Пощекочи меня!

      К маме не часто приходили подруги. Может два, а может три раза в год, но я хорошо знала каждую. Вот только в нашем доме они не объявлялись года так три. Моя мама пьёт крайне редко, но в моей голове чётко запомнилось, как папа забирал маму в двенадцать, а то и в четыре ночи. Он не ругал её, — знал, что всем нужен отдых, даже если с алкоголем. Передо мной всегда был достойный пример семьи, но это не уберегло меня от того, что я не была бы лесбиянкой.       Меня зовут Рита, мне семнадцать, и я полная противоположность своей матери. Схожи мы с ней только волосами и цветом глаз. И то, у неё всегда волосы в тугом пучке, а я ненавижу всё, что связано с резинкой, поэтому мои чёрные волосы свободно падали на поясницу. С глазами то же самое. Мамин взгляд всегда придавал голубым глазам ясность, а мой — холодность. Мама всегда была прилежной ученицей, слушалась как мать, так и отца, а меня же хлебом не корми, дай поскандалить. О моем вызывающем характере и говорил стиль одежды. Я всегда была худой, но так не любила худобу, что вещей оверсайз в моем гардеробе было больше, чем двоек в дневнике, а их было много.       Папа был в ночную смену, а к маме вот вот должны были прийти подруги. Я плохо помнила каждую из них, но всё равно относилась с предубеждением, как и ко всем остальным малознакомым мне людям. — Рита, хоть оденься нормально, а то люди подумают, что мы кого-то поминаем, — ворчит мама, расставляя тарелки для пятерых. Очень жаль, но в эту пятёрку входила и я. — Я не буду! А если кто-то из них что-то вякнет, то поминать придётся их. — Рита! — я слышу звяк тарелок. Мама зло смотрит на меня, пока я зеваю. Мамина злость меня страшила в последнюю очередь, — совсем уже страх потеряла. Мы тебя не так воспитывали… — Да-да-да, а ещё я неблагодарная дочь, сестра и внучка.       В дверь звонят, и я лениво иду к коридору, не без усилий надевая улыбку. Ещё не открыв, я слышу женский смех, и мне почему-то становится тревожно. — Привет! — громко здоровается первая из них, и я узнаю в ней Леру. Самая младшая, но самая непримечательная. Ей вроде около тридцати, но единственное, что меня в ней привлекает — это торт в её руках. — Ох, Ритка, как ты выросла, — говорит другая, привлекая моё внимание. Она маминого возраста — ей сорок. Высокая, но к ней у меня точно такой же интерес как и к Лере. Вот только я её имени даже не помню.       Только сейчас я кидаю взгляд на третью. Она молча улыбается, и я отхожу, чтобы они прошли внутрь. Хотя настоящая причина была скорее в том, чтобы они не увидели, как я покраснела. Третья, Вера, была очень красивая.       Пока мама не видит, они начали пихать мне деньги. Деньги я люблю, а Вера мне дала больше всех. Так что Веру я полюбила ещё больше. Вот только нехарактерно сильно я смущалась, поэтому хотелось не сидеть с ними за столом, а убежать и спрятаться. — О, Лера, Люба, — из слов мамы я успела узнать, как зовут вторую. Она стала с ними обниматься и целоваться, — ой, а ты Верунь совсем не меняешься. Жаль что на твои тридцать пять не смогли погулять.       Мы расселись за стол, и я не поняла, повезло мне или нет, потому что рядом со мной села Вера. Из маминых подруг она разговаривала меньше всех, и это было неудивительно — Лера и Люба вместе с моей мамой и слова не давали сказать. Первым объектом их обсуждений стала я, но к маминому удивлению, они ничего плохого не сказали про мой стиль, а Лера даже сказала, что я классно выгляжу. — Ой не знаю, девочки, вот раньше такая хорошая была, — говорит моя мама. — Да ладно тебе, — включается Вера, и я неосознанно оборачиваюсь на неё вместе со всеми, — и сейчас она хорошая, — улыбается мне, от чего я снова краснею, но пытаюсь всячески закрыться руками, — может просто не такая, как тебе хотелось бы, но мне кажется, что Ритка супер. — А я поддерживаю Веру в этом! — живо говорит Лера, у которой от первого же бокала появился румянец на щеках.       