12 декабря 2012 г.
06-00
Будильник, встроенный в настольные часы, срабатывает ровно в шесть утра, оповещая о наступлении утра. Он делает это ежедневно, с педантичностью, достойной своего хозяина. Не зная перерывов на выходные и праздники, он каждое утро, с интервалом в двадцать четыре часа, издает ряд стандартных трелей. В наши дни многие люди стремятся установить в качестве сигнала что-нибудь эдакое — оригинальное и броское. Кому-то приятнее входить в новый день под звуки любимой музыкальной группы, а кого-то под силу разбудить только чему-нибудь оглушающе громкому и зубодробительно интенсивному. Миками Теру никогда не относился к их числу. Его вполне устраивало обычное пищание, благо сон его всегда был чуток. Дотянувшись до часов, он, не глядя, нажимает на кнопку, ответственную за отключение будильника. Когда в спальню вновь возвращается тишина, он садится в постели, протирая глаза двумя пальцами. Он никогда не запоминал своих сновидений, хотя они его, безусловно, посещали. Но неустойчивая природа этих порождений подсознания такова, что они быстро рассеиваются, и, если не концентрироваться на них, исчезают из памяти — как правило, навсегда. Он не возражал. Сны иррациональны. Помнить их нет никакого смысла. Внезапно тишину нарушают звуки музыки, очень слабые, явно доносящиеся из-за стены. Кто-то из соседей Теру тоже проснулся. Прежде, чем встать с постели и направиться в ванную, он успевает определить, что это какой-то европейский исполнитель. Но, поскольку и эта информация совершенно бессмысленна, он и ее забывает в процессе чистки зубов. Нагнувшись над умывальником, он складывает ладони ковшиком, набирает в них воду и подносит к лицу, смывая тем самым последние крупицы сна, что до сих пор цеплялись за свое бесполезное существование в уголках его глаз. Утерев лицо полотенцем, он выходит из ванной, не забыв удостовериться, что кран плотно закрыт, и ни одна капля не соприкоснется с блестящей холодным светом поверхностью раковины до тех пор, пока он вновь его не откроет. Мало что вызывало у Теру такое раздражение, как звук капающей воды — настоящее воплощение дисгармонии. Заглянув на кухню, чтобы включить автоматическую кофеварку, он не спеша возвращается в спальню и достает из шкафа привычный строгий наряд. Он никогда не изменяет деловому стилю — разве что в тренажерном зале — но периодически позволяет себе менять детали гардероба. Люди профессии Теру должны делать это, дабы не вызывать подозрений в ретроградстве. Кроме того, это просто приятно. Надев брюки, рубашку, а также слегка затянув на шее галстук, он возвращается на кухню. Как раз вовремя: кофе уже готов. К кофе он приготовил пару бутербродов — завтрак довольно скромный, но кто, скажите, набивает живот с утра пораньше? Кроме того, Теру никогда не страдал обжорством. Он включает радио, чтобы попутно послушать утренний выпуск новостей, и приступает к приему пищи. Новости оригинальностью не отличаются вот уже шесть лет. И осознание этого приносит радость. После завтрака он возвращается в спальню, надевает темно-зеленый пиджак и добавляет последнюю деталь своего сложившегося имиджа — очки. С недавних пор его зрение значительно улучшилось, но на работе он по-прежнему появляется исключительно в очках, пусть теперь и без диоптрий. Они давно стали частью его самого. В детстве он не ощущал металлической дужки на переносице только когда спал, либо когда кто-то резким и всегда неожиданным ударом сбивал очки с его лица, и даже сейчас без них ему порой становилось неуютно. Поправив галстук, Теру смотрит на себя в зеркало и убеждается, что его облик полностью соответствует должному. Музыка за стеной теперь доносится чуть громче. Теру едва заметно морщится. Ему, конечно, она не мешает, но у остальных соседей может быть иное мнение. Сохранив в памяти пункт о том, что было бы неплохо рассказать нарушителю спокойствия о таком полезном человеческом изобретении, как наушники, он берет со стола дипломат и выходит из комнаты, предварительно проверив его содержимое. Все нужные бумаги, конечно, на месте, но предусмотрительность еще никому не вредила и никогда не бывает лишней, особенно, если она не мешает другим делам. Сборы занимают совсем немного времени. В 6-45 он уже входит в настежь распахнутые двери вокзала, чтобы сесть на ближайший поезд, направляющийся в Токио. Начался еще один день его битвы со злом.7-15
