***
Их встреча всплыла в его голове с ужасающей ясностью. Морская вода заполонила рот, легкие словно горели, а волны обрушивались на него одна за другой, пока он боролся за свою жизнь на мелководье. Острый песок впивался в колени, и рука быстро нащупала круглый гладкий камень, за который он и ухватился. Никогда ранее, достигнув суши, он не чувствовал большего облегчения. Застонав, он с трудом выбрался на каменистый берег. Истерзанный организм всячески сопротивлялся каким-либо движениям с его стороны. Одежда неприятно липла к телу, а морской холод пробирал до самых костей. Медленно, прилагая максимум усилий, он поднялся на ноги и огляделся вокруг, пытаясь сориентироваться. И где он теперь? Этот остров был ему незнаком. Он понятия не имел, куда его занес прихотливый поток — едва ли Чайльд мог в полной мере осознавать всю серьезность своего положения. Мгновение назад они видели кристально чистое небо, но прошел один лишь миг — и вот они уже неслись по течению среди буйного шторма. Свергающиеся с небес молнии царапали корму корабля, а волны, чья высота могла сравниться с башнями старинных замков, грозились сломить паруса. Охваченный паникой экипаж неистово кричал, но протяжные стоны грома заглушали любые издаваемые ими звуки. Люди приникали к полу в надежде не угодить в морскую бездну, но пара неосторожных шагов — и те уже летели прямиком в объятия смерти. Чайльд смутно помнил, как один из моряков осторожно спустил его на воду. Очередная молния пронзила небесную твердь, и на миг он словно ослеп — его мир озарился ослепительным белым сиянием. Спустя какое-то время послышался зычный треск, и корабль сперва накренился, а потом провалился прямо в зияющую пасть бурлящего океана. Чайльд и сам не знал, каким образом у него получилось выжить. Что-то первобытное овладело им; дрожащие руки судорожно метались в поисках чего-нибудь твердого, за что он мог бы ухватиться для опоры. Нащупав нечто длинное и деревянное, он вцепился в это мертвой хваткой, после чего разум наконец-то покинул его. Он закрыл глаза и отключился, увлекаемый бурным течением. Последней его мыслью была смутная надежда, чтобы этот выход в море не стал для него последним. Обессиленный, он рухнул на берег, отчаянно пытаясь выкашлять остатки соленой воды. Тело сотрясала крупная дрожь. Не выдерживая такого напора, он осел, и, свернувшись калачиком, попытался взять себя в руки. Ему необходимо было обдумать свои дальнейшие действия. Возможно, остров обитаем, и рядом найдутся люди, что сумеют помочь ему, и тогда он сможет отправиться домой. Но как же сильно он устал. Чайльд не знал, как долго бороздил просторы открытого моря — быть может, утекло лишь несколько часов, а, возможно прошло уже несколько дней. Его сознание постоянно ускользало от него, делая невозможным счет времени, а зрение расплывалось под натиском дождя, боли и истощения. Самым легким решением казалось просто позволить себе ускользнуть в небытие. Просто лечь прямо здесь, на пляже, и больше не просыпаться. Следующим, что он почувствовал, была тряска. Вмиг им овладело чувство раздражения — и он попытался хотя бы застонать и предпринял попытку развернуться. Его губы разомкнулись, но он не успел издать ни единого звука — приятное чувство прохлады заполонило его рот; ведомый инстинктами, он сглотнул, и с каждым последующим глотком туман в разуме рассеивался все интенсивнее. Какая-то часть сознания подметила, что жидкость имела мягкий, чуть сладковатый привкус. — Пойдем со мной, — услышал он. Ее голос звучал холодно и ровно на фоне грохочущих небес. Он хотел развернуться, чтобы увидеть своего спасителя, но ощутил, как нечто мягкое коснулось глаз, погрузив его мир в благословленную тьму. Словно бессознательное вновь распахнуло перед ним свои спасительные объятия. — Не волнуйся. Теперь ты в безопасности.***
