Я не заметил, как сошёл с ума...

Иногда мне кажется, что я действительно схожу с ума…. Впрочем, это не мудрено и я бы сказал вполне закономерно – вот уже третий год я работаю санитаром в больнице для душевно больных. Зато платят мне хорошо, гораздо больше, чем в обычной больнице, хватает на содержание матери-инвалида и младшей сестры. Правда работать приходится на несколько ставок и часто в две смены, но я не жалуюсь – для меня это выход, возможность удержаться на плаву и я ее использую по максимуму. Вначале я даже толком не понимал, на что иду – нет, конечно я знал признаки основных психических заболеваний, видел фильмы и программы по телевизору, но сталкиваться на прямую мне не доводилось. Поэтому в первый же день стажировки, когда меня провели по всему отделению, рассказывая о содержащихся тут больных и описывая их заболевания и особенности, для меня это звучало будто сказкой, сюрреализмом. Тогда я еще не понимал, что на самом деле всё не так. Всё гораздо хуже. Вызвавшись в первый же день дежурить ночью за доплату, я понял, куда на самом деле попал. И дело не в криках или буйствах – большинству давали транквилизаторы и снотворное на ночь. Но… Я проходил по палатам, проверяя, спят ли больные, или может, кому вколоть снотворного, когда услышал тихий заливистый смех. Зайдя, я увидел миловидную девушку, внешне совсем юную, она спала и смеялась так задорно и так весело, что я невольно улыбнулся, когда она резко так открыла глаза и так на меня посмотрела, что… Я никогда больше не забуду этот взгляд. Полные безумия глаза с расширенными зрачками, почти полностью закрывающие радужку. Взгляд, проникающий насквозь, выворачивающий наружу все внутренность, будто заставляющий прирасти к полу, я не мог сделать под ним и шаг. Но потаращившись так минуту она снова легла и засопела, посмеиваясь. А я вышел в холодном поту. Другой пациент всю ночь напролёт говорил, мне кажется, он вообще никогда полностью не засыпает. Но весь страх в том, что его речь осознанная – он рассказывает разные истории, один раз я прислушивался, пытаясь понять. Но… Как бы вам сказать, как оказалось это были сказки, но какие… Его рассказ обладал потрясающей силой внушения – он выворачивал все чистые и правильные истины наизнанку, но я не мог понять с какого момента начиналась ложь, рассказ завораживал, и я почти верил, что все так, как повествует он. Потом уже мне сказали его никогда не слушать – так быстрее всего можно сойти с ума. Он просто был учителем начальных классом и довел до суицида в общей сложности 16 детей. Я тут же вспомнил свою сестру, тогда заканчивающую 4 класс, и мне стало по-настоящему плохо – я понял этих детей. Еще одни был… неуправляем. В общем-то, в своём обычном состоянии он безвреден и как обычный только сильно истощенный человек, но он живет в своем мире – у него крайняя степень шизофрении, и если ты проходишь, задевая его воображаемых друзей – он кидается и начинает орать и кусаться. Никогда не знаешь, как к нему подойти, кинется сейчас или нет. Сможешь ли его вывести спокойно, или лучше парализовать – раз он мне чуть сонную артерию не прокусил. И это совсем не конец списка. Если бы они орали, ругались, шипели, рыдали. Если бы они не были так похожи на людей! Мне кажется, это было бы проще – можно было бы забраковать их для себя как психов, у которых нет никаких чувств и ничего человеческого. Но они оставались людьми, это невыносимо, если думать и рассуждать. Поэтому спустя две недели и едва ли не нервного срыва, я перестал думать. Слушал и читал все, что попадалось под руку, отвлекал себя всем, чем можно и пил водку на ночь, чтобы уснуть сразу и никогда не видеть снов. Я убедил себя, что вокруг никого нормального и жил, словно вне мира, пока на работе. Не сочувствуя, только делая то, что от меня требуется. И меня это спасло, помогло отработать пофигизм и голый механизм работы. До этого времени… Она была другой. С самого начала я старался не обращать на неё внимания – она была так похожа на мою сестру. Столько же лет, такие же большие голубые глаза и кроткий взгляд. Я знал, что это обманчиво – психи хитры и изворотливы, им нельзя доверять не на ёту. А у неё было сильно психическое расстройство, шизофрения. Я честно пытался, но…. Она была нормальной! Она говорила со мной – каждый раз благодарила за то, что я приносил ей кушать, выводил на улицу и в туалет. Рассказывала, как хорошо она жила с мамой в светлом городе, собирала цветы и плела венки. Она красочно описывала пруд у домика, гусей и кур, которых её мама содержала. Она так описывала… Только потом мне сказали, что она из детдома, нет у неё мамы, и она всё придумывает. Но она продолжала, каждый день рассказывая новое – теперь о городе, суматошном, бурлящем, о куче людей, который жили рядом, о забавном садовнике в её доме, о любимой собаке и отце, который каждый раз вечером катал её на машине по городу, покупая вкусный горячий шоколад и