В столицу его везет новенький экспресс «Каидзи», введенный в эксплуатацию от силы месяц назад. В это время суток железнодорожный транспорт становится единственным способом максимально быстро добраться до Токио из префектуры Яманаси, где живет Теру. В вагонах как всегда людно, но в этот раз ему удается найти свободное место. Он садится напротив пожилого мужчины, внимательно читающего свежий выпуск «Никкэй Веритас». Ее оборот пестрит цифрами, и Теру морщится при виде них. В пространстве вокруг него и так слишком много цифр. Он смотрит в лицо своему попутчику и выясняет, что того зовут Матсумото Кодзи. Вместе с этим абсолютно бесполезным знанием ему открываются числа «6», «19», «3» и «10». Он не знает, что они означают, да и желанием узнать не горит. Матсумото Кодзи отрывается от своей газеты и вопросительно смотрит на Теру, видимо, почувствовав на себе его взгляд. Моргнув, Теру опускает глаза на дипломат, достает из него документацию, посвященную делу, над которым он работает в последнее время, и начинает изучать ее. Он прекрасно помнит все необходимые ему подробности, это просто способ занять себя на время поездки. Все лучше, чем глазеть на попутчиков. Это, в конце концов, просто неприлично. Следующие минуты он, поглощенный своими бумагами, воспринимает окружающий мир только на слух. Этого, впрочем, вполне достаточно, чтобы иметь почти полное представление о том, что происходит вокруг. Кто-то позади него негромко переговаривается; сосед справа, похоже, слушает радио, по крайней мере, из наушников доносится что-то похожее на традиционную музыкальную заставку «NHN FM». На противоположном ряду уже давно и довольно настойчиво звонит телефон — владелец, наверное, задремал, в противном случае, убрал бы звук, даже если ему не хочется ни отвечать на звонок, ни сбрасывать его. Теру старается не вслушиваться в окружающий его шум, типичный для мест большого скопления людей. Незачем вмешиваться в чужую личную жизнь — без веской на то причины — даже если иногда складывается впечатление, что люди сами этого хотят, выполняя свои обычные, повседневные дела подчеркнуто громко, подчас, даже демонстративно. Когда бумаги оказываются прочитаны, состав, в котором едет Теру, уже выезжает из Хатиодзи. Часы меж тем показывают лишь половину восьмого. Отлично. Он всегда отправляется на работу с запасом, на случай непредвиденных задержек в пути. Подождать на месте гораздо лучше, чем опаздывать, особенно, если от твоих опозданий зависит работа других людей. Господин Матсумото сошел в Китидзедзи. Его место тотчас оказалось занято юношей лет восемнадцати в просторной водолазке, который беспокойно вертел головой по сторонам, словно толпа в поезде его пугала. Если так, то Теру отчасти понимал его. От людей действительно можно было ожидать чего угодно — в том числе и самого худшего. Он имел достаточно возможностей убедиться в этом. В каждом вагоне едет порядка сотни людей, и среди этой сотни наверняка найдется хотя бы один с недобрыми намерениями. Проблема в том, что его практически невозможно вычислить до тех пор, пока он не начнет действовать. Зло умеет маскироваться. А в таких местах и подавно. Всего лишь еще одно безликое существо, клюющее носом, пока поезд везет его на работу из пригорода. Впрочем, в этом есть и свой плюс. Поезда и толпы не менее успешно умеют скрывать и адептов добра. Миками Теру — яркое тому подтверждение.08-20
Двери экспресса открываются с легким шипением, и Теру вместе с остальными пассажирами ступает на территорию токийского вокзала. Быстрым шагом он продвигается к выходу. Он может позволить себе не торопиться, но хочет побыстрее оказаться в более спокойном месте. Выйдя на улицу, он тут же сбавляет шаг, хотя и там хватает суеты, людских голосов и гула машин. Однако несомненным преимуществом открытого пространства является то, что воздух там свеж и прохладен — ощущение, которое не сможет обеспечить в полной мере ни один кондиционер. Возможно, слишком прохладен, даже с учетом того, что все отрывные календари в мире, пребывающие в активной эксплуатации, к этому дню истощились почти до предела. Теру поправляет воротник плаща и вспоминает о своем недавнем попутчике в сиреневой водолазке. При такой погоде у него есть все шансы замерзнуть. До центрального здания прокуратуры отсюда идти порядка двадцати минут. Этого времени как раз хватит, чтобы прибыть к началу рабочего дня. Чего и следовало ожидать. В последний раз Теру опаздывал куда-либо еще в средней школе, когда его заперли в школьной душевой, в результате чего он опоздал на заседание дискуссионного клуба, в который ходил вплоть до поступления в университет. Других подобных случаев он не припоминал, так что последний раз вполне мог оказаться единственным. – Миками-сан! Теру оборачивается на голос. Со стороны автобусной остановки к нему спешит Оки Хаяо, стажер с юридического факультета Кэйо. Остановившись, Теру ждет, пока тот догонит его, попутно протирая стекла очков. – Вы как всегда приходите заранее, Миками-сан! – жизнерадостно произносит Оки, поравнявшись с ним. – Разумеется, – прохладным тоном отвечает Теру. – От нас зависят судьбы других людей. Мы не можем заставлять их ждать. Он продолжает движение. Ему не