Когда он вновь открыл свои глаза, то понял, что находится в пещере. Приподнявшись на локтях, он сощурился от яркого света костра, чьи отблески плясали на скалистых стенах, формируя причудливые силуэты. Тело словно пропиталось болью, и стоило ему повернуться, как шею сковало неприятное чувство зажатости — совсем непривычное для Чайльда ощущение. — Вы очнулись. Он спешно развернулся в сторону голоса, тут же узнав его: именно эта мелодичная трель коснулась его слуха тогда на пляже. Дева сидела поодаль от огня, светлый лик скрывала тень — и он мог видеть лишь каскад золотых волос, струящихся вдоль девичьего тела до самых бедер. Ее руки свободно расположились на собственных коленях. — Как вы себя чувствуете? — Я в порядке, спасибо. Каждое произнесенное им слово сопровождалось болью, остатки морской соли все еще скреблись в его горле. Он молча сглотнул и вздрогнул, стараясь не обращать внимания на ощутимую пульсацию у основания шеи. — Кто вы? — Всего лишь одна из жителей этого острова. Ничего особенного, — спокойно произнесла она, обхватив руками собственные колени; ее мраморная кожа полыхала в свете костра. — Кто вы? — Меня зовут Чайльд, — сказал он, опасаясь рассказывать ей слишком много. Пускай она и спасла его, но пока он не выяснит куда его все же занесло, и что эта девушка собирается с ним сделать, Чайльд предпочел бы не раскрывать дополнительную информацию о себе. — Наш корабль потерпел крушение, и меня выбросило в воду. Следующее, что я помню — как я очутился на берегу. Вы случайно не видели еще кого-нибудь на том пляже? — Нет, не видела. Ее голос был мягким и мелодичным, и он не удержался от искушения склониться чуть ближе, словно загипнотизированный ее тихой песнью. — Откуда вы? — Тейват, — ответил он, наконец найдя в себе силы подняться с земли. Подле него располагалась деревянная чаша, наполненная странной субстанцией пурпурного цвета. Его нос уловил слабый травяной аромат, исходящий от жидкости. Он оглядел сосуд с долей подозрения в лазурных глазах. — Где я? — У этого острова нет названия, — сказала она, — и живет здесь всего несколько племен, включая мое. Обычно мы особо не контактируем с внешним миром. Вы — мой первый гость за последние несколько лет. Дева ненадолго замолкла, пока он не услышал ее смех — нежный и словно бы убаюкивающий. — Вам следует выпить немного. Это поможет восстановить силы. — Что это? — спросил он и, аккуратно подняв чашу с земли, поднес ее ко рту. Его нос почуял пряный аромат лесных трав, и он чуть поморщился. — Экстракт волчьего крюка, — пояснила она. — Выпейте это и скоро поправитесь. Волчий крюк. Он знал о существовании этих ягод. Там, откуда он родом, они являются редкостью. Чайльд вновь с некоторым подозрением втянул носом аромат, исходящий от пурпурно-лиловой жидкости, но затем, немного поразмыслив, решил: уж если эта девушка в самом деле желала ему смерти, ей было бы куда проще убить его мирно лежащим во сне — обездвиженного и неспособного к сопротивлению. Решившись, Чайльд поднес чашу к губам и сделал несколько глотков. Он тут же поморщился, ведь вкус лекарства оказался на диво горьким. Однако, распробовав жидкость чуть получше, он смог уловить те же сладкие нотки, что чувствовал тогда, на пляже. — Почему вы спасли меня? — А почему я не должна была этого делать? — спросила она в ответ с легким удивлением в голосе. — Моей совести не пойдет на пользу чья-то смерть при условиях, что я более