million views

— Наши с Феликсом видео набирают по миллиону просмотров. Хёнджин не врал ни в одном глазу. Видео действительно набирают миллионы просмотров, только вот проблема далеко не этих самых миллионах, а в правде, которая скрывается за всеми этими миллионами. Миллионами, твою мать. Как-то до задницы иронично и тупо. Хёнджину долбят мозг тупые птеродактили и чувство едва ощутимого стыда, которое тут же испаряется под тяжёлым взглядом реальности, той самой, что окружает каждый день и ночь. Хёнджину долбят мозги, но в свою очередь он долбится в совершенно другом направлении. Он сорвал в этой жизни самый большой куш, утёр носы старым папикам и, разорвав все стереотипы и предубеждения, так искусно играет на струнах чужой души, скрыв собственную за плотной, чёрно-белой маской. Сладкий папочка, у которого самый замечательный малыш, такой мягкий, податливый, словно ароматный воск или тягучая карамель. Феликс Ли. Имя, в носителя которого Хёнджин долбится на камеру. Его с Феликсом видео набирают по миллиону просмотров. Хёнджин не врёт, потому что так, как трахаются они, не трахается никто. Назвать это сексом не поворачивается язык. Больше, чем просто секс и обмен жидкостями. Это чувства, самые настоящие эмоции и удивительная тяга к чему-то большему, тому, что за пределами космического пространства. Можно ли назвать это любовью? Можно, определённо. — Хён, — Феликс выдыхает, смотрит стеклянным взглядом и ловит каждое хёнджиново движение своими шоколадными глазами. У Хёнджина они чёрные, глубокие, на грани антрацитовых, в которых тонуть одно удовольствие. Не захлебнись, Феликс, слышишь? Феликс. Феликс. Феликс. Феликс Ли, тот самый школьный отличник, сын маминой подруги, будущий программист. Все говорят, что вот, окончит Феликс уник и пойдёт работать по образованию, станет востребованным в сфере компьютеров и… Ничего. До конца учёбы в унике осталось полтора года. Феликс поплыл. Феликсу всё равно. Феликсу комфортно и так. Феликсу похрен. Хёнджин вздёргивает бровь, а уголки его губ тянутся в привычной глазу ухмылке. Кожа пылает, а тело отзывается на расцветающее чувство глубоко внутри. Ожидание, которое неприятно ложится на мысли, тянет нервы в мучительной пытке, заставляя ощутить происходящее острым клинком, что вонзается в сердце с грубого прицела. Хёнджин скашивает взгляд в сторону Феликса. Тот сидит на шёлковых простынях, зажав ладони коленками и смотрит — смотрит на то, как Хёнджин устанавливает камеру. Камеру. Феликс бесшумно выдыхает, складывает губы в бантик и целует воздух, выглядит максимально безобидно и непорочно, словно та самая алая роза, что первая расцвела в королевском саду. Но… В Феликсе давно нет той непорочности, скромности и чувства стыда. Есть лишь твёрдое и уверенное желание быть оттраханным, прижатым и растерзанным. Мелкая шлюшка. Феликс усмехается мыслям и скашивает взгляд в районе хёнджиновой поясницы, там, где чёрные брюки граничат с чёрной рубашкой. Чуть выше и касается шоколадными глазами напряжённых мышц широкой спины. Феликс обжёгся, потерялся и едва ли не утонул в чувстве прекрасного, что настигло его огромной волной иссиня-чёрного океана забвения. Если и есть в мире прекрасное, то всё оно, до последней алой капли, сконцентрировано в Хван Хёнджине. Определённо. Феликс не сравнивает себя с Хёнджином, не ведёт свой счёт и не соперничает с ним в чём-то, потому что знает, что капитулировал перед ним давно. Ха ха, маленький Феликс, ростом чуть выше полторашки и глупыми веснушками по всему лицу, просто никто рядом с таким, как Хёнджин. Одёрнув себя от мыслей, Феликс выдыхает и касается пальцами своих волос, приглаживает. — Успокойся, — Хёнджин присаживается рядом, мягким голосом вырывая из выдуманного мира. — Что? — Феликс вздергивает брови и смотрит непонимающим взглядом то на лицо, то на руки, то на постель. — Не понимаю тебя. — Ну и из-за чего ты разнервничался? Опять что-то надумал себе или трахаться передумал? — хёнджиновы глаза сужаются от улыбки, с которой он растягивает свои губы, и сжимает пальцами феликсово колено, ощутимо поглаживая. — Фу, — Феликс морщится, — вульгарные слова. Не трахаться, а заниматься любовью, к твоему сведению, хён. И нет, я не передумал. Хёнджин ухмыляется и выглядит как-то слишком, будто тот самый альфа из манхвы с дичайшим запахом, и Феликсу совсем не стыдно за свои мысли о том, что будь он омегой, потёк бы давно лишь от осознания, что этот самый альфа будет его трахать. У Феликса отбито чувство стыда, а виноват в этом Хёнджин.