очень нравится Оки. Возможно, сам по себе он — неплохой парень, но Теру не видит в нем стремления помогать людям. Он поступил на престижный факультет престижного университета только потому, что так решили его родители. С тем же успехом он мог стать инженером или менеджером. У Хаяо было слабо развито чувство долга, обязательное для людей той профессии, которую он собирался избрать. – Я слышал, на вас сейчас много дел висит, – продолжает Оки, бодро шагая по левую руку от Теру. – Специально нагружаете себя по полной, чтобы освободиться к Рождеству? Чуть повернув голову, Теру искоса смотрит на своего спутника. Похоже, он говорит на полном серьезе. – К сожалению, преступники редко смотрят на календарь, когда творят зло. В Рождество я буду работать в том же режиме. – То есть… – стажер осекся, – выходит, вы всегда так выкладываетесь? – Да, – Оки слышит его, но, конечно же, не понимает, что означают эти слова на самом деле. Впрочем, ему и незачем это понимать. – Доброе утро, Харагути-сан. Они, наконец, добрались до парадного входа, и Теру протягивает свое удостоверение дежурному. Тот, конечно, отлично знает его в лицо, но это обязательная процедура, и Теру как никто понимает ее необходимость. Бросив короткий взгляд на корочки, дежурный утвердительно кивает и желает Миками хорошего дня. Тот отвечает взаимностью и идет к лифту, оставив Оки Хаяо в замешательстве стоять на проходной.09-10
Кабинет Теру дожидается своего хозяина в точности в том же состоянии, в каком он оставил его накануне. Конечно, вечером тут должна была побывать уборщица, но все они давно уяснили, что в этом кабинете лучше не трогать ничего, что не касается их прямых обязанностей. Теру идет к столу, и, уложив дипломат на его поверхности, достает оттуда документы, сразу же сортируя их на две части. Те, что ему не понадобятся, отправятся в ящик стола, где пролежат до тех пор, пока не придет пора вернуться к ним, либо же сдать в архив. В последнюю очередь из дипломата достается блокнот. Это уже не для работы, это — гораздо важнее. Затем он запускает ноутбук и просматривает криминальную сводку за прошедший день, внимательно всматриваясь в появляющиеся на экране лица, впечатывая их в память как минимум до вечера. Там, где память может подвести, он делает пометки в блокноте. Сегодня их почему-то особенно много. Совпадение? Или зло активизировалось, предчувствуя скорую гибель? Словно лампочка, на мгновение загорающаяся невыносимо ярким светом, прежде чем погаснуть навсегда? Хорошо, если так. Но он не будет понапрасну тешить себя надеждами, в конце концов, его избрали совсем не для этого. Нет, он продолжит выполнять свой долг; это все, что от него требуется. Хаширатани Рюудзи. Маки Хисаши. Морита Ютаро. Этого он точно запомнит, его лицо очень напоминает лицо одного из тех, кто… Одного из тех, кто был в той машине. Кто убил его мать. На мгновение Теру закрывает глаза, слегка массируя веки кончиками пальцев. Открыв, вновь смотрит на Мориту Ютаро. Конечно, это другой человек. Никто не в силах восстать из мертвых. Возможно, они как-то связаны, но он не станет это выяснять. Все, что ему нужно знать — Морита совершил ограбление ювелирного магазина в Сибуе. Долг несовместим с праздным любопытством. Убедившись, что запомнил всех, Теру закрывает сводку. Остальных он добавит вечером, когда откроет архив. А теперь пора заняться работой. На часах половина десятого, значит, ближайшие три с половиной часа он проведет в своем кабинете. За это время можно многое успеть сделать. В десять утра к нему робко стучится первый посетитель. Не так давно Теру заметил, что в последний год их число сократилось. Это напрямую было связано с падением уровня преступности. Теперь у системы правосудия стало гораздо меньше работы. Теперь, когда ей на смену пришла новая, более совершенная система. Но это не значит, что старая может прекращать работу. Напротив, нужно проявить еще большее усердие, не давая преступности оправиться от полученных за шесть лет ударов. И тогда день, когда ей будет нанесен еще один удар — последний и решительный — станет чуть ближе. Теру верит, что этот день близок. И осознание того, что он тоже вносит свою лепту в его приближение, того, что теперь его возможности соразмерны с его желаниями, того, что мечта, которая все чаще начинала казаться ему несбыточной с тех пор, как он окончил начальную школу, теперь превращается в реальность его же усилиями — все это делает его счастливым. Это тяжело, видит бог — его Бог — но это то, что приносит удовлетворение. Он понимает, что ни на что не променяет этот удел. Он сам избрал свой путь, и пройдет по нему до конца, что бы на этом пути ни встретилось, и что бы ни ждало его в этом конце.12-10