чем способна вмешаться. Он ненадолго замолк, несколько впечатленный ее ответом. Но, так или иначе, Чайльд все еще боялся ослаблять бдительность. Пламя костра вдруг взметнулось прямо перед ним, и он отложил опустевшую чашу в сторону; тепло и сила пронизывали все его тело. — Почему вы сидите так далеко? Позвольте мне увидеть ваш лик. Со стороны девы послышался вздох. — Вы в этом уверены, Чайльд? Знаете, некоторым тайнам следует оставаться под покровом темноты. Ему казалось странным слышать звуки собственного имени на ее устах. Она произнесла его так, словно читала древнюю балладу — и он ощутил тягучее томление в животе. — Уверен. Я хочу видеть лицо своего спасителя. — Хорошо. Она легко поднялась с земли — каждое ее движение было исполнено грацией — а затем сделала первый шаг в его сторону, прочь от дальнего конца пещеры и он, кажется, забыл, как дышать. Все мысли улетучились из головы, стоило ему наконец увидеть ее во всей красе. Она была душераздирающе прекрасна. В омутах медовых глаз он мог заметить отражения горящих углей, а ее нежная улыбка словно пустила волну тепла, захватившую все его существо, вызывая сладкое чувство томления в груди. Но было кое-что, разрушающее сию прекрасную идиллию. Красота девы ослепляла — слишком уж точеной она была. И это вызывало в нем некоторое чувство дискомфорта. — Тебе нравится то, что ты видишь? — спросила она, подойдя к нему вплотную и заслонив собой огонь. Свет, исходящий от пламени костра, осветил контуры ее тела, вновь скрывая девичье лицо в тени. Он искренне не знал, что на это ответить. Ее вопрос звучал слишком вызывающе. — Какого ответа ты ждешь? — Правду. Она опустилась на колени подле него, девичья рука потянулась к его щеке. Он не успел среагировать должным образом и отодвинуться, да и не был уверен в том, что действительно хотел это сделать. Ее пальцы оказались прохладными и мягкими, и против своей воли он задрожал, привлеченный нежностью ее прикосновения. — Ты хочешь меня, Чайльд? — Что… Он сглотнул, и в этот раз почти не почувствовал боли — вероятно, сказалось действие лекарства. — Слушай, это совсем не то, что следует говорить незнакомцам. — Знаешь, ты можешь овладеть мной, если хочешь, — шепчет она, склоняясь ближе к нему; ее янтарные очи легко ловят его взгляд, а он не в силах его отвести, словно завороженный. — Я спасла тебя, а значит вполне заслуживаю награды. Разве не так? — Если тебе нужно вознаграждение, я могу обеспечить тебе его, но просить о таком первого встречного — это смешно, — начал он, но затем замер, не в состоянии сказать ни слова более, когда одним легким движением она сняла свое белое платье через голову, представая перед ним полностью обнаженной. Ее тело полыхало в свете костра, и он прикусил губу с такой силой, что, кажется, с той потекла кровь. — Но я хочу, чтобы ты стал моей наградой, — произнесла она мягким, словно завлекающим, голосом. — Наступила моя очередь помогать племени с деторождением. Но я очень устала от наших мужчин. Прошу, стань отцом моего ребенка. Пожалуйста. Чайльд замер в нерешительности, понимая, что теперь, когда она подарила ему бархат своей кожи и опьянила близостью их тел, едва ли он сможет просто уйти. — Но я не уверен, что хочу остаться здесь и растить ребенка. Ты сможешь сделать это сама? Если я уйду? — Тебе не о чем беспокоиться, — прошептала она, склоняясь ближе; ее теплое дыхание опалило его ушную раковину, и он вздрогнул, не в силах сдержать этот порыв. — Все племя принимает активное участие в воспитании наших детей. Один пропавший без вести мужчина ничего не значит. Это было все, что ему нужно. Охваченный желанием, он