пирожок. Так ярко и красиво она говорила, что иногда я думал, что хотел бы такое почитать. Я сам не заметил, как стал приходить к ней чаще и слушать. Теперь я знал, что это неправда, но от этого она не становилась менее прекрасной. Это было неправильно, но она ведь была не буйной, не кидалась, вела себя покладисто, выполняла указания. Только рассказывала, а в остальном была адекватной. И даже милой. Постепенно мне стало её жалко – медсестры, да и вообще все работники больницы относятся к больным пренебрежительно и подчеркнуто отстранённо, когда-то я был таким же, но сейчас я не могу видеть, как ее грубо переводят из комнаты в комнату, усмехаются её рассказам и не слушают её тихих и редких просьб. Я понимаю, я был таким же. Но она ведь другая, нельзя так с ней! Не могу сказать с какого момента, но меня стали раздражать коллеги и вообще все люди вокруг, даже дома я постоянно находился в напряжении – всё вокруг казалось унылым и тоскливым по сравнению с её миром и рассказами. Всё словно выцветало, постепенно в моем восприятии оставался только её мир. В нём и люди были добрее, и лучше и …. Я не заметил, как стал сходить с ума, уже реально... Более того, этого не заметил никто. Она не давила на меня, не пугала дикими настроениями и идеями, не спорила, ничего не вталкивала – она просто рассказывала и я, как дурак, купился на этот ловкий трюк. Поэтому я даже не заметил, как её рассказы становились все жестче, агрессивнее. Всё чаще в её фантазиях на неё нападали люди, она описывала бытовые ситуации – ничего сверхъестественного – толкнули в метро, обидели в школе, наступили на ногу, запачкали платье. И почему-то такие мелочи, словно молнией пронзали её рассказ примерами жесткости и несправедливости, выбивая из меня щемящую жалость и острую необходимость исправить – привнести в её миры снова ту легкость и правильность, которая была раньше. Я стал срываться на коллег, грубить им, перестал общаться с ними вовсе. Но они слишком долго не понимали, что именно стало причиной – решили проблемы дома. Постепенно досадные мелочи переходили в убийства – толкнули в толпе, упала на рельсы, срезало голову или упало что-то на голову, или еще какая-то случайная, нелепая смерть. Я начал опасаться людей и ходить стороной ото всей, ибо в моей голове зарождалась мысль, что опасно любое соприкосновение с ними – они неаккуратны, неуклюжи и хотят моей смерти. Всё опасно, надо держаться подальше! Я стал ходить на работу пешком рано по утрам и возвращаться глубокой ночью и опять же пешком, сторонясь людей. Наверное, с тал похож на психа уже и внешне. Мама привыкла, что работаю я много и это необходимость, поэтому ничего не замечала – да и дома я, по сути, только спал. А она продолжала, теперь природные катастрофы убивали её миры, делали их пустынными и мертвыми и я реально стал бояться цунами в городе, где нет даже выхода к морю! Я не понимал, что скатываюсь, не понимал, что это не я её лечил и опекал, а это она меня медленно, ювелирно четко и неспешно сводила с ума. Мне тяжело вспоминать, что было дальше эти моменты в моей голове стали сплошной кашей сумасшествия и безумства. Она настроила меня против природы и людей, против мира в итоге. Не за раз – это длилось год, но… я не знаю, как смог решить, что это единственный вариант, но я решил бежать с ней из этой больницы и из этого города, из этой серости и страха – людей, природы, всего вокруг. Я поверил, что есть на земле мир, который она описывает, я поверил, что смогу убежать туда. Я даже забыл о сестре и матери, на тот момент я совершенно сошел с ума. Думаете, это она мне предложила? Как же. Я сам ей это предложил и с энтузиазмом начал планировать и прорабатывать. Я думал - это я веду её к свету, в мир из ужасного заведения, которое её убивало. На самом деле это она вела меня к себе, я был просто марионеткой в руках умелого и безумного кукловода. Сам побег я помню плохо, всё получилось идеально, только мы привлекли внимание полиции и, когда полицейский слишком резко и громко спросил у моей девочки, кто она такая и почему гуляет по ночам, я не выдержал и влепил с кулака ему. Завязалась драка. Именно она меня и спасла, ибо прибыло подкрепление, меня связали вместе с девочкой, а она все рассказывала, свои прекрасные истории… Только на утро нас кинулись искать в больнице, и вот когда нас не выпустили с утра и за нами пришли санитары, мои же коллеги, вот тогда она проявила свой истинный нрав – орала, верещала, кусалась, грозилась убить меня, старалась не подпускать никого ко мне, схватила рукой с неожиданно острыми когтями меня за горло и угрожала. Я был словно в куматозе – ничего не понимал. Больше ничего не помню цельно… Теперь я в больнице. Прохожу курс лечения и задания от психиатра - вспомнить все и вести дневник, отмечая свои ошибки и свои промахи. Он пытается вернуть меня к жизни, к разуму и нормальности, но… Я знаю, что буду делать, если вновь услышу её рассказы…