К полудню в его графике образуется небольшое окно. Утренний поток посетителей, решившихся вверить свои проблемы японской прокуратуре, уже иссяк, а выезд на слушание был еще только в планах. Теру изучил протокол предыдущего слушания, просто для того, чтобы освежить события в памяти. Затем он поднялся этажом выше, в архив. – Здравствуйте, Миками-сэнпай, – почтительно произнес Осанаи Акира, завидев коллегу. – Добрый день, Осанаи-сан. В отличие от Оки, Осанаи Акира был симпатичен Теру. Он также был еще молод — закончил университет только этой весной — и чем-то напоминал Теру его самого шестилетней давности. Возможно, наивной верой в то, что люди способны обеспечивать торжество правосудия своими силами. Для Осанаи правосудие было не просто словом. – Мне сегодня поручено помогать вам на слушании дела Тоды, – сказал он с легким возбуждением в голосе. – Как думаете, мы сможем доказать его вину? На этой неделе были найдены новые улики… у нас должно получиться! Вместо ответа, Теру внимательно посмотрел на Осанаи и чуть улыбнулся — впервые за день. – Ты ведь не вчера ознакомился с этим делом? – уточнил он затем. – Да, конечно. – Неделю назад его вина вызывала у тебя вопросы? Лицо Осанаи потемнело, губы его превратились в тонкую черточку. – Никаких! Все настолько очевидно, что я не понимаю, почему… – Почему процесс длится второй месяц без какого-либо результата? – закончил за него Теру. – Да. Улыбка Теру угасла. Запросив в архиве нужные ему данные, он отошел в сторону и сел на стул для посетителей. – Если ты внимательно изучил дело, ты должен знать ответ, – произнес он минутой позже. – Все очевидно не только для тебя. Если бы не адвокаты Тоды, он был бы приговорен еще в ноябре. Такие дела завершаются успехом очень быстро. Либо не завершаются вовсе. – Неужели вы хотите сказать, что его оправдают? Осанаи Акира сжал кулаки, глядя на старшего товарища. В какой-то момент глаза его яростно сверкнули. До боли знакомая картина. Сколько людей во всем мире столь же непримиримы к злу? Скольким из них удается хоть как-то ему противостоять? И скольких из них удается сломить, заставить отказаться от своих идеалов, как пытались сломить Теру на протяжении всего его детства — все, включая мать? Пусть она действовала из лучших побуждений, но ведь известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. И сколько матерей прошло по этой дороге, увлекая за собой своих детей? Иногда Теру казалось, что в какой-то момент и он бы не выдержал, не смог бы вечно противостоять давлению, оказываемому на него со всех сторон. Но прежде, чем этот момент настал, в реальность его семьи ворвалась красная «Хонда», мгновенно сократив ее ровно наполовину, а заодно и навсегда изменив жизнь той половины, что осталась на этом свете. И, в конечном счете, это оказалось даже к лучшему. Наверное, ему бы следовало сказать «спасибо» этим негодяям, не знай он, что они все равно его не услышат. Архивариус вернулся с тонкой папкой темно-серого цвета, и Теру поднялся со своего места. – Скорее всего, так и случится, – спокойно ответил он, пролистывая содержимое папки. – Даже если суд вынесет ему наказание, оно будет слишком мягким для убийцы. Взяв папку, он подошел к двери, затем обернулся на Акиру. Тот не сдвинулся с места. – Тогда к чему этот фарс? Зачем тратить по нескольку часов каждую неделю, если все уже знают, какое решение будет принято в итоге? Зачем отнимать наше время? – То, что мы делаем, в любом случае не напрасно, – произнес Теру. – Разве ты не понимаешь, почему? Осанаи нахмурился и неопределенно повел головой, что можно было с одинаковой вероятностью трактовать и как «да» и как «нет». – Мы обязаны доказать его вину. То, что очевидно нам, должно стать очевидным для всех, кто следит за процессом. И тогда, даже если японский суд его оправдает, ему все равно не удастся уйти от истинного правосудия. Раньше это могло бы произойти, но только не теперь. Зрачки Осанаи расширились, побелевшие от напряжения губы начали медленно возвращаться в состояние покоя. – Кира его покарает, – прошептал он. – Да, – кивнул Теру. – Киру нельзя подкупить или ввести в заблуждение. Если мы представим все факты виновности Тоды, возмездие настигнет его вне зависимости от решения суда. Теру сделал шаг навстречу коллеге. Будь на его месте кто-то другой, он, возможно, похлопал бы Акиру по плечу, но Теру не любил телесных контактов — слишком уж много их было в школьные годы, и далеко не все они были приятными. Вместо этого он ограничился еще одной улыбкой, на этот раз ободряющей. – Если ты поторопишься, то еще успеешь перекусить перед тем, как мы отправимся на слушание. Я бы на твоем месте воспользовался этой возможностью. В суде мы наверняка застрянем до вечера, и я не уверен, что нам предоставят перерыв.14-55