потянулся к ней. Его руки сжали девичьи плечи, увлекая ее вниз, и она покорно отдалась ему, позволяя прижать себя к холодному полу, устланному опавшей листвой. Нежные руки обвились вокруг мужской шеи, притягивая его ближе. Их уста соприкоснулись в легком поцелуе, и Чайльд вновь лишился способности дышать, опьяненный податливостью ее губ. На вкус она словно мед — такая же сладкая и тягучая. Первые всхлипы слетают с ее чуть приоткрытого рта, и он прижимает деву крепче, не желая отпускать. Ошеломленный, он словно тонет в ней; его руки скользят по обнаженным изгибам, наслаждаясь нереальной мягкостью ее кожи. Возбужденная его прикосновениями, она протяжно стонет — и музыкальность ее голоса вызывает легкий тремор по всему телу. Чайльд делает один глубокий вдох — запах дождя и океанский бриз заполняют его легкие. Ее уста исполнены грехом; она шепчет его имя, смыкая их губы в страстных, лихорадочных поцелуях. Чайльд же охвачен странным, неведомым до сей поры чувством отчаяния — ради этой девы он готов отвернуться от всех обязательств, возложенных на него Тейватом, даже если он понимает, что это не вызовет одобрения среди его родных. Он даже не знал ее имени. Но это не имело значения. Его сердце отбивало бешеный ритм в груди, затрудняя дыхание, когда она обхватила лицо Чайльда нежными руками и уставилась на него с вызовом в медовых глазах. Протяжно выдохнув, он уткнулся носом в изгиб ее плеча, неспособный сопротивляться зову обнаженного тела, что влекло, словно пение мифических сирен. — Возьми меня, — говорила она, зарываясь пальцами в копну медных волос. Девичьи бедра легонько толкнулись к его собственным, раскрывая всю суть ее вожделения. Он вздрогнул, осознавая, насколько сильное желание сквозило в мелодичном голосе. От нахлынувших на него чувств неистово кружилась голова; его рука поглаживала тонкую талию, пальцы продолжали ласкать нежную кожу. — Пока рано, — прошептал он, и она моргнула, глядя на него с нескрываемым любопытством. Чайльд вновь поцеловал деву, жадный до ее сладких стонов. Не в силах сдержаться, она выгнулась ему навстречу, и его рука скользнула меж девичьих бедер, лаская средоточие ее естества. Она вздрогнула, и он заметил удивление, скрасившее прекрасный лик; удивление, вмиг сменившееся желанием, когда его пальцы погрузились внутрь взмокшего лона. И стоило ему начать двигаться, как ее руки судорожно впились в крепкие плечи, ища опоры. Чайльд зашипел, чувствуя, как плотно она обхватывала его; мужские губы инстинктивно находили девичьи, заглатывая ее стоны, пока она дрожала под его пальцами. Но он еще не закончил. Он хотел исследовать каждый дюйм желанного тела под ним; его губы впились в нежную грудь, задержались на плоском животике, скользнули вниз по ее бедрам, пока не остановились на гибких, стройных икрах. — Ты потрясающая, — прохрипел он, словно загипнотизированный ею. Дева вздохнула, ее остекленевшие глаза внимали каждому движению; она непроизвольно вздрагивала всякий раз, стоило его губам коснуться чувствительной кожи. — Тебе нужно… просто разделить со мной ложе, — смогла прошептать она, и он поднял голову, отрываясь от дрожащего тела. Чужие пальцы сжали ее икры, вызывая еще один тихий стон. — У нас мало времени. — Перед чем? — спросил он, подползая ближе и наслаждаясь тем, как она напряглась под ним; ее губы сжались в тонкую линию в попытке подавить еще один стон. Дева казалась шокированной осознанием бешеной чувствительности собственного тела, что было странно — ведь она так открыто предложила ему себя совсем недавно. — У нас есть все время этого мира. — Значит, вот… Как… Ты думаешь, — выдохнула