Я тебя вылечу

Укутавшись в одеяло, она бродит по первому этажу. Босыми ногами бесяче хлопает по ламинату. По тому самому ламинату, который всё утро Бакуго выдраивал, едва не разъебашив от злости ведро с водой. Его вновь наказали за непослушание, из-за какой-то чепухи отстранили от занятий на два дня. Подумаешь, разбил окно одноклассником, и похлеще устраивал взбучки, что ж, каждый раз припахивать его домашними делами? И в данный момент, угрюмо натягивая зимнюю куртку, которая просто широченная для него, в ней он выглядит прям как в мешке, и обувая какие-то затрыпанные домашние ботинки, даже неизвестно чьи они, Бакуго прется на улицу с пакетами мусора его свиней-одноклассников. А Очако в это время миловидно любовалась снегом за окном, наслаждаясь этой, как выразился бы Кацуки, с «бесполезным холодом» атмосферой. В общежитии прохладно, но по привычке эта глупая продолжая ходить в обтягивающей розовой домашней маечке и в этих чертовски коротких шортиках, а пухлые ляжки кажется едва помещаются в них. Вот, на улице внезапно поднимается ветер, и снег, ранее постепенно падающий, начинает лететь на землю с большей скоростью. И именно в момент порыва ветра Бакуго кидает эти сраные пакеты в мусорный ящик. Именно в этот момент они летят обратно к нему в лицо. Именно в этот момент он становится еще более раздраженным, подрывает чертовы пакеты своей причудой, а после угрюмой походкой возвращается в помещение. А Урарака смеётся. Смеётся от нелепости блондина. «Подрывник» — мелькает игриво у нее в голове. А после этой мысли мелькают еще пару. Оставив на диване одеяло, Очако идет на кухню. Делает себе бутерброд и запивает его уже давным давно остывшим чаем. — Опять хомячишь? — Грубым голосом громыхает он, появляясь на пороге кухни. Бакуго смешной. Его колючие торчащие во все стороны волосы немного мокрые, все в снегу, а щеки красные от холода. — Бакуго? Ты тоже хочешь? — Её писклявый голос выбешивает его. Еще и не прожевав говорит. Ничего не ответив, он просто выходит в коридор, падает на диван в общей комнате и достаёт из кармана телефон. А в ленте у него первым делом выскакивает эта щекастая. Он внимательно всматривается в фотографию с Деку, где они мило улыбаются. Бакуго скалит зубы. Стискивает их до скрипа и помутнения в глазах. Желание сидеть в телефоне пропало. Чертова малявка, водится с этим странным Деку, фотки с ним постит. Прям до дрожи бесит! — Бакуго, — обращается своим противным голосом к нему она, — Ты не видел мои таблетки от кашля? Я утром их здесь на столике оставила, ты же убирался… — Не видел, — резко перебивает её он. Урарака знает, что он врет. Знает, что он не скажет правды. Знает, что он не как Деку. Но она, подобно мазохисту, идёт на разговор с ним, заведомо зная исход. А её просвечивающие сквозь майку соски становятся центром внимания Кацуки. Он внимательно смотрит на неё, пока та прикладывает к щеке палец и пытается вспомнить, где они ещё могут быть. Её пухлые губы пересохли, так и хочется облизнуть. Она поджимает их, отчего кажется они потрескаются. От неё пахнет колбасой, лавандой и дешевым мылом. Вперемешку — это безумие. Даже стоя в двух метрах от него, этот запах вымораживает Бакуго, вскруживая ему голову. Она уходит, что-то там в своей глупой голове надумав. То ли специально виляет бедрами, что Бакуго засматривается, то ли она всегда так ходит, он не знает. Её мягкое тело манит его. Он это даже не отрицает. По крайней мере у себя в голове. И что происходит с ним? Уже неделю эта наглая девка захватывает все его мысли, не давая думать ни об учебе, ни о чем либо еще. На уме лишь кадры её