В зале для слушаний высшего токийского суда было прохладно. Это вряд ли имело прямое отношение к погоде снаружи — Теру не припоминал ситуации, когда в этом месте было бы по-другому, даже в самые жаркие летние дни. В отличие от большинства других токийских судов, этот находился в старом здании, и, хоть за его состоянием наверняка тщательно следили, вряд ли кто-то был в состоянии справиться со сквозняками, вольготно устроившимися под его массивными сводами. Несмотря на то, что до начала заседания оставалось еще порядка десяти минут, в зале было достаточно людно. Громкий, открытый для публики процесс привлекал к себе все больше внимания извне и длился еще не так долго, чтобы успеть приесться. Теру мимоходом обратил внимание, что участок, отведенный прессе, забит битком, уступая в количественном показателе лишь углу, где расположилась защита обвиняемого. Кажется, с момента последнего слушания число адвокатов Тоды выросло как минимум на треть. Чего Теру, в принципе, ожидал. В отличие от сидевшего чуть позади него Осанаи. Услышав за своей спиной негодующий выдох, Миками прикрыл глаза, прогоняя из памяти схожую картину. Но на какой-то краткий миг он вновь оказался в этом же зале, только уже в 2006м году, когда он точно так же сидел за спиной своего старшего коллеги, Ибаты Хисаши, и с тем же негодованием слушал, как судья выносит оправдательный приговор бизнесмену, за которым тянулась вереница преступлений, бравшая свое начало еще в восьмидесятых. Полтора месяца спустя Ибату нашли мертвым в его загородном доме. Полиция заключила, что причиной стало самоубийство, но Теру знал, что это не так. Это была показательная казнь, расплата за то, что прокурор проявил несговорчивость и посмел довести дело до суда, а вместе с тем — очевидный намек любому, кто попытается продолжить его дело. В тот день злу удалось заставить волю Теру надломиться. Он отступил, пытаясь оправдаться перед самим собой: ведь он еще может помочь сотням других людей вместо того, чтобы понапрасну жертвовать собой в безнадежной попытке добиться справедливости здесь и сейчас. Сделка с совестью принесла ему три недели в аду. А затем появился Кира. И уже в декабре убийцу его сэнпая настигло возмездие. Наверное, именно в тот день, держа в дрожащих руках выпуск «Майнити симбун», Теру окончательно понял, кем является Кира на самом деле. Бог явил ему свой лик. Открыв глаза, Теру покосился на Осанаи Акиру. Нет, теперь он не допустит повторения истории. Торжество справедливости больше не встанет под сомнение ни у одного из ее поборников. Тода Такуя понесет заслуженное наказание — какое бы решение ни принял суд. По всему залу проносится громкий стук: судья призывает аудиторию к порядку. Теру смотрит на обвиняемого. Тот кажется внешне спокойным и даже улыбается краешком губ. Возможно, он считает, что если дожил до этого момента, значит, в его силах и дальше обманывать не только земной суд, но и суд Киры. Лицо Теру остается бесстрастным, но в этот момент он отчетливо понимает, что вечером улыбаться будет уже он — подписывая Тоде смертный приговор.16-35
Процесс ведет Кавамура Рендзира-сан, и делает он это, по мнению Теру, весьма неплохо. По крайней мере, он искренен в своем стремлении вынести справедливый вердикт. Наверняка понимает, что в данной ситуации это выше его сил, но все же не намерен сдаваться без боя. Сейчас он вызвал для допроса одного из свидетелей защиты. Этот тип утверждает, что видел Тоду в ресторане в Аояме за полчаса до того, как произошло убийство. Конечно же, он лжет, и Кавамура, надо полагать, знает это. Вот только одного знания недостаточно. – У обвинения есть вопросы к свидетелю? – спрашивает судья, повернувшись к Теру. – Да, ваша честь, – отвечает тот. – Вы были знакомы с обвиняемым ранее? – Ну… вообще-то да, – вытащив из нагрудного кармана рубашки платок, свидетель утирает им пот со лба и сует обратно. – У фирмы, в которой я работаю, налажены партнерские отношения с компанией господина Тоды. Я видел его, когда он приходил к нашему директору… несколько раз. – Вы видели его со стороны, или общались лично? – Скорее со стороны. Нас представили друг другу, но не более того. – И в тот вечер, когда вы заметили господина Тоду в ресторане, вы также не вступали с ним в разговор? – Нет. – Тем не менее, вы уверены, что видели именно его? – уточнил Теру. – Ну, я… да, в принципе, я уверен, – платок снова покинул карман и оказался у лба свидетеля. – Я слышал, как Тода-сан подозвал к себе официанта, так что могу сказать, что опознал его не только по внешности, но и по голосу. – Когда следствие допрашивало работников ресторана, ни один из них не вспомнил никого с приметами Тоды, – вмешался Осанаи. Свидетель прикусил губу и покосился в сторону адвокатов. Один из них одарил его успокаивающей улыбкой, откашлялся, и встал со своего места. – Ничего удивительного, помощник прокурора, – бархатным голосом