она, вздрагивая, когда чужие губы нашли ее сосок. — Нет, не там, это слиш... Она хотела сказать что-то еще, но все слова потонули в громком, протяжном стоне; ее руки взметнулись, зарываясь в рыжие волосы, и она с силой прижала его голову к собственной груди. — Позволь мне услышать больше, — прошептал он, приподняв голову и прижимаясь своими бедрами к ее; сквозь ткань она явственно ощущала его возбуждение. Тонкий вскрик сорвался с девичьих уст, вызывая волну тепла в теле; голова Чайльда кружилась от переполнявшего его желания. — Я хочу услышать все. — Я не могу. Казалось, она с трудом могла говорить. Ее грудь тяжело вздымалась, и дева положила руки на мужские плечи, слегка отстраняя его. — Больше не надо. Просто раздели со мной ложе, наконец. Пожалуйста. Мольба, застывшая в янтарных глазах, заворожила Чайльда, вновь лишая возможности дышать в момент, когда его руки очертили изгибы девичьей талии, заставляя ее дрожать рядом с ним. — Если ты этого хочешь, — согласился он, спуская штаны со своих бедер. — Если это та награда, которую ты ищешь. Дева раздвинула ноги, будто приглашая, и вскоре почувствовала, как головка его члена уперлась промеж нежных складок. Она ободряюще подалась бедрами ему навстречу, и, не в силах более сдерживаться, Чайльд с шипением вонзился в нее, застонав. Ее бархатное тепло плотно обернулось вокруг его естества, точно пытаясь втянуть его в себя. Охватившие его ощущения казались знакомыми, но в то же время были за гранью его понимания. Он не чувствовал такого тепла ни от одной другой девушки, которые делили с ним постель ранее; дева под ним была настолько гладкой, стройной, совершенной, что на миг он забыл собственное имя. Он думал лишь о том, какой чистой она казалась рядом с ним — ему хотелось просто прижать ее к себе и не отпускать никогда более. — Останься со мной, — прошептал он ей на ухо, толкаясь в ее глубины и наслаждаясь тем, как она взывала к нему, обвивая руками его шею. — Вернись вместе со мной. Обещаю, я смогу о тебе позаботиться. Дева покачала головой. Янтарные глаза были широко распахнуты, а рот приоткрылся в сладком оцепенении; ее дыхание было поверхностным и крайне сумбурным. Она задрожала, когда чужая рука скользнула вниз, нащупывая ее клитор, в то время как он двигался внутри — настойчиво и требовательно. — Я не могу, — сказала она, впиваясь ногтями в его руки. — Я не могу покинуть этот остров. — Кого мне нужно уговаривать? — чувственно прошептал он, опуская голову и целуя чувствительную область ее шеи. — Я сделаю все, что в моих силах. — Ты не сможешь — не сможешь изменить их мнение, — настаивала она, утыкаясь лицом в мужское плечо и обвивая его бедра своими, будто желая продлить мгновения их близости. — Это невозможно. — Испытай меня, милая леди, — прорычал он, яростно толкаясь вперед. Дева ахнула, ее тело скрутило волной напряжения, когда он снова коснулся клитора; его большой палец рисовал круги по его основанию. Он жаждал увидеть, как она кончает для него, а затем наполнить ее, наслаждаясь тем, как она теряет себя под его умелыми ласками. — Я мало рассказывал о себе, но… Он замолчал. Глаза цвета океана встретились с янтарем ее очей, его свободная рука ласково коснулась девичьей щеки. — Я всегда получаю то, что хочу. Затем он подарил ей еще один поцелуй, сорвав очередной стон прямо с распахнутых губ. Ее тело выгнулось дугой, и она плотно обхватила его бедра своими, вздрагивая от каждого толчка. Чайльд чувствовал, как нежные руки отчаянно цепляются за его спину — и эти слабые уколы боли несколько отрезвляли его. Золото ее глаз подернулось пеленой тумана, податливые губы слегка