***
Аманэ брёл по улицам своего родного города, путь до дома не был очень длинным, но мальчик всегда хотел чуть-чуть его растянуть. В голову снова лезли мысли о его брате. Может ему стоит свыкнуться с наклонностями Цукасы? Желания Аманэ почти никогда не учитывались, его мечты тоже пришлось забросить в пользу брата. Младший всегда сильно воздействовал на Аманэ и вряд ли он хотел это изменить. Тучи над городом сгущались, а всё ради того чтобы пролился дождик, который как раз застал Аманэ на улице. Мальчик ощутил, как ему на макушку головы упала капля дождя и остановился, подняв голову к небу. Аманэ любил дождь и прохладу, что он приносит с собой. Под дождем мальчик мог ощутить свободу. Такая странная ситуация расслабляла его. Он позволил себе потеряться в ощущении безраничного очищения от всех грехов. Завидев вывеску ближайшего магазина он вспомнил, что ему было необходимо зайти туда ради одной вещицы. Потому мальчик неспешным шагом двинулся туда сосредотачиваясь на редком постукивание капель об асфальт. Простояв очередь, Аманэ наконец добрался до кассы. Мальчик оплатил покупку и сунул прямоугольную коробочку себе в карман сумки. Отходя от кассы он поймал на себе взгляд девушки. Она изучала его раны на руках, переодически посматривая ему прямо в глаза. Наверное, хотела убедиться, что он не видит её пристального внимания. Их взгляды встретились, девушка хотела что-то сказать, но увидев страх в глазах ребёнка, не решилась. Аманэ весь покрылся мелкой дрожью. Как у них получалось испепелять его каждый раз, оставляя ожоги одним лишь взглядом?«Прошу не смотрите.»
Захотелось уйти прочь из магазина прямо под дождь, убраться из этого места. Аманэ не желал, чтобы кто то смотрел на его шрамы с жалостью. Он не жалкий. Ему не нужно сочувствие незнакомцев, учителей или друзей. Пусть дождь смоет всё!Внутри стало пусто.
Беспомощность обратилась бурей, что захлестнула его с головой и пробила на рыдания. Теперь он бежал, давясь слезами, которые как назло не хотели прекращать идти. Дождь бушевал почти в полную силу, когда Аманэ добрался до своего дома. Слезы смешались с каплями дождя, что беспорядочно стекали с волос мальчика. Глаза сильно щипало, а шрамы ныли. Прохлада сменилась ощутимым холодом, объявшим всё тело. Стоя на пороге своей квартиры он погрузил ключ в замочную скважину и был готов повернуть, но его опередили. Сердце пропустило удар, наверное Цукаса будет вне себя, что тот пришёл позднее чем обычно. — Аманэ…? — приоткрыв дверь, на него смотрел брат, с широко открытыми глазами. Можно подумать видит его впервые в жизни. — Ты весь промок, — заключил он, затягивая старшего за руку во внутрь квартиры. Аманэ послушно зашёл в дом. Свет в коридоре не горел, слышно было только ритмичный стук капель об подоконник. Как то тихо, слишком тихо. Шаг за шагом, и вот он стоит перед Цукасой, который до сих пор держит его за руку. — Ну чего ты такой грустный? — игриво спросил он, широко улыбаясь. Капля с волос Аманэ, улетела куда то на пол между ними. Этот театр из двух актеров ежедневно сводил его с ума. Аманэ ненавидел свою роль в этом спектакле, но должен был её отыгрыватать ради брата. Ради того хрупкого равновесия, что царило несколько мгновений. — Просто устал, — из последних сил смог произнести мальчик, сейчас он был похож на загнанного в угол зверька. Тело инстинктивно сжалось. Аманэ обратил внимание на незаправленную рубашку брата и съехавший чуть в сторону галстук, тот наверное