участков тела. Пухлые щечки. Упругая грудь. Жирок на бедрах. Полные ножки. Короткие ногти и не длинные пальцы. И всё-таки, что у нее на уме? Неужели и вправду совращает его? А Очако ищет свои лекарства, которые просто взяли и запропастились куда-то. Нет, ну это точно дело рук этого бомбежника. Прокручивая в голове фразы, которые она сможет употребить в диалоге на случай его грубых ответов, она направляется в гостиную. — Бакуго, ты точно не видел мои лекарства? — Вновь подходит она к нему, набираясь смелости на более длинный разговор. — А что такое, вылечится без них не можешь? — Язвит он, передразнивая её девчачий голосок. — Н-не могу, — её голос дрожит под напором явной агрессии со стороны одноклассника. И она сама в шоке, что не может внятно говорить рядом с ним. — Так давай я тебя вылечу? — Резко встает прямо возле Урараки Бакуго. — Каким образом? — Открыто не понимает она его намерений. По её мнению, он странно скалит зубы, а губы замирают в усмешке. — Вот так, — а после он бросает её на диван, нависая сверху. И щёки её тут же краснеют. Пальцы начинают дрожать, а тело замирает в испуге. А он, так непривычно нежно и аккуратно, проводит по её мягкой щеке рукой. Милуясь круглым лицом, он опять стискивает зубы. Улыбаясь, он смотрит в её испуганные глаза. Дрожит, как осиновый лист, ей богу. — Ты боишься меня? — Но почему-то дрожь в теле этой «Уравити» прекращается. — Нет, — уверенно отвечает она. Урараке уже ясно, каким способом он собирается её лечить, но признавать то, что она-то и не против, не хочется. И Бакуго прикусывает её мочку уха, победно улыбаясь. А она, стиснув ноги, вздрагивает. Её тело слишком положительно отзывается на него. Соски её еще больше грубеют, что не ускальзывает от Кацуки. И почему эта дура не надела лифчик? Совсем беспечная. — Могу я тебя вылечить? — Глядит в её глубокие глазенки, прямиком в душу. Улыбается, понимая, что она не против. А она-то горит. Температура берет верх, пожирая её. — Как ты хочешь это сделать? — Смущенно спрашивает, выводя парня еще больше из себя. Играет ведь с огнем, а точнее с бомбой, которая вот-вот взорвётся. А ведь и вправду, внизу живота так тянет лишь от вида её тела, что же будет, когда он сорвёт эту чертову одежду. Да это и одеждой назвать сложно — маечка, прикрывающая лишь грудь, и то не очень хорошо, и сраные шорты, вводящие в безумие. А Очако поджимает булки, пытаясь не выдать своего возбуждения. Она игнорирует боль в голове и подступивший жар. Но ведь он видит все её чувства. Бакуго наконец-таки понимает, что все эти дни она нарочно соблазняла его, да еще и делала это так, что другие не замечали. Поганка. А Урарака вздыхает, когда он садится на её ляжки и снимает через голову свою широкую футболку. Когда его член упирается ей в лобок, она не сдерживает еще более томного вздоха, что заставляет его с прищуром посмотреть на неё, признавая свое превосходство. — Здесь слишком холодно, Бакуго-кун, я же болею, — пищит она. Бакуго злится. Злится, но признает, что находясь в прохладном помещении, вылечить он её не сможет. И перекидывает через плечо, подхватывает чертову футболку с пола, и думает, как бы обойти камеры в корпусах спальных комнат. Когда эта чертовка уже лежит на его незаправленной постели, он целует её в губы, наслаждаясь их мягкостью и приятным ароматом. Посасывает нижнюю, такую пухлую губу, покусывая и оттягивая её. А у Урараки в паху уже помокрело. Она не трогает его тела, не снимает с него оставшейся одежды, хоть так и хочется. Она его дразнит. И Бакуго знает это, знает, что назло ему, она не предпримет никаких действий сама. Неженка. Кричать