Вчера было так хорошо, что хотелось даже сдохнуть.
Белый когда-то кафель, подтекающий кран, из которого раздаражающе капала мутная вода, холодно и душно. Холодно, потому что зима, батарея сломана, а Мертвец в одной футболке, душно — из-за курева. Рыжий разливает по битым чашкам с черным налетом на стенках красновато-бурую жижу с резким приторным запахом, слишком жидкую чтобы быть шакалечьей и слишком химическую, чтобы быть от Стервятника. На вкус она очень сладкая и будто шипами режет горло. Похоже, Рыжий увлекся варением алкоголя, вдобавок к навыкам барыги. По полу раскиданы карты — все меченые, потому играют в них только когда плывет перед глазами. Кто-то выругался, обнаружив что дверь в туалет заперта и видимо пошел справлять нужду в окно, чем вызвал недовольные вскрики состайников и идиотский смех Рыжего. Вожак стянул очки, поскольку и без них перед глазами все плыло, и закрылся довольном объемным веером из карт. От алкоголя было тепло, от присутсвия Рыжего — жарко. Мертвец стягивает футболку и бросает на грязный пол. Козырный валет, червовая дама, пиковая (?) девятка. Вожак довольно лыбится, вручая Мертвецу карты, невольно проводя пальцами по ладони. Карты сыплются из трясущихся, то ли от холода, то ли от алкоголя, рук, разлетаясь по плитке. Рыжий переплетает их пальцы, сравнивая размеры ладоней. Самодовольная ухмылка выглядит как-то неестественно в сочетании с невинным блеском черных глаз.Сегодня стало плохо настолько, что хочется жить.
Рыжий уже пару часов торчит возле Могильника. Плюющегося кровью, всего горящего Мертвеца он отнес туда утром. Изредка проходящие Пауки кидали в его сторону осуждающие взгляды. Да, недоглядел. Тревога колючим узлом скрутила внутренности, он расхаживет коридором взад вперед уже очень долго, знатно нервируя этим охрнанника. Крысы ненавидели это место, в отличие от вожака, потому не продержались и часа, оставив его ждать новостей. Спустя еще час-два, — Рыжий уже потерял счет времени, — пришел Янус. — Жить будет. Нерадивый вожак облегченно осел на пол, зарываясь руками в отросшие волосы. Мертвеца — немного побитого, с пакетом лекарств — выписали на следующий день. Рыжий накинул на него свою куртку, пахнущую яболками, ветром и куревом, обосновываясь заботой о его здоровье. Мертвец даже не возражал.Мой друг вчера умер от счастья. Бессмысленный с виду поступок.
Ночь — теплая, безлунная и безоблачная, лишь звезды поблескивают пестрой россыпью, от бледно-белого до ярко-красного. Потресканная черепица холодная даже сквозь плед, кофе давно остыл, а бутылка виски наполовину пуста. Лицо ласкает нежный почти летний ветер, слух ласкает тихая мелодия из старого проигрывателя. Рыжий и Мертвец лежат на крыше дома, почти касаясь руками, неотрывно изучая небосвод, стараясь не смотреть друг на друга. Воздух прожигала тягучая нервная сладость, как когда они держались за руки. Мертвец что-то говорит про звезды, явно услышал это от пьяного Табаки, что-то о том как они гаснут и как возникают новые и о том как по ним гадать. Рыжий не слушает, точнее не слышит. Он слышит лишь сиплый прокуреный голос и ощущает теплое пьяное дыхание где-то совсем рядом. Еще один скачок интонации, монотонное повествование затихает, глубокий вдох. Рыжий больше не видит звезд и осознает почему, лишь когда шершавя рука проводит по щеке, а обветренные губы касаются его собственных — не менее высохших. Быстро и слишком мало. Крыса, как капризный ребенок, тянет к себе Мертвеца за косички. Целует, нагло, напористо, облизывая дёсны, сжимая волосы в руке. Рубашка летит в ночь, потом вторая. Мертвец целует шею рыжего, потом ключицу, оставляя красное пятно, слушая как вожак довольно мурлычет. Джинсы летят вслед за рубашкой. Мертвец сжимает в руке возбужденный член Рыжего и медленно проводит по всей длинне, пока парень не кроясь томно вздыхает и стонет — здесь их все равно никто не услышит.Да ладно, шучу, всё с ним хорошо. Лежит он в соседней комнате.
Рыжий просыпается в объятиях Мертвеца от яркого света, что бъет в глаза. Недовольно шипя, он переворачивается на другой бок и снова засыпает, теперь уже уткнувшись в плавно вздымающуюся грудь.Но только, прошу, не будите. Он так долго страдал от бессонницы.