даже и не замечал таких мелочей в своем внешнем виде. От разглядывания его отвлек сам же Цукаса. Рука младшего, по-свойски легла ему на лоб, задержавшись, а затем двинулась назад, зачесав волосы Аманэ. Цукаса прикусил губу, должно быть его удовлетворил вид брата с такой прической. Пальцами он стал зарываться в волосы близнеца. — Температуры вроде нет, — пролепетал тот, переместив руку дальше, на затылок. Чуть надавив на аккуратную шею он смог почувствать напряжение брата. Аманэ глядел на него так испуганно. Цукаса потянулся к лицу старшего, тот мельком вздрогнул заставляя себя не вырываться, ему было не позволено. Не позволено, убежать или сказать «нет». По крайней мере, когда его об этом просит Цукаса. Рука младшего надавила ему на затылок заставив поддаться вперёд. Он прекрасно знал, что тот собирался сделать, но все равно попытался повлиять на ситуацию, подставив щеку вместо губ. К счастью, Цукаса ничего не сказал и чмокнув брата, направился в кухню, где загремел тарелками. — Переоденься, я пока еду подогрею — раздался голос в глубине квартиры. Изменение в поведения Цукасы было пугающим, только вчера он был в гневе, а сегодня вёл себя терпеливо со старшим. Его постоянные перепады настроения, должны были давно войти в привычку, но страх непредсказуемости младшего всегда преследовал Аманэ. Старшему ничего не оставалось, кроме того, как последовать приказу брата. Очевидно, он же хочет сохранить его благосклонность. Сняв обувь Аманэ двинулся в свою комнату, где полотенцем промокнул голову и надел сухую одежду. Посмотрев на себя в зеркало ему открылась неутешительная картина. Побитый подросток, с синяками под глазами и пластырями по всему телу в тандеме с бинтами на запястьях, зрелище ему не очень понравилось. Насмотревшись вдоволь он закрыл дверцу шкафа и уставился в пол. Он и правда выглядел грустным и потерянным. Похоже, у людей были причины донимать его взглядами и расспросами. Аманэ впервые взглянул на себя по иному, как другие люди, с жалостью. Желая отогнать это неприятное чувство, вызывающее жжение в глазах он встряхнул головой. Мальчик пробежался взглядом по комнате, сумка младшего покоилась рядом со столом, где в вазе красовались два ярко красных цветка. Они были свежесорванными и ещё не утратили свою природную красоту. Налюбовавшись ими, Аманэ побрёл на кухню, где его уже заждался младший. Две тарелки на столе были наполнены супом с лапшой, что так любил Цукаса. Аманэ привык, что отец бывает дома редко. Только чтобы приготовить еду и снова уйти, поэтому не ожидая более никого, он присел за стол. — Приятного аппетита! — заявил младший и принялся с аппетитом есть свою порцию. Должно быть он сильно проголодался, пока ждал прихода брата со школы. — Приятного аппетита. — вторил ему Аманэ и тоже начал кушать, пусть и без такой охоты как младший. Есть совсем не хотелось, в горле стоял ком и еда в рот не лезла. Заставив себя съесть пару ложек, он опять завис глядючи на свои руки. Они лежали на его коленях и были совсем ледяными. Будто не принадлежали живому человеку. А был ли он жив? Где-то рядом сидит Цукаса, он говорит с ним, но в голову никак не поступают слова братца. Будто Аманэ окружал лишь вакуум.«Я не понимаю. Не могу заставить себя понять. Почему мне так плохо? Всё ведь отлично.»
«Цукаса рядом, он смеётся и рассказывает что-то, это то чего я добивается всю свою жизнь, жертвуя своими интересами. Тогда почему так пусто внутри?»Всё из-за этой чертовой роли.