произнес он. – Эти люди работают в очень популярном заведении, и каждый день через них проходят сотни посетителей. К концу дня становится довольно трудно обращать внимание на их лица. Кроме того, никто ведь не высказал уверенности в том, что в тот вечер нашего подзащитного у них не было. Они просто его не помнят. Теру нахмурился. Поднявшийся адвокат выглядел его ровесником. Возможно, они даже учились вместе, хотя имя — Сайго Аринори — было ему незнакомо до тех пор, пока он впервые не встретился с ним лицом к лицу в судебном зале. Это случилось три года назад, и с тех пор Теру имел достаточно возможностей убедиться, что перед ним мастер своего дела. Таких и называют «адвокатами дьявола». Хотя Тода, конечно, на дьявола не тянул. Но зло не меняет своей сути в любых проявлениях. – Несколько человек утверждает, что в это же время Тода выходил из здания отеля, где позже было найдено тело господина Ямасаки, – покосившись на младшего коллегу, Теру заметил, что на его бледных щеках проступили красные пятна, но он продолжает говорить, пытаясь донести до участников процесса то, что они и так прекрасно понимают. – Вы же не думаете, что… – Протестую, – скучающим тоном бросил Аринори, запрокинув голову и выразительно глядя на судью. – Поясните суть протеста, – отозвался тот. – Люди, о которых говорит помощник прокурора, Осанаи-сан, утверждают, что видели человека, похожего на нашего подзащитного. Никто из них не поручился за то, что это был он. Опять же, это всего лишь предположения. – Протест принят, – кивнул Кавамура, – прошу сторону обвинения выражаться более корректно. – Прошу прощения. Осанаи потупился. Миками жестом указал ему сесть и вновь посмотрел на адвоката, который, выправив поднявшийся в усмешке уголок губ, продолжил: – Кроме того, суд уже имел возможность выслушать показания этих людей и знает, что один из них, Йошида Куро, лицо без определенного места жительства, находился в состоянии наркотического опьянения, в связи с чем мы имеем все основания сомневаться в достоверности его слов. Другой же, Сахара Масахиро — таксист, который ждал своего клиента у здания неподалеку, сам допускал вероятность того, что может ошибаться, так как не присматривался к человеку, который прошел мимо его машины. В то время как человек, который сейчас находится перед вами, ваша честь, только что с уверенностью заявил, что видел Тоду-сана незадолго до убийства на другом конце Токио, и может повторить свои показания, если потребуется. Я прав? Он положил руку у основания шеи своего свидетеля, по-прежнему не глядя на сторону обвинения. Словно считал это ниже своего достоинства. – Да, конечно, я уже говорил, и могу сказать еще раз, будьте уверены, – закивал тот, уже забыв про свой платок и водя по лбу тыльной стороной ладони. Даже на таком расстоянии Теру видел, что она у него не менее потная, чем лоб. – Но есть и третий свидетель – напоминает Миками, бросая беглый взгляд на лежащий перед ним протокол. – Цуруми-сан, дежурный в корпорации «Намики». По его словам, покойный вышел вместе с обвиняемым из здания корпорации в 22-45. Трудно представить себе, что господин Тода смог бы за пятнадцать минут добраться из района Адати в Аояму, где, по словам свидетеля защиты, он находился примерно в 23-00. Он замолчал, не сводя взгляда со своего оппонента, снова и снова вчитываясь в неспешно переливавшиеся в воздушном пространстве над его головой иероглифы, складывавшиеся в имя. Сайго прикрыл веки и вздохнул. – Да, действительно, следствие получило подобную информацию несколько дней назад, – согласился он. – Цуруми-сан был приглашен на сегодняшнее слушание для повторной дачи показаний. Однако, как вы помните, его уже вызывали в зал. Он не пришел. Не сомневаюсь, у него была веская причина так поступить, и в следующий раз мы, помимо всего прочего, узнаем также и о том, что помешало ему посетить сегодняшнее заседание. Только теперь прокурор и адвокат встречаются взглядом. Теру чувствует в нем издевку. В этот момент ему становится ясно, что на следующем слушании Цуруми Масару откажется от показаний. За это время они найдут способ убедить его взять свои слова обратно. Нет. Этого не произойдет. Следующего слушания не состоится в связи с гибелью обвиняемого. Он вынесет ему собственный приговор. Аринори смотрит на Миками, участливо улыбаясь. Тот сухо кивает ему в ответ. – У обвинения больше нет вопросов, ваша честь, – произносит он, прежде чем сесть на свое место.17-20
