты нервничаешь, — совсем тихо сказал Мафую, будто боялся, что его слова пошатнут мирок, укутавший их. — Снова много куришь. Что-то случилось? Сато придвинулся ближе к Юки и оставил на его губах практически невесомый поцелуй со вкусом беспокойства. Йошида прикрыл глаза и улыбнулся. — Всё хорошо, просто осенью всегда так хочется курить.***
Осенью хочется тепла; осень не хочет страдать одна. Осенью всегда так хочется курить. Мафую тенью двигался по улицам и думал о Юки, который настолько его любил, что даже не хотел делиться своими эмоциями, которые осколками осели на его сердце. Неужели он боялся быть непонятым и осуждённым? Но тогда почему он так поступил и сбросил эту участь на Сато, прибавляя одиночество и вселенскую тоску? Мафую никогда бы не стал осуждать Юки, даже сейчас, когда тот оставил его одного. Парню пришлось записаться к психотерапевту, потому что тело больше не справлялось держать всё в себе, а разум устал от ночных кошмаров. Мафую желал ничего не чувствовать, поэтому был рад, что ему выписали таблетки.***
Зима подкралась незаметно, словно зверь, поджидая свою жертву за деревом и неожиданно набрасываясь на неё. Мафую не любил зиму, потому что замерзал в разы сильнее и быстрее. Но эту зиму Мафую больше, чем не любил — он её ненавидел. Юки совсем замкнулся в себе, витая в собственных мыслях. Сато чувствовал, как по венам его парня текла тревога, о которой он молчал. Они прогуливались по пустынному парку, наблюдая за падающим снегом. Сато повернул голову в сторону Юки — его лицо было напряжено, а снежинки путались в окрашенных волосах. Йошида крепко сжимал ладонь Мафую в своей и смотрел себе под ноги. — Мафую, как думаешь, когда человек исчезает, о нём долго помнят, или он растворяется в памяти через какое-то время, как и этот снег растает с приходом весны? Сато резко остановился и немного пошатнулся, так как Юки не заметил этого и потянул его за руку. Парень обернулся и вздохнул, сталкиваясь с нахмуренными бровями Мафую. — Юки, что происходит? — Сато зол, поэтому Юки начал гладить пальцами костяшки на его холодной ладони. — Пожалуйста, расскажи мне, что тебя тревожит, почему ты так говоришь? Плечи Сато опустились, морщинка между бровей разгладилась, а взгляд стал стеклянным, будто юноша готов был расплакаться. Йошида напрягся, потому что больше всего не свете он боялся причинить Мафую боль. — Хэй, ты чего? Пожалуйста, не смотри на меня так, — он виновато улыбнулся (как обычно) и порывисто обнял возлюбленного, зарываясь носом в холодных волосах. — Запомни раз и навсегда: никто не достоин твоих слёз. Ни я, ни кто-либо. Мафую расслабился в любимых объятиях, которые являлись для него домом, миром, жизнью и уткнулся лбом в грудь Юки. Юноша хотел сказать, как же он любил Йошиду, но ему помешали — в затылок прилетел снежок. Он успел только воскликнуть: «Ой», — когда комок холодного и колючего снега теперь пришёлся по левой щеке, словно ему влепили болючую пощёчину. Лицо Юки изменилось тотчас и, кажется, Сато больше испугался того, как переменился его возлюбленный, а не какого-то незнакомца, устроившего им снежный обстрел. Объятия Юки сменились на объятия морозного воздуха. — Ты что, блять, себе позволяешь? — Чуть ли не рычал Йошида, направляясь к парню, который лепил в руках очередной снежок. — Юки, — испуганным голосом прошептал Мафую — голос будто сел. — Что позволяете себе вы? — Зло спросил незнакомец и скривился от отвращения. — Вы, два парня, сюсюкаетесь в парке среди белого дня — это ненормально. Извращенцы! — А наблюдать за чужими людьми, думаешь, в порядке вещей? — Задал вопрос Йошида и Сато заметил, как его ладони сжались в кулак. — Да я бы вас всех в психушке закрыл! Грязные педики! К Сато вернулся голос, который вырвался из его глотки негромким вскриком. Юки сорвался — из его души начала бить злость, словно грязный фонтан. Юки больше не был парнем с виноватой улыбкой. Йошида схватил одной рукой парня за воротник куртки, а второй начал наносить ему удары по лицу. Тот даже не сопротивлялся, видимо, не ожидая, что так разозлит одного их этих «ненормальных». Мафую