— Ты меня вообще слушаешь? — спросил Цукаса обиженным тоном, забирая почти нетронутую тарелку из-под носа старшего. Был ли способ изменить сценарий, не следовать роли, что уготовил ему Цукаса? Очевидно, что нет. Младший бил его, целовал и снова бил, этот бесконечный цикл точно никогда не прервётся. «Не надо ему противостоять» — Твердил голос в голове, сам собой будто мантру, которую его заставили заучить. Было страшно осознавать что он сходит с ума. Аманэ чувствовал себя бессильным, даже собственные мысли не поддавались ему. Усталость не могла заставить старшего расслабить кулаки, что он сжал от обиды на самого себя. Удивившись волне гнева, что накрыла его, он стиснул зубы. Сзади послышались приглушённые шаги и над ухом раздался шепот: — Пойдем, тебе надо повязки и пластыри сменить, — Цукаса промолвил это ему в самое ухо, голос при этом выражал... заботу? От теплого дыхания по коже прошлись мурашки, старший побледнел и замер. "Не может быть никакой заботы, просто все мои бинты вымокли под дождем, верно ведь?" Аманэ всегда прощал Цукасу. Чтобы не случилось, ругается тот, избивает его или заходит дальше чем положено братьям. Мальчик терпеть не мог, когда младший плакал. Душа Аманэ разрывалась на части в такие моменты, переносить подобное было куда сложне чем физическую боль. Он был готов отдать всё лишь бы Цукаса никогда не плакал. Аманэ привстал и он был готов поклясться, что ноги просто не хотели его держать. Наверное старший свалился бы, если его вовремя не подхватил брат. Младший молча смерил взглядом Аманэ и помог тому встать обратно на ноги, ласково(?) придерживая за локоть. Моргнув помутневшими глазами, тот кивнул в знак благодарности и побрёл в их общую комнату, в след за Цукасой. Достав из рюкзака бинты и пластыри, купленные по пути домой, Аманэ сел на кровать. Из аптечки ему понадобились только спирт и ватки. Как раз её он и поставил себе на колени. — Сними футболку, — скомандовал ему младший, присев рядом и опираясь на стену. Похоже на то, что в этот раз он собирается помогать старшему в этом нелегком деле. Аманэ не стал медлить и стянул с себя футболку, обнажая раны, что только недавно получил из-за того, что Цукаса переусердствовал со своим наказанием. Мальчик вовсе не злился на брата. Он просто ненавидел себя и свою роль. Проклятую роль. Цукаса наклонился за спиртом из аптечки, и его рука протянулась рядом с талией старшего, слегка задев. Опять вздрогнув старший сам не понимал почему сегодня он такой чувствительный. Да ещё и эти мысли в голове… весь день, не давили ему покоя. Спину сильно защипало, от чего старший сморщился и зашипел, но руки брата, тут же приобняли чувствительную талию, тот, должно быть, пытался его успокоить. — Прости… — извинился Цукаса, прижимаясь ещё ближе к брату и положив подбородок тому на плечо. Сегодня Цукаса напоминал собой заботливого брата, каким он был до определенного момента, который старший уже и не мог вспомнить толком. Напоминал любящего брата, любящего правильной любовью. Такая нежность в движениях младшего успокаивала. Старший немного расслабился и вздохнул, Цукаса продолжил процедуру. Каждый раз, когда Аманэ снова мычал от боли или начинал дёргаться Цукаса шептал ему на ухо что-то успокаивающее. Старшего уже клонило в сон от того, как он согрелся рядом с братом. Его тело обмякло в объятиях и он позволил себе лечь на младшего. Эта сладкая ложь, он был готов продать всё за неё, лишь бы Цукаса навсегда остался таким же добрым, или хотя бы ещё на мгновение, и ещё… К сожалению, долго так у него лежать не получилось. Через некоторое время Цукаса наложил последние повязки на спине и шее. Чтобы разбудить задремавшего братца он пощекотал того, что, конечно, не очень понравилось старшему и тот сонно стал сопротивляться движениям потревожившего. Аманэ привстал и выпустил брата из-под себя, тот переместился, сев на этот раз прямо перед ним. Младший попытался заглянуть в глаза "пациенту", на что тот густо покраснел. Всё это так непривычно, забота от него сбивала с толку. Теперь он взял руку старшего в свою, чтобы обработать и перебинтовать её. Внимательный взгляд задержался на череде порезов средней глубины, что обнажились, стоило ему срезать повязку пропитанную дождевой водой и кровью. На секунду младший застыл, видимо вспомнил о вчерашнем. Цукаса не выносит, когда старший режет себя, а здесь были ещё и новые, что вчера ночью почти неосознанно нанёс Аманэ самолично. Желание раствориться в пространстве несоизмеримо росло. Аманэ вновь ощутил тот тяжёлый взгляд брата, мягкость исчезла, сменившись гнетущим молчанием. Только не снова. Нужно успокоить его, нужно предпринять что-то.«Что угодно.»