Тема меня закрылась сразу после того, как проснулся мой брат. Женьку любили все. Даже я, а детей я в большинстве случаев не перевариваю. Он был миленьким, никогда не кричал и в принципе был послушным. Копия мамы. Пока они стали обсуждать Женю и мигрировали с кресел и дивана на коврик, я стала пользоваться случаем и рассматривать Веру. Она была ниже меня, и это совсем не удивительно, учитывая, что у меня метр семьдесят пять в росте. Блондинка с волосами до плеч, милой улыбкой, карими глазами и… И о боже, просто шикарными ногами. Я не знаю, как эту женщину угораздило приехать в юбке зимой, но хвастаться там было чем. И я сейчас не просто о красивых ногах, но и о шикарных формах как в районе ягодиц, так и груди, хотя больше второго я бы ей не дала. Но мне нравилось. В ней мне нравилось всё. Кстати, к алкоголю она оказалась самая стойкая. — Ой, а ты оказывается щекотки боишься, Женя, — говорит мамина подруга Вера, щекоча моего трёхлетнего брата, пока кухня оказывается в заливистом детском смехе.       В моей голове лишь звучит какое-то маниакальное «пощекочи меня, пощекочи меня», и Вера оборачивается. Я стою в дверях и нервно наблюдаю, как она ко мне подходит. — А ты щекотки боишься, Ритуль? — она тянется к моим рёбрам, в которых тяжело бьётся сердце от такой близости.       Щекотки я боюсь даже больше, чем мой трёхлетний брат, поэтому начинаю смеяться и от этого теряю равновесие, так что подаюсь вперёд. Вперёд на Веру. Приобнимаю её за плечи, и она в какой-то момент останавливается, но я успеваю уловить, как бьётся её сердце. Я тоже ей нравлюсь? — Вера, хватит, она же не маленькая, — парирует мама, но я готова была кинуть в неё что угодно, лишь бы она не мешала.       Я отхожу, и мы неловко улыбаемся друг другу.       Сидели они долго, и я готова была терпеть сколько угодно пьяную трепню Любы и мамы, лишь бы сидеть рядом с Верой, к которой меня тяготило. Лера, кстати, уже погрузилась в сон и мирно спала, облокотившись головой о стол. Вера же, кажись, совсем не пьянела. Но пьянела от Веры я. Поэтому, пользуясь тем, что мы сидим рядом, отодвинулась на стуле и поглядывала на стройные ноги женщины. Если бы она мне не нравилась, то я бы не восприняла это как что-то паранормальное, но наши ноги то и дело случайно, а может и не совсем, соприкасались. В первый раз я отдернула колено, но под конец мы уже прямо упирались ногами друг в друга. И хоть этот жест был каким-то чересчур детским, мне он очень нравился. — А мы, может, пойдём ещё за вином? — говорит Люба с таким энтузиазмом, будто нашла смысл жизни. — Точно! — тянет указательный палец мама, — пойдём. — Я наверное тут останусь, а вы то и сами справитесь, — говорит Вера, и я начинаю давится соком. — Ой, да делай что хочешь, — отвечает мама, надевая пальто, и мы остаёмся в неловком молчании.       Мы молчим с минуту. Пьяная Лера хрюкает во сне, так что мы начинаем смеяться. — Я уже, наверное, спать пойду, — говорю я, ибо понимаю, что дальше — хуже. Отмазка была хорошая, учитывая, что на часах было двенадцать ночи, а Женя давно спал. — Не посидишь со мной ещё?       Я молча смотрю на неё. Сомневаюсь. Но моя неуклюжесть решает всё за меня, я спотыкаюсь об игрушку брата и падаю прямо на Веру. Удерживаюсь о стол, но это не спасает меня от провала, ибо я оказываюсь на коленях у блондинки. Она кладёт руки на мою талию и начинает смеяться. Я тоже. Но медленно смех прекращается, а расстояние между нами сужается. Мне нравится, что на её губах остался привкус вина и нравится, как она прижимает меня к себе. Я часто дышу, и мне становится душно. Нам всё равно, что за метр от нас спит пьяная Лера и за пару комнат — младший брат. Я нехотя отрываюсь от её обжигающих губ. Мне страшно, но такую страсть я испытываю впервые, так что упустить её не могу. — Я… — выдавливает из себя Вера, отворачиваясь, — твоя мама наверное будет против, если…       Я встаю с неё и, оборачиваясь, вижу в её глазах какой-то испуг. Но я встала не для того чтобы уйти. Беру её за руку и веду в свою спальню. Она не сопротивляется. — Впечатляет, — говорит Вера, оглядывая комнату, обвешанную плакатами с любимыми рок группами, — в юности я тоже слушала нирвану. — Так мы будем сейчас музыку обсуждать? —смеюсь я.       Улыбка спадает с её лица. Она садится на кровать и жадно поедает меня глазами. — В соседней комнате спит твой брат, — шепчет она, но в её тоне это не звучит как что-то, что может нам помешать. — Он так крепко спит, да и мы не будем слишком шуметь, — я подхожу к ней и вижу, как часто она начинает дышать, — пока придёт мама и Люба, пройдёт как минимум час.       Вера притягивает меня к себе за пояс, и я падаю на кровать, сваливая и саму Веру. Я держу её запястья, хотя и знаю, что она никуда не уйдёт. — Ты так не похожа на свою мать… — двусмысленно говорит Вера, — но это мне в тебе и нравится, — она тянется за поцелуем, и я охаю, когда её язык оказывается у меня во рту.