же сто процентов потом будет, будет просить еще и царапать спину до крови, моля не останавливаться. И вот, она наконец-то без этой чертовой майки. Кацуки жадно впивается пальцами в её прелестную грудь. Посасывает твердый сосок и наслаждается её изгибистым телом. Этот жирок на талии, по которому руки скользят к бедрам, невыносимо приятен. Ему насрать на все её поебические комплексы по поводу лишнего веса. Ему до дрожи нравятся все неровности этого мягкого тела. Бакуго, подобно какому-то хищному зверю, вгрызается в её бок, оставляя там след от укуса, а шатенке остаётся лишь стонать, извиваясь под мощным телом. Сейчас, пока нет никого в общежитии, можно не скрываться и не сдерживаться. Сейчас можно орать. Но стоит снять с нее эти херовы шорты, как залитая краской девушка хватает его за волосы, пытаясь оттянуть голову Бакуго от её живота. А он щекочет языком её пупок, спускаясь всё ниже. Тело пылает не столько от болезни, сколько от возбуждения. Оттягивает резинку её нелепых трусов с утками, засовует туда руку и сжимает упругую жопу этой щекастой. И в этот момент Урарака набирается смелости, перекатывается и сама садится сверху этого несносного. Его тяжелое крепкое тело заставляет её течь. Руками блуждает по торсу, мощному прессу. Прижимается грудью к его груди, целует в губы. А он шлепает её по заднице, заставляя прикусить его язык от неожиданности. И он шипит, пока та смеется. Руки блуждают по всем изгибам её тела, не оставляя ни единого миллиметра без внимания. Не в силах больше быть под ней, Очако оказывается подмятой Бакуго. И он кусает её бедро. Кусает там, где эти чертовы короткие шорты скрыть следа не смогут. И, победно улыбнувшись, проводит языком по внутренней стороне бедра к мокрым трусам. Напряжение в паху сдерживать уже невозможно. Стянув остатки одежды с себя и неё, каменный стояк притрагивается к лону. Она закатывает глаза и закусывает губу. Сжимает руками простынь и кричит. С самого начала быстрый темп едва ли не заставляет кончить. Этот сраный хуй ходит в ней как поршень. Урарака царапает ему спину, орет от наслаждения и просит, просит ещё. У Бакуго улыбка зверя. Капли пота скатываются по вискам, падая на живот девушки. И им сейчас вдвоем так хорошо, что кажется будто никого кроме них нет. Но он резко выходит, заставляя Очако вскрикнуть от удивления. Но в тот же момент её переворачивает, ставит раком, прогибая спину и входит под новым углом. Сжимает её сочные бедра, наблюдает за тем, как ягодицы трясутся, бьюсь о его лобок и живот. И Урарака хватается за всё, что можно, с каждой секундой все больше выгибаясь. Да, таким лекарством ей лечится нравится куда больше, чем пить невкусные сиропы и глотать таблетки. До хруста в спине, она выгибается как кошка, не в силах больше сдерживаться, кончает раньше него, содрогаясь мелкой дрожью. А эта мелкая дрожь и сжимание её живота доводит и Кацуки, выходя из её узкого влагалища и кончая на спину. Белое семя расплывается по ней, пока Очако падает на постель. Но Бакуго кусает её за бедро, чуть выше коленки, оставляя и там след от зубов. — У всех лекарств есть побочные эффекты, — вытирает он непривычно аккуратно её спину салфетками, — В твоем случае их много, — а после оставляет на шее засос. Теперь он точно знает, что никаких маечек и коротеньких шортиков она не наденет, по крайней мере ближайшую неделю точно. А по приходу одноклассников с занятий они притворятся, будто по-прежнему Бакуго всех ненавидит, а Урарака его боится. Он уйдет к себе в комнату, где эта дура забыла трусы, а она пойдет общаться с Мидорией, узнавая, что сегодня было в академии…