В голове щелкнуло практически моментально. Он потянулся к лицу младшего рукой, чтобы приподнять за подбородок. Аманэ желал понять почему брат так жесток с ним. Почему смотря на порезы он реагирует так? — Цукаса… — взглянув в глаза младшему, прошептал мальчик. Во взгляде Цукасы читалось что-то дикое. Аманэ надеялся, только что это не гнев. После прошлого избиения прошло не так много времени, он не пережитвёт ещё одного. Он не переживет слез Цукасы. Так он и молился о пощаде, всматриваясь в глаза младшего, надеясь вызвать у того хоть каплю понимания. Может он надеялся, что объяснит брату все без слов, через невербальную связь близнецов. Цукаса глядел на него в ответ, будто сквозь, при этом оставаясь совершенно неподвижным. Отсчёт до взрыва уже начался. Если сейчас Аманэ не предпримет ничего, случится что-то ужасное, он чувствовал это. Будто то, чего он не смог избежать вчера вернулось сегодня с новой силой. Он рывком обхватил брата двумя руками, тем самым обнимая, уткнувшись второму в шею. Аманэ нуждался в брате как никогда. Он умолял простить, при этом не слыша собственных слов. Старший не учёл только одного, что Цукаса очень любит своего братика и если с ним что-то случится, то никто, совершенно никто его не остановит при совершении мести. Младшего не сдержали бы даже семейные узы, а руки брата, что обвились вокруг его шеи и подавно. Бездействию пришёл конец, Цукаса повалил старшего на спину, Аманэ не сопротивлялся, он знал, что нельзя. Не ожидая не секунды, Цукаса забрался на старшего, нависая над ним. Теперь его взгляд определенно был не тем, что он видел за ужином. Это был взгляд того Цукасы, вчерашнего. — Я люблю тебя, Аманэ. — фраза, которой боялся старший так сильно. Сердце ускорило темп, а дыхание перехватило. Надежда растворялась. Лицо брата вдруг оказалось так близко, что можно было рассмотреть каждую его ресничку, Аманэ не нашёл сил, чтобы предпринять что-то. Он снова ощутил это состояние абсолютного подавления. С каждой секундой их молчания он замечал, как взгляд Цукасы пустеет всё больше. — Я тоже тебя люблю… — смог выдавить Аманэ, сглотнув ком в горле. Он всё ещё верил, что сможет предостеречь брата. Руки старшего были прижаты к кровати за запястья, самим Цукасой. Шрамы от порезов жутко ныли. Аманэ постарался не показывать, того что ему было больно, но младший все равно это заметил. Выражение его лица вдруг стало меняться, напоминая удовлетворенное. Раздался смешок откуда-то сверху, но мальчик уже перестал различать реальность. — Докажи! — Цукаса придвинулся ещё ближе, теперь их лица были максимально близко, так что один нос касался другого. Должно быть младший чего-то ждал. Если бы Цукаса был нормальным, всё могло пойти по другому сценарию. Аманэ просто желал, чтобы его брат был счастлив, любой ценой, за то он отдал бы свое тело, свою жизнь. В попытке сказать что-то он приоткрыл рот, но слова застряли ещё в лёгких, где всё горело. Говорить он уже не мог. Когда младший впился в его безвольные уста, требуя ответа, Аманэ умирал внутри, он не мог остановить ни брата, не свои страдания. Старший снова закрыл глаза, у него есть губы значит он может целовать, твердил он себе. Ради брата он готов подавить себя. Он готов простить всё. Перетерпеть всё. Он поддался на поцелуй, мягко отвечая брату. Резкая боль пронзила его запястье, должно быть Цукаса сжал их снова. Аманэ завыл от боли в руке, после чего младший начал целовать с