***
Чонгук стонет, подаваясь бёдрами вверх, погружая возбуждённую плоть в разгоряченное нутро. Он думал, что ему это снится, но слишком уж реальны ощущения, чтобы оказаться сном. —Т-тэ, —выдыхает Чонгук, приоткрывая глаза. —Да, Гуки? —хрипло шепчет омега, выпуская член изо рта, и пошло облизывает алые припухшие губы, на что младший снова стонет. —Доброе утро, альфа. Чонгук не столь возбуждён, чтобы бросаться на омегу. Гон ещё не начался, но он вновь стонет, нащупывая пальцами прохладную кожу портупеи на шее старшего, который поднимается выше, ведя дорожку влажных поцелуев по кубикам пресса к затвердевшим соскам, обводит ореолы языком и тянется за поцелуем, тут же получая его. Чонгук призывно раскрывает губы, и Тэ стонет от наслаждения, врываясь своим языком чужой рот. Альфа исследует тело и кусает губы, сдерживая стоны каждый раз, когда обнаруживает новые детали. Он открывает глаза и обреченно громко выстанывает имя своего любимого. У омеги завиты волосы, окрашенные в черный цвет; шею окольцовывает кожаный чокер, от которого берёт начало портупея, расходящаяся полосами по всему телу; крепления на животе, бёдрах, над коленями и на икрах с щиколотками. На каждом соединение поблёскивают стальные колечки, а в некоторых местах прикреплены аккуратные бантики под цвет ремней. Однако, главную красоту скрывает белоснежный фартук, лямка которого спала с одного плеча, но ткань всё равно закрывает сокровенные места, если бы… Чонгук нащупывает кристаллик между ягодицами и сжимает нежную кожу сильнее, от чего омега стонет ему в губы и прикусывает язык. —Гук-и, я каждый день наблюдаю за тобой в душе, —шепчет омега, оставляя легкие поцелую на скуле, спускается ниже, лаская языком пульсирующую венку на шее. —Каждый чертов раз представляю, как ты натягиваешь меня на свой огромный член. —Я и так делаю это постоянно, —усмехается альфа и размашисто шлёпает одну из половинок, тут же впиваясь в неё пальцами. —Хочу чаще, —он оставляет засосы на шее, ключицах. Алые бутоны мгновенно наливаются синевой, разрастаясь фиолетовыми прожилками по бронзовой коже. —Грубее, —впивается зубами в сосок, оттягивая и тут же слизывая боль. —Хочу плакать во время каждого оргазма, нескончаемо стонать и извиваться, пока ты будешь продолжать вдалбливать меня в матрас, доводя до исступления нас обоих, —от его слов Чонгук плавится, сгорает. —Сучка ты ненасытная, —рычит альфа, скидывая омегу со своих бёдер и нависая над ним. Тэхён в ответ на его действия расплывается в довольной улыбке, предвкушая жаркие ближайшие несколько часов. В его глазах нет и намёка на страх или волнение, течка его с ума сводит. Глаза его темные дикие, дай волю и сам кого угодно под себя подомнёт, чтобы вытрахать всю душу. —Да ты у меня месяц сидеть не сможешь! —Да хоть два! —язвительно бросает омега, тут же вздрагивает и кричит. Альфа вонзает зубы в его предплечье и слизывает проступившую кровь. Сильные руки свободно блуждают по хрупкому телу, оставляя краснеющие следы от пальцев, стягивают ненужный кусок ткани с манящего тела. Следы зубов покрывают каждый сантиметр тонкой кожи на шее и ключицах, смешиваясь в единое полотно чистой похоти с алыми засосами. Гон начался. В паху невыносимо тянет. Чонгук скулит от давления, резко переворачивает омегу на живот и спускается влажной дорожкой к ягодицам. Вытаскивает пробку, сминает, разводит широко и мажет языком по всей щели. Рычит от сладости на языке. Запах доводит его до безумия, а вкус до голода. Жадно присасывается к нежной коже сжимающейся