В начале шестого Кавамура объявил, что суд удаляется на совещание. Теру предполагал, что после этого будет объявлена дата очередного слушания. То же, что на этом слушании адвокаты Тоды будут требовать оправдания своего клиента, было не просто предположением, но холодной уверенностью. Конечно, если они убедят Цуруми изменить показания, напомнил себе Теру. В противном случае, процесс грозит затянуться. И, возможно, Тоде даже удастся вынести наказание, пусть и относительно щадящее — учитывая ряд смягчающих факторов, которые наверняка отыщутся в кратчайшие сроки. В любом случае, Сайго Аринори сотоварищи сполна отработают свой гонорар. Таковой ситуация представлялась для действующих лиц судебного процесса. Для наиболее смышленых зрителей, надо полагать, тоже. И только один человек знал, что произойдет на самом деле. Этот человек сидел в холле здания суда, пил кофе из пластикового стаканчика и слушал гневные филиппики Осанаи Акиры, одобряя их в глубине души, но понимая при этом, что такое поведение недопустимо для служителя закона, находящегося при исполнении своих обязанностей. Хотя, если вдуматься, неужели, выйдя из суда, приехав домой, куда-нибудь в Акисиму или Бунке (Теру не знал, где живет его коллега), сменив деловой костюм на домашние кофту и тапочки, неужели тогда Акира перестанет быть служителем закона? Переставал ли им быть Теру, еще до того, как Кира избрал его? Конечно, нет. Это много больше, чем социальная роль. Призвание. Тем не менее, формальные различия все-таки есть. Прокурор должен оставаться внешне корректным в отношении противоположной стороны, как бы ни был уверен в ее виновности, и как бы к этой виновности ни относился. – Осанаи-кун, – голос Теру негромок, однако Акира тотчас замолкает. Кажется, это первый раз, когда он обращается к нему без нейтрально-уважительного «сан». – Я понимаю твои чувства, но не забывай: мы все еще в суде. Ты должен проявлять выдержку. Вновь, как и тогда, в зале, щеки юноши окрашивает румянец, но на этот раз по другой причине. Осанаи смущен, он опускает голову и покорно кивает. – Простите, Миками-сэнпай, – еле слышно проговаривает он. – Передо мной тебе извиняться не за что, – отвечает Теру, стараясь вложить в эти слова всю ту немногую мягкость, что еще оставалась в нем, все то, что жестокой действительности не удалось вытравить из его сердца, ожесточившегося в ответ. – У меня на душе то же самое. – За то, что выставляю вас в дурном свете. Я — ваш подчиненный, и за мою несдержанность отвечать вам. Словно кинолента, склеенная из отдельных кадров, вырезанных в свою очередь из других лент, перед Миками Теру неуловимо быстро проносятся фрагменты из его прошлого. Когда-то он говорил Ибате Хисаши похожие слова. Он не помнит деталей, не помнит даже примерной даты (помнит только, что это не имело отношения к делу, за участие в котором Ибата был уничтожен), но то, что он испытывал в тот момент, теперь крепко засело в юристе-новичке, что сидел на одной лавке с ним. Теру вдруг стало интересно: когда и при каких обстоятельствах что-то подобное говорил и чувствовал сам Ибата? И насколько эти слова и чувства отличались от слов и чувств Теру и Акиры? Этого он не мог знать, зато точно знал, что прозвучало в ответ. – За меня не переживай. Твой гнев стоит того. Тот, в ком его нет, никогда не сможет бороться за справедливость. Сохрани его в себе. Чтобы ни одна капля не выплеснулась наружу. Управляй им, и не позволяй ему управлять тобой. Это единственный путь к победе. Осанаи поднимает голову, и в его глазах Теру замечает блеск, который раньше видел исключительно в зеркале. – Я хочу, чтобы Кира убил его, – теперь юноша говорит шепотом, так, чтобы посторонние его не слышали. – Хочу, чтобы он убил их всех. Чтобы больше никто не мог творить преступлений. Теру не отвечает сразу. Возможно ли это? Кира в силах карать людей за их грехи, но можно ли искоренить в человеке само стремление творить зло, если оно изначально заложено в нем? Он верит, что да, возможно; по сути, вся его жизнь посвящена этой цели. Но что, если он ошибается? С момента, как его бог спустился на Землю, чтобы защитить невинных, прошло шесть лет. Да, за это время число преступлений сократилось в несколько раз, но они все еще совершаются. Люди знают, что им грозит, но это не останавливает их. А тех, кого останавливает… Что бы произошло, если бы Киры вдруг не стало? Если бы исчез фактор, сдерживающий тысячи мерзавцев по всему миру, которые сейчас затаились в страхе перед гневом божьим? Нет. Тот, в ком преобладает темная сторона, не сможет скрывать ее до самой смерти. Рано или поздно она все равно проявится — и кара последует незамедлительно. И как только большинство будет уничтожено, остальные перейдут на сторону добра. Пусть сейчас ими движет страх — позже они поймут, что жестокость Киры была вынужденной и необходимой. И что делалось это ради блага всего человечества. Он готов сказать все это Акире и уже набирает воздух в грудь, но в этот момент двери зала заседаний распахиваются, и пристав призывает участников процесса вернуться для оглашения вердикта. Невысказанное повисает в пространстве, но Теру надеется, что Осанаи все равно сможет его уловить. В конце концов, смог же он сам в свое время.***