большим усердием, похоже что его это только возбудило сильнее. Старшему ничего не оставалось как безвольно лежать и тихо прерывисто дышать. В запястьях вдруг почувствовалась лёгкость, Цукаса отпустил руки Аманэ и переключился на его талию, жадно касаясь живота брата, он не замечал ничего вокруг. Этого мальчик уже выдержать не мог, он тихо застонал, Цукаса знал его слабые места, как физически так и морально. Услышав сдавленный стон, он оторвался от губ брата. — Не сдерживайся… — прошептал он и скользнул губами на шею, где оставлял один за другим следы зубов, ему нравилось то как багреет под ними кожа и то как от этого изнывает брат. Тем временем, Аманэ задыхался от боли, стискивая зубы. Он шумно выдыхал воздух, пытаясь держать себя в руках. Одним движением Цукаса поместил свое колено меж ног брата, желая раздвинуть их. Рядом тихо раздавались мольбы о том, чтобы тот прекратил. Кажется, Аманэ был готов сорваться на рыдания, но младшего это не остановило. Его руки проскользнули под рубашку, лаская торс старшего, тот плакал и пытался отпихнуть Цукасу, но тот был словно помешавшийся. Прищуренные глаза мельком заглянули в его янтарные, наполненные ужасом и страхом. Младший расплылся в улыбке обнажая клыки. Сильная дрожь объяла всё тело старшего, сил держать себя в руках больше не было и он громко зарыдал, закрывая лицо руками. Аманэ был готов пожертвовать всем ради брата, оставить мечты, желания, но его тело противилось прикосновениям и каждый раз подгоняло в горло ком, что мешал дышать, говорить, чувствовать что либо кроме страданий. — Прекрати рыдать. Прекрати! — прикрикнул на него Цукаса и замахнулся рукой для удара, — Почему ты никогда не хочешь играть?! — младший окончательно потерял терпение. Боль снова отозвалась в руке, в этот раз острее от удара кулака Цукасы, он бил от злости и обиды, не щадя брата. Когда в нём появилась эта привязанность к старшему? Что теперь он не мог себя контролировать. Последний удар заставил старшего опустить руки и снова завыть от боли. — Пожалуйста перестань… — взмолился на этот раз Аманэ, но взгляд Цукасы пугающе удерживал его на месте и выражал только желание. Страх и страдания — всё, что заполняло Аманэ сейчас, он больше не контролировал себя. Руки Цукасы вновь потянулись к лицу брата, но тот увернулся и уперевшись рукой о кровать смог оттолкнуть от себя младшего.«Я не могу больше.»
Аманэ на ватных ногах и с болью во всем теле, выбежал из комнаты. Он не мог сделать ничего. Ничего для брата. Ничего для себя. Ничего. Только бежать. Всё, что в нём было, оказалось мертво в этот вечер. Всё, его прошлое и будущее останется с ним. В аду, созданом персонально для него. Рывком захлопнув дверь он сполз по ней, и понял, что прибежал на кухню. Схватившись руками за голову Аманэ стал смеяться и плакать в истерическом припадке. Что он сделал не так? Почему именно он? Почему его так ненавидит брат? Всю жизнь он старался быть с братом, помогать ему во всем, поддерживать. Что он сделал не так? Почему его тело противиться, той судьбе, что уготовил ему брат? — Открой мне, Аманэ! — кричал Цукаса с грохотом ломясь в дверь. Все звуки доносились будто из другого измерения, точно не из того, в которым был сам мальчик. Зарываясь в темные волосы пальцами Аманэ пытался закрыть уши, чтобы не слышать брата, который уже не был самим собой. Звуки постепенно проникали в его маленький мир.«Ненавижу себя. Ненавижу. Сдохни. Сдохни. Сдохни.»