от напора дырочки. Омега стонет протяжно, гортанно, желает насадиться на влажный язык, но получает несколько размашистых шлепков и закусывает губу. Спустя несколько минут сладких мучений Чонгук переворачивает омегу на спину и впивается в припухшие губы, рыча что-то, но Тэхён уже не разбирает, в него размеренно входят сразу три пальца, и он громко выстанывает любимое имя. —Я готов. Ч-Чонгук, пожалуйста, —альфа последний раз проходится языком по алым губам мужа и отстраняется. Разводит стройные ноги в стороны и пристраивается к пульсирующей дырочке, смотрит в глаза и, обхватив подрагивающий член своего малыша у основания, входит одним размеренным движением по основание. Они оба стонут, выгибаясь в спине и закатывая глаза. Тэхён хнычет и кладёт свою ладонь поверх чонгуковой на своём члене, прося двигаться. Каждый толчок посылает вибрации по всему телу, а внизу живота скручивается тугой узел, не дающий расслабиться. Тэ достигает пика первым, разбрызгивая сперму по всему своему животу и груди. Он тяжело дышит и сжимает в себе плоть альфы, из-за чего у Чонгука в глазах темнеет, но он продолжает двигаться, заставляя Тэ метаться по постели от сверхчувствительности, которой альфа пользуется. Тэхён плачет и содрогается в оргазменных судорогах. Он скулит, пока альфа продолжает фрикции, но испуганно вскрикивает, когда член внутри него замедляется и увеличивается. —Г-Гуки! —испуганно кричит омега, но Чонгук лишь усиливает хватку на бёдрах и продолжает двигаться. Наклоняется, чтобы собрать языком белёсые капли и протолкнуть омеге в рот. Их языки сплетаются и Тэхён мычит тревожно, когда Чонгук останавливается, а его распирает изнутри узлом. Горячая сперма разливается внутри него, заполняя настолько, что в животе начинает тянуть. Он открыто плачет, утыкаясь в плечо мужа, который продолжает короткие толчки, избавляясь от остатков семени. Чонгук укладывает Тэхёна на себя, ложась на спину. Обнимает крепко и шепчет различные нежные глупости. Тэхён продолжает всхлипывать, но доверчиво укладывает голову на грудь альфы, оставляя несколько влажных поцелуев на солёной от пота коже. Чонгук робко улыбается, прикрывая глаза, осознав, что сделал. Внутри омеги сейчас его семя, на всём хрупком теле его метки. Дело осталось за малым: к концу течки нужно придумать оправдание и подобрать момент, чтобы поставить метку, ну и получить метку в ответ. —Гук-и. —М-м, что такое, милый? —мурчит альфа, поглаживая спину Тэ. —Я такой заполненный, —как-то мечтательно выдыхает омега, и Чонгук про себя усмехается, понимая, что Тэхён выдал то сокровенное, от чего пытался закрыться. —Тебе больно? Неприятно? —заботливо интересуется Гук, слегка двигаясь, от чего Тэ вновь начинает всхлипывать и зажиматься. —Прости, Солнце, —обеспокоенно шепчет альфа, начиная покрывать поцелуями лицо омеги, плечи и всё то, до чего только может дотянуться в таком положении. —Всё хорошо, —выдыхает Тэ, поднимая лицо к мужу и дуя губки, желая получить поцелуй. Получает. Множество.***