припухли от его поцелуев — он представлял ее подле себя, облаченную в самую прекрасную из дворцовых мантий; видел ее лежащей рядом с ним на шелковых подушках с рассыпавшимися на них светлыми локонами… Он толкнулся в последний раз, и его разум опустел; дыхание прервалось одним долгим, томным выдохом, когда он излился глубоко в ее недрах. Дева продолжала мелко подрагивать. Их взгляды снова встретились, и он заметил недоумение, застывшее на ее лице. Но она все еще не оттолкнула его, позволяя Чайльду по-прежнему лежать на ней, погружаясь в негу женского тела и вдыхая ее аромат. Как только он наконец пришел в себя, его руки обняли деву под ним. Он поспешил избавиться от листьев и камней в светлых волосах, затем нашел ее платье и протянул ей, отведя взгляд, пока она одевалась. Вскоре дева снова заговорила. Ее голос был тих, и, взглянув на нее, он удивился, насколько серьезной она стала. — Тебе нужно уходить. Неподалеку отсюда, у берега пришвартованы лодки. Я покажу тебе, где они, но ты должен уйти. — Что? Почему? — запротестовал он, усаживаясь рядом с ней и обнимая ее за плечи. — А вдруг у нас не получилось зачать ребенка? Я ведь должен остаться на всякий случай, разве не так? Она фыркнула, но этот звук легко обратился стоном, когда мужская рука скользнула между ее ног, проталкивая внутрь часть вытекшего из нее семени — Чайльда прельщала одна только мысль о том, что она наполнена им. Он хотел любоваться ею, носящей его ребенка и видеть ее полный округлившийся живот. Может, ему не стоило уезжать вот так сразу. Или — еще лучше — он мог бы забрать ее с собой. Чайльд не особо заботился о наследниках — у него были братья и сестры, его родословной не грозило вымирание — но он хотел ее. И если ее сокровенной мечтой были дети, он мог подарить ей их. Столько детей, сколько она только захочет. От этих мыслей его пах обдало жаром. — Ты все еще не понял? — воскликнула она с явным раздражением. — Неужели все смертные настолько слепы? Дева отстранилась от него, и он тут же потянулся вслед за ней — его пальцы скользнули по ее руке. Она посмотрела на него через плечо, золотые глаза чуть сузились. — Я не человек, Чайльд. И не могу родить от тебя. Он моргнул, едва ли понимая смысл ее слов. — Ты… не человек? Она покачала головой. — Разве та буря не вызвала подозрений? Только что светило солнце, а уже в следующий момент — вовсю лил дождь? Янтарь ее глаз обжигал его. — Тебе было предначертано достичь этих берегов и найти меня. Ты должен был ослабить бдительность, чтобы я смогла перекусить. По его спине пробежал холодок. — Перекусить? — неуверенно повторил он, обводя взглядом контуры женского лица, в попытках найти намек на возможную шутку — что угодно, доказывающее абсурдность ее слов. — Да. Он почувствовал, как она ласково коснулась его руки. Ее прикосновение было мягким и нежным, но вот кожа оставалась ледяной, несмотря на жаркое пламя костра и все то, чем они занимались недавно. — Человеческое мясо — это особый деликатес для нас. В частности потому, что большинству из вас хватает ума не соваться сюда. Это — одна из причин, из-за которых ваши картографы не вносят этот остров на морские карты, малыш. — Тогда кто ты? Наверное, ему следовало испугаться, но любопытство оказалось сильнее любых других чувств. Нежная рука остановилась, удивление вновь озарило ее взгляд. Но затем выражение ее лица смягчилось. — Нереида, — произнесла она, — дочь океана. — Но если ты неспособна родить от меня, зачем было просить секса? — прямо спросил он. Это на самом деле весьма его озадачило. — Мужчины обретают особую пикантность после спаривания, пока вкус удовлетворения