Возвращаясь домой, он немного жалеет, что четверг наступит только завтра. День выдался напряженным, в первую очередь, в эмоциональном плане, и посещение тренажерного зала как нельзя лучше помогло бы ему это напряжение сбросить. Но нет, сегодня среда, и потому придется обойтись без этого.19-55
В квартире Теру три комнаты, но одной из них он до недавнего времени пользовался крайне редко. Зачем, если он живет один и не приглашает к себе гостей? Ему вполне хватало спальни и кабинета. Но две с половиной недели назад все изменилось. Сейчас он находится именно там. В просторном и почти пустом помещении, где есть только стул, стол и ноутбук на нем. Помимо ноутбука на столе блокнот и тетрадь, пока еще закрытая. Пока. Теру открывает верхний ящик стола, достает оттуда простую, безо всяких изысков, ручку. Кладет ее рядом с блокнотом. Только затем его пальцы касаются тетради. Они слегка дрожат, пока он открывает нужную страницу. Прошла уже половина месяца с тех пор, как началась его миссия, а он все еще не может избавиться от волнения. Короткий взгляд в блокнот. Первое имя — Хаширатани Рюудзи. Лицо тотчас всплывает перед глазами. Пальцы уже крепко сжимают ручку — он и сам не заметил, когда успел взять ее. Впрочем, неважно. Сейчас вообще нет ничего важного. Кроме… – Уничтожить. Стержень скользит по бумаге совершенно бесшумно. Это хорошо. Скрип пера раздражает его даже больше звука воды, капающей из крана. Маки Хисаши. Его он помнит смутно, но в блокноте есть подсказка — брачный аферист, которого поймали в Нагое две недели назад. Усилием воли он вызывает в памяти лицо. – Уничтожить. Морита Ютаро. – Уничтожить. Накаяма Хироко. – Уничтожить. Он пишет быстро, мелким почерком, не слишком заботясь о каллиграфии. Главное, чтобы написано было разборчиво, это он уяснил сразу. – Уничтожить. Его голос — единственное, что нарушает тишину, воцарившуюся в этой комнате давным-давно. Когда-то это была спальня его матери, и с момента ее смерти вплоть до двадцать шестого ноября нынешнего года он побывал в ней меньше десятка раз. Годы она простояла закрытой, прежде чем он превратил ее в храм Киры. И сейчас он в недрах этого храма — главный и самый преданный Его служитель, Его правая рука, исполнитель Его воли, вершитель Его приговора. И он раз за разом обращается к своему богу в простой, но единственно верной литании. – Уничтожить. Каждый раз, когда его голосовые связки приходят в движение, грудную клетку все сильнее переполняет странное, невыразимое чувство. Гнев, трепет и восторг превращаются в сплав, которому он вряд ли осмелится дать название. Все, что он может, это вкладывать его в собственный голос. Его рука беспощадно искореняет зло, а голос неуничтожимой печатью подтверждает написанное. Вот, наконец, и Тода Такуя. На секунду Теру замирает. Вспоминает призрачную улыбку, блуждавшую на его губах в судебном зале, и улыбается в ответ. А затем, с особой интонацией, почти шепотом, произносит: – Уничтожить. Ему еще долго предстоит просидеть за этим столом, но он не встанет, пока не выполнит свою работу до конца. Каждый день он исписывает одну страницу. С его почерком на ней помещается порядка полутора сотен имен. Разумеется, он не помнит в лицо всех их обладателей. Когда те, кого он заметил в новостных сводках, заканчиваются, он открывает архив, в котором находятся данные на преступников, содержащихся в тюрьмах по всему миру. Профессия прокурора позволяет получать доступ к таким данным без особых проблем. Имя, фотография, краткое личное дело. Последнее ему без надобности. Первое, в принципе, тоже. Правой рукой он продолжает писать в тетради, а левой тянется к ноутбуку. Листает страницы архива, от одного преступника к другому. – Уничтожить. – Уничтожить. – Уничтожить. Половина страницы уже покрыта чернилами. Скоро его – Уничтожить. миссия на сегодня будет выполнена. Можно будет поужинать и, наверное – Уничтожить. сразу отправиться спать. Все-таки день действительно выдался напряженным, и теперь он явственно ощущал – Уничтожить. усталость. Теру чувствует сухость во рту. Но и места на странице почти не осталось. Три строки. Две. Одна. – Уничтожить. Уничтожить. Уничтожить. Уничтожить. Уничтожить. Уничтожить. Его пальцы разжимаются, ручка падает на стол и начинает медленно катиться к краю. Он сидит, прикрыв глаза, и словно не замечает этого, но в нужный момент подставляет ладонь, в результате чего ручка падает прямо в нее. Все так же, не открывая глаз, он кладет ручку в тот же ящик, откуда она была извлечена, следом туда же отправляется и тетрадь. В голове по-прежнему набатом гремит: «уничтожить», но губы его плотно сомкнуты, и в храме вновь устанавливается полная тишина. До следующего вечера.