—В смысле Чимин рожает? —Сокджин подрывается с места и начинает собираться. Юнги позвонил уже из больницы, в которую отвёз омегу. Повезло, что смена Минхо выпала на сегодняшний день. Чимина отвезли в нужную палату, которая была давно оплачена, но не использовалась Минами. —Хён, не волнуйся. Мини сейчас осматривает доктор Ли…О, Боже…—испуганно шепчет Юнги, наблюдая за тем, как двое санитаров катят специальное кресло. —Что…Что-то случилось? Эй, Юнги! —Джин начинает паниковать, благо, Намджун ходит за ним по пятам, контролируя каждое движение, у самого Сокджина живот уже даже больше, чем у рожающего Мина. Его двое проказников такие крупные, что живот невозможно спрятать никакой одеждой, а спина болит так, словно он таскает на себе рюкзак с бетоном, который и снять то не получится. —Всё хорошо, просто…похоже, что Мини будет рожать прямо в своей палате. Из-за двери доносятся крики омеги и запах феромонов усиливается – Чимину страшно и Юнги это чувствует. Его сердце рвётся к паре, тянет защитить и успокоить, но мозг останавливает его – входить не разрешали. Несколько минут паники, за всё время которых Чимин не переставал стонать от боли и кричать, – наверное, это самые трудные минуты в жизни Юнги. —Вы отец? —один из санитаров выходит в коридор, Юнги тут же подходит к нему. —Да, это я. —Зайдите, Вам нужно подписать документы. —Документы? —мужчина терпеливо вздыхает и смотрит на Мина несколько секунд, а после объясняет: —Господин Мин Чимин должен родить сегодня, но сам он рожать не хочет. Просит сделать кесарево сечение, но для этого нужно, чтобы Вы дали своё согласие, —он смотрит на Мина оценивающе. —Пойдёмте со мной. И Юнги идёт. Заходит в палату, тут же натыкаясь на зарёванные карамельные глаза своего омеги. У Чимина красное лицо и капельки пота, проступившие на висках. Альфа вмиг оказывается рядом с ним и берёт подрагивающую ладонь в свою. —Мини, ты боишься? —омега в ответ кивает, говорить слишком трудно. —И правильно делает, что боится, —усмехается рядом стоящий Минхо. Санитары установили кресло в стерильной зоне палаты, которая была подготовлена после звонка Юнги. Хоть кресло и привезли позже, его тут же обработали, даже Ли сейчас в специальной форме, в которой видно только его глаза. Пока Юнги и Минхо обменивались долгими взглядами, в палату вошли ещё несколько врачей, внутрь ввезли стол с инструментами, которые тут же начали обрабатывать. —Правильно делает? О чем ты вообще? —Я не знаю, каким образом у вас это получилось, но плод слишком крупный. Если Чимин будет рожать сам, то травм не избежать, безопаснее будет сделать кесарево. Один из врачей протягивает Мину бумаги, тот скептически смотрит на них. Берёт в руки и начинает читать, но Чимин вдруг издаёт болезненный стон. Юнги переводит взгляд на него и нервничает еще больше, а потом смотрит на Минхо, который просто стоит рядом и смотрит между раздвинутых ног его мужа. Юнги больше не думает, не тянет время, хватает ручку и ставит подпись на каждом листке. Как только бумаги оказываются в руках одного из врачей, Чимина тут же перекладывают на специальный стол. Натягивают завесу, скрывающую всё то, что будет происходить…А дальше у Юнги плывёт перед глазами, он отдалённо слышит, как болезненно шипит и хнычет Чимин, когда ему ставят наркоз, а потом просто темнота. —Слабенький он, Чимин-а, —хмыкает Ли, и омега начинает смеяться. Странная картина: Мин лежит на столе, переставая чувствовать всё, что у него ниже пояса; Минхо смешит его, а тот действительно смеётся над своим мужем, который решил потерять сознание. Санитары переносят тело альфы на кровать, которая была подготовлена для омеги, но кому какое дело. —Блять, Минхо, я знал, что ты любишь посмеяться над всем, но прекрати издеваться над моим мужем! —злится ли он? Нет, он смеётся громко, забыв о боли и о схватках, которые ещё не прекратились. —Ну, раз тебе уже нормально, то мы начинаем, —по-доброму произносит Ли, и Чимин успокаивается, а врачи принимаются за работу.***