все еще течет в их крови, — ответила она, изгибая уста в легкой улыбке. Но вскоре ее улыбка исчезла. — И ты бы разделил их судьбу, если бы не был столь добр ко мне. Остальные искали только своего удовлетворения и хотели сбежать сразу же, как заканчивали. — Я просто хочу, чтобы ты осталась со мной, — ответил он, притягивая ее ближе. Она не сопротивлялась, хотя ее взгляд продолжал пронзать его, в поисках возможного подвоха. — Меня не волнует то, что ты нереида, как и твои пищевые предпочтения. Если бы ты была готова пойти… — Но я не могу, — прошептала она, обхватив руками мужской подбородок; ее большой палец скользнул по его губам. — У меня здесь семья, и я не брошу их. А тебе нужно уходить. Ее взгляд метнулся к входу в пещеру, и он почувствовал исходящую от нее нервозность, вызвавшую в нем напряжение. — Мой брат идет сюда. Он знал, что к этому моменту я уже должна была закончить с тобой. Если ты не уйдешь, он найдет тебя и, поверь, он не будет настолько же любезен к тебе. — Я не боюсь твоего брата, — сказал он. — Позволь мне убедить его. Думаю, я смогу изменить его мнение насчет этого. Она оглядела его с недоверием. — Нет, ты не сможешь. Поверь мне, Итэр скорее вырвет сердце из твоей груди, чем вступит в переговоры со смертным. Она плотоядно улыбнулась, оскалив ему зубы, и он с трепетом обнаружил, насколько острыми те были. Такие резцы с легкостью пронзят его плоть, отделяя ее от костей. — Уходи сейчас же! Я не буду просить дважды. Ее голос был преисполнен силой, побудившей его встать и стремглав помчаться к выходу, хотя он и старался бороться с этой странной магией. — Иди, — повторила она, выбегая следом за ним из пещеры. Ее длинные пшеничные пряди развевались позади нее, пока она бежала, и Чайльд потянулся к деве, не желая отпускать ее вот так. — Я отвлеку его. Беги, или это все будет напрасно. Он хотел спросить — куда — ведь этот остров не был ему знаком, но затем чары, удерживающие его на месте, ослабли и он поймал себя на мысли, что точно знает, где находятся лодки. Чайльд покачал головой и устало провел рукой по взлохмаченным волосам. Если дева подумала, что он отпустит ее так легко, она ошиблась. Но стоило ему сделать один шаг в нужном направлении, как неведомая сила вновь сковала его, лишая возможности двигаться. Он в ярости зарычал, разочарованный осознанием того, насколько беспомощным он был в данной ситуации. Чем она занималась сейчас? Почему он не мог остаться здесь, укрывшись от других представителей ее вида? Чайльд уверен — у них должен быть способ остаться вдвоем, но она так легко сдалась, не предприняв ни единой попытки бороться, и это неимоверно его раздражало. Так, упиваясь собственным ворчанием, он выбрался на берег, выискивая те лодки, о которых она упоминала. Даже если сейчас он уйдет, в конце концов он сможет найти дорогу обратно. Вопрос только в том, когда.***
Не без помощи высших сил Чайльду удалось благополучно вернуться домой. Родители приняли его с распростертыми объятиями, радуясь, что сын не утонул в бушующем океане. Он все продолжал думать о нереиде, ее золотых волосах, медовых глазах и такой нежной улыбке. Она была столь любезна к нему, и Чайльд все еще помнил сладкие стоны, слетавшие с ее губ, когда он погружался в податливое тело. Ему хотелось обнять ее и вновь почувствовать, как свежесть океана наполняет его легкие. В течение некоторого времени родители не отпускали его в море, но даже когда запрет был снят, никто не хотел отправляться с ним в дальнее плавание. Он приносит несчастье, говорили они, ведь Чайльд оказался единственным выжившим в той экспедиции. Поэтому в настоящее время он