испугался, когда по округе раздался чужой выкрик. Он заметил, как снег начал окрашиваться в красный, и кинулся к Юки, хватая его за плечи и руки. — Юки, ты делаешь ему больно! — Кричал Сато. — Юки, остановись! Мафую закрыл лицо руками и осел на землю, громко заплакав. Он испугался, ему было страшно, что его Юки стал таким. Йошида замер, выпучив глаза — агрессия сменилась беспокойством, беспокойством за то, что своим порывом напугал возлюбленного. Незнакомец также опустился на снег, пытаясь прийти в себя. Юки медленно развернулся к Мафую, который заплаканными и испуганными глазами смотрел на кровавое лицо парня, и протянул к нему руку, осквернённую чужой кровью. Сато будто его не замечал: он проигнорировал протянутую ладонь, поднялся и подошёл к пострадавшему, желая помочь тому подняться, но его грубо оттолкнули и грязно обозвали. Плечи Юки напряглись и он снова бы напал на человека, но Мафую схватил его за запястье, возвращая в реальность. — Уходим, Юки. Он в состоянии сам вызвать скорую. Йошида чувствовал, как трясло Сато, чувствовал и ненавидел себя за это. . . . Юки сидел на бортике ванны, пока Мафую оттирал с его рук чужую кровь и обрабатывал треснувшуюся кожу на костяшках. Его губы были закусаны, а глаза опущены. Он не говорил и не смотрел на Йошиду всю дорогу до дома, пока тот разглядывал его, пытаясь уловить хоть какую-нибудь эмоцию. В прихожей тикали часы, а сердце Сато разрывалось, потому что он хотел понять, что происходило с его когда-то улыбчивым Юки. — Мафую... — Зачем ты это сделал? — Сдавлено прошептал юноша и поднял глаза. — Он сделал тебе больно. Мафую разглядывал любимое лицо напротив — каждые складочки и родинки на коже — и его ощутимо передернуло, когда он посмотрел в глаза. В них не было ни огонька, ни сожаления. В них не было ничего. — Это был всего лишь снежок, я ведь в порядке... Мафую замолчал, когда на лице Йошиды снова появилась виноватая улыбка и он положил на его левую щеку, в которую прилетел снежок, свою повреждённую руку, мягко поглаживая. Вторую руку парень опустил на шею Сато, притягивая ближе к себе. Когда их губы соединились, то Сато почувствовал горечь. Он углублял поцелуй, кусал любимые губы, но горечь не уходила, будто пытаясь что-то сказать, но Мафую не понимал что именно, а потом он ощутил слёзы. Но слёзы принадлежали не ему. Юноша испугано бегал глазами по лицу Юки, положив ладони ему на щёки. Юки плакал, плакал и виновато улыбался. Сердце Сато пропустило удар. — Юки... что происходит? Юки, ты пугаешь меня. Юноша поднялся и оставил соленый поцелуй на лбу Мафую. — Никто не должен причинять тебе боль, поэтому ты обязан быть сильным. Прости меня. Мафую опустил руки вдоль туловища, ничего не понимая, а Юки вышел из ванной. Через два дня Сато обнаружил Йошиду в их квартире — он не дышал, лишь виноватая улыбка выделялась на его синих губах. Ни записки, ни заметки, ни слова он не оставил после себя. Лишь след на сердце и боль, которую не должен был причинять.***
Город укрывала унылая осень, Юки не стало в середине зимы. Мафую всегда ненавидел зиму, а сейчас он прямо-таки боялся её наступления. Он боялся всех тех воспоминаний, которая подарила ему прошлая студёная пора. «Если никто не должен делать мне больно, почему ты так поступил со мной? Почему моя душа страдает, а тело недомогает без тебя? Ты этого хотел?» — думал Мафую, прогуливаясь по парку. «Ты обязан быть сильным.» Приём таблеток сегодня был пропущен, поэтому сердце билось в лихорадке, а дыхание сбивалось. Сильным быть не получалось, да и Мафую не обязан таковым являться, поэтому, вытянув ладони перед собой, он опустил голову и позволил паре слезинок упасть на них. Слёзы полны воспоминаний.* Зима наступала осени на пятки, а депрессия давно сидела у Мафую на плечах. Ему не было плохо, ему было никак. Он не мог простить себя за то, что у него не вышло заглянуть Юки в душу и спасти его; он не мог простить Юки за то, что тот оставил его одного. Быть сильным не получалось, получалось быть только одиноким и отчуждённым. Всегда один из двух умирает раньше другого. Всегда один из двух остаётся.*