Мечтать о нормальной жизни стало запретным ещё тогда, когда Цукаса впервые избил его за то, что тот отказался целовать его как это делают другие мальчики и девочки. Тогда, он впервые подумал, что легче просто дать брату навязать ему свои желания, свою выдуманную роль. Он всегда успокаивал младшего, но сейчас у него не было сил глушить его гнев, потому что внутри был собственный. Эти взгляды преследовали его по пятам, никогда не прекращая допытываться. А он просто молчал, скрывая правду о деяниях его любимого брата. Ради Цукасы.ЦУКАСА. ЦУКАСА. ЦУКАСА.
«Я стерпел всё ради тебя. Разве ты не говорил, что любишь меня?»
— Я считаю до трёх. — удары и крики прекратились и голос раздался с приглушённой яростью. — Раз, — Руки Аманэ нащупали что-то на столе и снова затрясся. Я открою ему. — Два, — Нет выбора. Только Цукаса. Открыть дверь. — Три, — Я ненавижу себя…так сильно.Щелк.
«Теперь, мне придется отдать себя всего, без остатка.»
Пальцы резко перевернули ключ в замке и дверь отворилась. За ней стоял Цукаса, он глядел на Аманэ казалось как прежде, по-доброму, но теперь старший точно знал, что это обман. Некоторые черты лица брата исказились до неузнаваемости. — Значит, ты не можешь доказать своей любви? — без особой выразительности спросил он, сделав шаг в сторону Аманэ. Тот промолчал. Рука младшего мягко легла на шею мальчика, эта нежность была такой обманчивой, словно брат и правда был добр к нему. Всё сомкнулось в одной точке. Всё страдания, избиения, слова, вся ненависть. Всё детство Аманэ.«Я не хочу жить.»
Он занёс нож, что взял со стола ранее над своей рукой и собирался полоснуть им что есть силы по злополучной руке. Аманэ устал страдать и рыдать и страдать снова. «Так будет лучше для всех» — повторял он про себя, уверовав всей душой в эти слова. Нет заботы, нет доброты, даже нет разницы между жизнью или смертью. По крайней мере, Аманэ чувствовал своё существование именно таким. Цукаса желал полного контроля над братиком и он его добился, жизнь старшего была только в его руках. На этот раз, в прямом смысле. Руки на шее Аманэ сжимались уже некоторое время, пока он стоял в ступоре пялясь сквозь младшего брата. Вот она — полная власть над ним, младший мог гордится проделанной работой. В глазах старшего читалось безразличие, смешанное с жаждой умереть. «Цукаса… Душит меня?» — спросил он сам себя, не желая верить в происходящее. «Это любовь…?» — Аманэ осёкся. Неужели Цукаса хочет забрать у него право покончить с жизнью. Жизнь, которую сам же он превратил в пытку. — Цу...ка...са… про...шу... — по слогам произнес тот, выдавливая последний воздух из лёгких. Только не сразу понял, почему так сложно было выдавливпть из себя слова. Ни на единое слово его более не хватало. Руки Аманэ стали трястись, он больше не контролировал себя. — Не смей убивать себя. Мы будем вместе целую вечность. — процедил младший не размыкая пальцев и ее отводя глаз.«Подумать только… Целую вечность!» — ужаснулся Аманэ.
Целую вечность, он будет прощать своего Цукасу. Братика, которым он так дорожит. Его маленьким цветочком, что со временем распустился ярко алым пламенем, сжигающим Аманэ изнутри.Цветком смерти в его горле.