коротал свои дни в замке, разочарованный отсутствием возможности выхода в море. Чайльд мог быть импульсивным, но даже он знал, что лучше не отправляться в путь без подготовленной команды. Иногда он вновь вспоминал о нереиде, задаваясь вопросом, что же она делала после того, как бросила его. Продолжила ли соблазнять мужчин, которым не свезло наткнуться на тот остров. Завлекала ли она их, умоляя зачать ей ребенка и позволяя им погрузиться в свои сладкие недра, прежде чем обвить их лица руками и ногами, пожирая их живьем, покуда хладные трупы не рухнут к ее ногам. Всякий раз, когда эти мысли заполняли его думы, ему приходилось извиняться перед матерью, чтобы найти утешение в своей спальне; его пальцы яростно впивались в простыни, пока он ласкал себя, представляя, что это она прикасается к нему. Он словно чувствовал ее губы на своем члене. Он думал о жемчужно-белых острых зубах, о тьме, скрывающейся в глубине ее глаз, и кончал — яростно и хаотично. Он ведь так и не узнал ее имени. И это, пожалуй, являлось одним из его самых больших сожалений. Однажды, проснувшись, он поклялся, что услышал ее голос, коснувшийся его уха — нежную, успокаивающую колыбельную, принесенную океанским бризом. Он сразу же выскочил из постели, наспех переодевшись в новую одежду, прежде чем выбежать из замка, следуя ее песне. Ее голос привел его на пляж. Теплый золотой песок простирался на многие мили перед ним. Всего на одну секунду он будто увидел влажный участок того самого каменистого берега, но стоило ему моргнуть, и темные от дождя камешки исчезли. Внезапно он услышал чей-то плач; резкий и пронзительный, словно потерянный котенок искал свою маму. Голос нереиды теперь замолк, но инстинкт требовал, чтобы он нашел источник этого звука. Позаботится ли он существе или избавит его от страданий — Чайльд все еще не знал, что именно он сделает, когда обнаружит его. Он продолжал блуждать по пляжу, и с каждым его шагом плач становился все ближе и ближе, пока в конце концов он не наткнулся на корзинку, заботливо упрятанную за неглубоким каменным прудом. Она была накрыта тканным одеялом. Он опустился на колени перед ней, и его сердце бешено стучало в груди, ведь часть его уже понимала, что именно скрывалось в этой импровизированной колыбели. Но все же он откинул одеялко в сторону, гадая, какой подарок оставила ему нереида. Кричащий младенец. Кажется, ему было всего несколько месяцев, но стоило Чайльду на него посмотреть, как яростный плач тут же утих. Он наклонился вперед, подхватив ребенка на руки; его медно-рыжие прядки были подозрительно схожи с его собственными. Это его ребенок? Но нереида говорила… Затем ребенок открыл глаза, улыбаясь, и Чайльд сразу же прекратил думать, завороженный его видом. — Похоже, теперь я просто обязан вырастить тебя, — пробормотал он, щекоча ребенку нос. Тот хихикнул, потянулся к его руке, и Чайльд изучил маленькое лицо, не в силах оторвать взгляда. Глаза медового цвета — в точности такие же, как у его матери — смотрели на него с любопытством. Он сглотнул, направляя свой взгляд в сторону океана, синие волны которого так мирно бились о песчаный брег. Как же презренно с ее стороны оставлять ему постоянное напоминание о себе, в то время как она сама была так далеко, все еще не желая оставаться рядом с ним. Чайльд снова повернулся к младенцу, вспомнив блестящую улыбку его матери, и выдохнул, крепче сжимая крошечный сверток. — Думаю, мне стоит назвать тебя Итэром. В честь дяди. Как думаешь? — спросил он, и ребенок заулюлюкал, очевидно, довольный его предложением. Чайльд улыбнулся. — Значит, Итэр. Идем, пора познакомить тебя с семьей.