Всю жизнь бы ходил раненым

— Ксанка, я сам могу идти, — настаивал раненый Яшка, пока подруга пыталась помочь ему добраться до укрытия. В своём намерении девушка была не так уж и не права, поскольку цыганёнок от жуткой боли был слаб. В предрассветных сумерках неуловимые преследовали белых шпионов, и в развязавшейся перестрелке Яшка схлопотал пулю в правое плечо. Ксанка бросилась к другу, причём в порыве совсем забыла об осторожности, и только меткий выстрел Валерки по прицелившемуся беляку спас её от гибели. На находящемся неподалёку разграбленном и сожжённом подворье находился чудом уцелевший небольшой сарайчик, и Данька велел сестре отвести Яшку туда, чтобы перевязать, а сам остался с Валеркой на прикрытии. Пока Ксанка и Яшка туда добирались, вдали уже стихли выстрелы. Оставалось надеяться, что друзья живы и скоро за ними придут. Ксанка усадила друга на солому и принялась рыться в своей походной сумке. Будучи единственной девушкой в отряде, Ксанка выполняла, помимо прочего, роль медсестры. В её походной сумке всегда были чистые бинты и какие-то мази. Левой рукой Яшка придерживал раненое плечо, девушка заставила его убрать руку и попыталась промыть рану через образовавшуюся после выстрела дыру в гимнастёрке. — Яшка, мне так неудобно. Сними гимнастёрку, пожалуйста, — попросила Ксанка. Парень послушно начал расстёгивать ремень, но одной рукой это было нелегко. Второй, раненой, рукой он ничего не мог делать. Помучавшись с минуту над застёжкой ремня, Яшка обречённо вздохнул. Ксанка несколько секунд растерянно смотрела на друга, и, преодолев сомнения и робость, вызвалась помочь. — Давай я, — сказала она, и Яшка уступил. Расстегнуть ремень было нетрудно, но Ксанка копошилась долго. Её руки дрожали, а щёки раскраснелись так, словно их нарумянили свеклой. Злосчастную гимнастёрку она стянула с друга быстро, глядя куда-то в сторону. Яшка всё это время смотрел на неё и еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, даже забыл о боли в плече. Ксанка невольно посмотрела на его смуглое тело и тут же, смутившись, перевела взгляд на его глаза. Несколько мгновений, а казалось, будто целую вечность, они смотрели друг на друга: Ксанка смущённо, а Яшка, едва сдерживая хохот. — Ксанка, я ранен, — напомнил цыганёнок, и девушка, спохватившись, с серьёзным видом принялась обрабатывать его рану. От неприятно пахнущей мази щипало кожу, но Яшка не обращал на это внимания. Едва только холодные руки Ксанки коснулись его раненого плеча… Ох… По всему телу разлилось необъяснимое тепло. Если бы только эти мгновения длились вечно. Её прикосновения успокаивали боль и одновременно дарили странные ощущения, осознавать которые было… страшно и стыдно. Те же чувства, как в то роковое утро, когда он случайно застал Ксанку купающейся в реке. Когда он, невольно залюбовавшись красотой обнажённой девушки, даже не сразу понял, что перед ним Стёпка… то есть не Стёпка... и что друзья его и Валерку нагло обманывали. Яшка хотел бы не вспоминать тот нелепый случай, прежде всего, ради Ксанки, ради их дружбы, но не получалось. В его памяти часто всплывала её хрупкая стройная фигура, белая кожа, по которой медленно стекали капли воды, маленькая грудь… Он боялся признаться самому себе, что готов отдать полжизни за возможность ласкать её, касаться её нежной кожи руками, губами и... наслаждаться её ответными ласками. Находясь в плену этих мыслей, Яшка с силой сжал грубую ткань своей гимнастёрки, что лежала рядом, и прикусил губу. — Больно? — обеспокоенно спросила Ксанка. Яшке вспомнилось, как пару лет назад после разгрома банды атамана Бурнаша в трактире Ксанка также перевязывала его предплечье. — Нет. Хорошо, — улыбнулся парень. На лице Ксанки промелькнула смущённая улыбка, а щёки залились румянцем, прямо как в тот раз. — Ну, что ты говоришь? — возмутилась она. — Так ведь не вру, правду говорю. Всю жизнь бы ходил раненым, — с улыбкой сказал Яшка. — Ты уже это говорил… в трактире. — И снова скажу. — Долго так не проживёшь, коль всегда раненым будешь, — строго сказала Ксанка, правда из её уст это звучало скорее ласково. — А я на всё готов, лишь бы… — Яшка замялся, про себя закончив: «Лишь бы ты была рядом». — Лучше