Когда пальцы на шее стали вяло распутываться, а по ладоням закапало что-то теплое Аманэ опустил глаза. Нож торчал из груди брата, воткнутый меж ребер. Он так неестественно двигался в такт дыханию брата. Аманэ снова перевел взгляд на лицо младшего, брови были вскинуты, а дыхание казалось прерывистым почти как при слезном порыве. Брат глядел в ответ на старшего неясным взглядом.«Что я наделал?»
Цукаса стал медленно сползать на пол, цепляясь за рубашку старшего, утягивая того за собой. Аманэ не поддаваясь, смотрел на Цукасу беззлобным взглядом. Последний выглядел слабым, как никогда. Даже в детстве, он никогда не был таким обессиленным, в его глазах всегда горел огонёк. Сейчас же он почти тлел. Всё это было так неправильно… Цукаса вытянул нож из раны и тот со звонком упал на пол. Это вывело Аманэ из раздумий и тот взрогнул всем телом. Осознание пришло не сразу. Его брат умирал. — Цукаса. Цукаса. Только живи… — тот судорожно опустился на колени перед братом и смотрел на него сверху вниз — Прошу! Я не- не- — он начал давиться слезами. Трясущимися руками Аманэ нащупал ладонь брата и сжал её что есть силы. Веки младшего сомкнулись и разомкнулись за считанные секунды, кажется тот будто проснулся. — У тебя изумительное лицо сейчас… — совсем тихо прошептал Цукаса, его лицо исполнилось удовольствием, — Ты же знаешь... я люблю тебя, — смог продолжить он и сжал руку Аманэ в ответ. Другой рукой старший пытался закрыть рану не давая крови утекать, но та всё шла и шла, не желая останавливаться. Аманэ почти не слышал слов брата, его разум не мог и не хотел поверить в происходящее. — Ты же не умрёшь, Цукаса? Не умрёшь. Не умрёшь. — пытался убедить он сам себя — Нет. Нет. Нет. Не умрёшь. — уже бормотал себе под нос мальчишка, всё также обмазывая кровью рубашку младшего. Его тело отяжелело, а разум опустел. Кровь была повсюду, перед глазами мелькали темные пятна. Руки испачканные в крови, жгло. Рыдания разрывали горло и дышать было невозможно. Ладонь брата соскользнула из его рук и глухо ударилась об пол. «Совсем как кукольная» — успел подумать он. Аманэ перестал видеть вокруг что-то кроме крови. Тошнит. — Цукаса… братик...– монотонно твердил он, глядя в померкшие глаза брата. — я согласен играть, пожалуйста, вернись. — Его руки сами собой стали перебирать волосы младшего, перекладывая их из стороны в сторону. Ладонью он мягко погладил щеку брата и слегка коснулся губ младшего, что застыли в улыбке. Всё вокруг такое красное, как поле цветов, где они гуляли на прошлой неделе. Это место напоминало ему о маме. Там вяло гуляет ветер, колышащий ярко багряные бутуны цветов, а в воздухе пахнет чем-то терпким. Аманэ не хотел туда возврашаться. Цукаса напротив, влюбился в это поле, он обещал, что до самого окончания цветения он будет ходить туда за новыми. Аманэ возненавидел и ту вазу в их комнате, с этими проклятыми цветами, что Цукаса принёс недавно. Теперь он понял — красный цвет самый отвратительный. Аманэ окрасил всё в него. Тело бездыханного брата лежало перед ним. Лучше бы он дал Цукасе придушить себя, так было бы лучше для него — пронеслось на задворках разума. Звенящая тишина давила на сознание, Аманэ поднял окрававленный нож с пола, больше ничего для него в этом мире не существовало. Он взглянулл на брата в последний раз. — Я тоже тебя люблю, Цукаса – бессовестно искренне произнес тот. Выверенное движение вдоль по запястью и больше никакой боли.Только целая вечность.