***

У камеры так привычно мигает красная лампочка, и Феликс выдыхает сквозь весь тот туман, что окутывает всего, вплоть до приятных мыслей. Прыгнув в водоворот, Феликс откидывает голову назад, сглатывает, а кожа, в местах соприкосновения с его пальцами, пылает пожаром дикой страсти. Желать больше, объятней, жёстче, чтобы перед глазами была лишь та чёрная пелена незабываемой мечты. Удивительная основа, сладкая и приятная, словно ранний мёд трудящихся пчёл. Хёнджин надавливает и Феликс вскрикивает, жмурится, выдыхает через рот горячий воздух, хочет коснуться, но руки плотно связаны за спиной чёрной гладкой верёвкой. Он мечется, будто слепой котёнок, тычётся носом в воротник чужой рубашки, а ногти, давно отросшие, неприятно царапают кожу нежных ладоней. Феликсу хорошо, охренеть как хорошо. Голая кожа покрывается мурашками томительно чувства, мышцы болят напряжённой жаждой, а Хёнджин целует, сминает обветренные полные губы своими, кусает клыками и толкает языком глубже, глубже, глубже. Феликс сводит ноги, отвечает на поцелуй пылкой страстью и тянется, будто карамель. Плотно, горячо, приятно. Хёнджин сжимает пальцами стройные бёдра, рисует на бледной коже алые, фиолетовые и синие разводы терзаний. Феликс в его руках подобен мягкому тёплому воску. Хёнджин — мастер. Он складывает, растягивает, сгибает, сминает и создаёт собственное, удивительное и потрясающее творение. Его, только его. Поддавшись вперёд, Феликс утыкается носом в хёнджинову шею, ведёт вверх, до самого уха, и дышит запахом дорогого парфюма, жгучей кожи, чувства возбуждения. Аккуратно, вдохнув глубже, Хёнджин укладывает Феликса на живот. Тот утыкается лицом в подушки, впивается ногтями в ладони и царапается изнутри собственными демонами. Широкими ладонями Хёнджин обводит бёдра, ведёт вверх и сжимает ягодицы. Из феликсовой глотки вырывается приглушённый стон. Едва ощутимая дрожь тянется от копчика до загривка маленького тела, оседает в мыслях и возвращает в реальность, ту самую, в которой Хёнджин прижимается эрегированным членом сзади, гладит и целует, готовится трахнуть. Феликс смотрит на него через плечо слезливым взглядом, вдыхает раз за разом время, что томится долгожданным действием и подаётся назад один раз, второй, третий, сводит брови к переносице и стонет низким басом. Хёнджин тянет его на себя за верёвки. Феликс прогибается, заглядывает в чёрные глаза. Высунув язык, Феликс широко лижет хёнджиновы губы, раздвигает их, сталкивается с зубами и хмурится. — Шлюха, — срывается низким рыком с влажных губ Хёнджин в момент, когда, поддавшись бёдрами назад, Феликс трахает себя чужим членом через слой одежды, закатывает глаза от пальцев на собственной шее. — Ты меня сделал таким, — откинув голову на плечо Хёнджина, Феликс стонет от поцелуев в шею, лёгких укусов и чувства тянущей необходимости. Горячая ладонь скользит вниз по груди и мягкому животу. Длинные хёнджиновы пальцы касаются красной головки небольшого члена. Феликс срывает голос, хнычет что-то неразборчиво, толкает в сжатый кулак и дышит через раз. Перед глазами плывут непонятные огни, слюна течёт по подбородку вниз, а Хёнджин, опустив мальчишку, прижимается всем телом. Звук расстёгивающейся ширинки подрывает внутри Феликса все атомные станции. Он прикрывает глаза, облизывает губы и трепещет ресницами. Хёнджин заставляет приподнять таз, зубами рвёт пачку презервативов, раскатывает по своему возбужденному члену и, смазав себя, входит в податливое тело. Феликс цепляется зубами за подушку, стонет сквозь зубы и ощущает хёнджиновы размеры всем своим телом. Его подбрасывает на постели от частых толчков. Хёнджин дергает за верёвки, приподнимает, входит под новым углом резко, набирает скорость, а Феликс плачет, жмурит глаза и рвёт собственную глотку яркими стонами, которые на видео отлично передаст качественный микрофон. Хёнджин попадает по простате, прижимается носом к феликсову загривку и кусает несильно. Чёлка неприятно липнет к потному лбу, одежда мешает, Хёнджин хмурится и шепчет что-то приятное, красивое, а Феликса ведёт нежным чувством от груди вверх, до самых небес. Феликс с громким стоном кончает, так ни разу и не прикоснувшись к себе. Хёнджин следом. Съёмка завершена. — Как думаешь, — совсем голый, Хёнджин заваливается рядом, освобождая феликсовы руки от верёвок, — наберём миллион, — он скидывает верёвки с постели, аккуратно растирая алые следы на тонких запястьях, прижимается близко, укутывая хрупкое тело своими объятиями. — Наберём, — шепчет. — Тогда спи, солнце.