—Ах, Гуки, глубже! —стонет Тэ, прижимаясь грудью к стеклянной стенке душа. Чонгук замедляется, делая толчки грубее и более точными. Метко проезжается по простате каждым толчком. Он близко, но Тэхён кончил совсем недавно, поэтому ему до разрядки ещё далеко. Альфа сжимает член Тэ, надрачивая в такт толчкам. Старший стонет, извивается, не зная куда себя деть. Капли практически прозрачной спермы скатываются по стеклу. Чонгук же вновь кончает внутрь. Он перестал считать количество заходов и оргазмов каждого из них. Дырочка омеги настолько растрахана им, что больше не сжимается полностью; сперма вытекает наружу следом за членом альфы. Усталость наваливается тяжелым грузом. У них с трудом получается привести дыхание в норму. Чонгук встаёт и помогает подняться мужу. Тэ устало улыбается, держась за альфу, пока тот достаёт полотенца и вытирает их обоих. Потом помогает Тэ надеть махровый халат и надевает свой. До спальни Чонгук несёт Тэхёна на руках, укладывает и ложится рядом, накрывая их обоих одеялом. За окном уже рассвет и Гук морщится, нажимает на кнопку и шторы закрываются, погружая комнату в приятный полумрак.***
—Поздравляю, ваш малыш Кай омега, —ласково произносит Ли, укладывая хрупкое тельце на грудь Чимина. —53 сантиметра, 2 килограмма 800 грамм, время рождения: 19:47. Операция давно закончилась. Чимин приходил в себя, заняв свою кровать. Юнги привели в чувства только после того, как палату прибрали. И вот счастливые родители смотрят на своего малыша, и никак не могут оторваться. Любовь, которая заполнила собой всё помещение – слишком интимна, поэтому Минхо даёт им указания и оставляет их наедине. В коридоре на него смотрят три пары глаз, и он устало вздыхает, садясь рядом с Хосоком и укладывая голову на его плечо. Он прикрывает глаза, игнорируя взгляды старших и переплетает пальцы с Чоновыми. Кажется, он нашел своё место. —Кто у них? —шепчет Хосок, но Кимы прекрасно слышат его, как и сам адресат. —Кай – омега, хотя на протяжении всей беременности он не хотел раскрывать свой пол. —Значит, он будет доминантным омегой? —предполагает Намджун, обнимая устроившегося на его груди Джина. —Ага, —подтверждает Ли, улыбаясь. —Весь в папу. Правда, либо Чимин его нагулял, либо… —Эй! —грубо прерывает его Сокджин. —Да шучу я! —оправдывается Минхо. —Просто он слишком крупный для их личных показателей. Думаю, он будет достаточно высоким. —Пусть так. Главное, что он здоров. —Верно. Кстати, а Чоны… —У них циклы, туда лучше не соваться ближайшую неделю, либо пока сами не явятся, —произносит Хосок, обнимая омегу. —Хоть бы написали им или позвонили, а то они такое событие пропустили. —Да ладно вам, —ворчит Минхо, его голос тихий и сонный. —Зато вернутся с пополнением. —Думаешь, что Тэ забеременеет? —наигранно удивляется Сокджин, и Ли впервые хочет накричать на них. Невыносимые они для него, начиная Чонгуком и заканчивая семействами Мин и Ким, будто им заняться больше нечем, кроме как строить заговоры вокруг Тэхёна. К счастью, Хосок не такой. Альфа такой честный, добрый, умный, красивый, начитанный, губы у него такие вкусные, а еще в постели он… —Конечно! —как-то пренебрежительно бросает Хо, вдыхая запах омеги, успокаивается. Никто из них больше ничего не говорит. Спустя несколько минут Минхо приходится покинуть их, чтобы отправиться на следующие роды. Хосок прощается с Юнги и Чимином, мельком заглядывая к счастливым родителям, которые пробуют впервые накормить своего малыша. Кимы уходят последними, прощаясь только с Юнги, который сам выходит к ним после того, как Чимин засыпает, как и малыш Кай.