сиди спокойно, — произнесла девушка немного обиженным тоном, но Яшка заметил счастливую улыбку, на мгновение озарившую её красивое лицо. — Ксанка, а тебе Валерка нравится? — вопрос слетел с уст сам собой. Сердце заколотилось в ожидании ответа, как ему казалось, самого важного в его жизни. Яшка почувствовал, что Ксанка напряглась. Она молча достала чистые бинты и стала перевязывать раненое плечо. — Ксанка, ну, ответь. — Ты уже спрашивал. Было дело. В Крыму, когда они вдвоём сидели на песке у рыбацкой хибары в ожидании Даньки. В ответ парень тогда услышал лишь двусмысленное «Цыган ты, Яшка, цыган». — Ты не ответила, — напомнил Яшка, но Ксанка предпочла и дальше терзать его молчанием. Когда с перевязкой было покончено, Ксанка несколько торопливо помогла другу надеть гимнастёрку, правда сначала надела её наоборот, затем девушка собственноручно застегнула его ремень. Процесс одевания в целом занял меньше времени, чем процесс раздевания, хотя на лице Ксанки был всё тот же румянец. — Поспи пока, Яшка, а я покараулю. Может, Данька с Валеркой скоро придут. — Не думаю, что засну, — с улыбкой сказал цыганёнок, но всё же послушался, ибо не мог отказать Ксанке, особенно когда она смотрела на него такими встревоженными молящими глазами. Спал Яшка плохо и недолго. Заснул он только от ужасной усталости, а проснулся из-за боли, которая не проходила ни на минуту. Уже почти рассвело. Рядом с собой парень увидел спящую Ксанку. Караулила, называется. Девушка лежала на соломе, свернувшись калачиком, как котёнок. Её красивое лицо излучало спокойствие и умиротворение. Яшка невольно залюбовался ею. Впрочем, для него уже давно стало привычным занятием — любоваться подругой, ласкать взглядом каждую чёрточку её лица и каждый раз чувствовать прилив нежности к ней. Спящей Ксанка выглядела совсем безобидной, слабой, беззащитной, и Яшке как никогда хотелось оберегать её. Во сне Ксанка сильнее сжалась. Ей, видимо, было холодно, что неудивительно ранним августовским утром. Эх, жаль, нет с собой солдатской шинели, чтобы укрыть. Яшка не смог противиться порыву обнять её, оправдывая себя тем, что так сможет хоть чуть-чуть её согреть. Он приобнял её сначала легонько, нерешительно, потом крепче… — Яшка… — Ксанка проснулась. — Что ты делаешь? — Я… э-э… — растерялся парень. — Ты замёрзла. Думал, так теплее будет, — он торопливо убрал руку. Ксанка потёрла глаза. — Что-то Даньки с Валеркой долго нет, — обеспокоенно сказала она. — Не волнуйся, скоро придут, — попытался успокоить её Яшка, хотя сам тоже чувствовал тревогу за друзей. — Яшка, — Ксанка замялась. Парень вопросительно смотрел на неё. — Ты спрашивал про Валерку… Цыганёнок похолодел, ожидая ответа, словно смертного приговора. — Мне… не Валерка нравится, — её щёки залились румянцем, она то бросала на парня взволнованные взгляды, то смущённо опускала голову. — А… кто? Неожиданно Ксанка приблизилась к Яшке и сделала то, чего он никак не ожидал, — запечатлела быстрый неумелый поцелуй на его губах и тут же отвернулась. Яшка замер на мгновение. Не сон ли это? Ксанка его поцеловала! Значит ли это, что у него есть надежда? Он взял Ксанку за руку, притянул к себе, крепко обнял и накрыл её губы своими. Девушка робко ответила на поцелуй, обвив руками его шею и запустив пальцы в чёрные кудри. Яшка чувствовал волнующую дрожь её тела. Хотелось прижать её к себе ещё крепче, согреть, защитить от всего на свете. Яшка даже забыл про раненое плечо, но стоило ему сильнее обнять возлюбленную, как боль снова напомнила о себе. — Яшка, милый… — Ксанка взволнованно посмотрела на него. — Очень больно? Цыганёнок покачал головой. — Ты — моё лекарство от любой боли, — сказал он с улыбкой, затем ласково взял её руку в свою и прильнул к маленькой ладони губами. — Теперь ты понимаешь, почему я мечтаю всю жизнь ходить раненым? — Вот ты только о себе думаешь, — Ксанка надула губы. — А что я за тебя переживаю, тебя не волнует. Мог бы и поберечь себя… ради меня. — Я люблю тебя, — прошептал Яшка в ответ на её упрёки. Здоровой рукой он снова привлёк Ксанку к себе. Нежный поцелуй прервался, едва возле сарайчика послышались острожные шаги и тихий Данькин голос: — Яшка, Ксанка, вы здесь?