***
— Ты, тварь. Какого хрена ты делаешь?! — яростно рявкнул мужчина, командир 104 отряда, последние слова которого угрожающе разрезали нависшую тишину, а взгляды кадетов, полные ужаса и недоумения, направились в сторону девушки, преспокойно жующей картошку во время построения. — Я — Саша Браус из Даупер, к югу от стены Роза! — отрезала та, не отпуская картошки и отдавая честь вместе с ней в руке, ничуть не смущаясь случившейся ситуации и не боясь грозного мужчины, нависшего над ней в абсолютном бешенстве. Слабоумие и отвага. Хотя, в данном случае, скорее, лишь первое. Признаться честно, такое поведение стало шоком даже для самого Киса Шадиса, которого, как могло показаться многим, уже ничего не способно было удивить. Ничего и никто. Но Браус изначально показала себя, как некто особенный, готовый сотворить невозможное. В том числе буквально оторвать от сердца «половину» добытой картофелины. Благодарность со стороны мужчины за такой самоотверженный поступок не заставила себя долго ждать — он не прикончил Сашу на месте, а лишь заставил наворачивать круги в течение долгих часов без возможности перекусить. И смех и грех. С первого дня девушка обзавелась подходящим прозвищем — картофельная. Кто-то считал её сумасшедшей, кто-то оголодавшей, а кого-то данная ситуация попросту забавляла. К последнему типу относилась Микаса. Микаса Аккерман. В отличие от большинства, она не пребывала в немом шоке на построении, а пыталась сдержать смех от нелепости данной ситуации. Что, впрочем, для неё не составляло никакого труда — маска безразличного практически ко всему человека была при ней всё время. Хотя, признать честно, маской это и не являлось. Единственными людьми в жизни Микасы являлись её брат и друг — Эрен и Армин. Остальные — обычная массовка. Однако почему-то в тот день она испытала некое подобие жалости к картофельной девочке, в изнемождении валявшейся на земле. — Жалко выглядишь. Держ… — не успела Микаса договорить, как была сбита с ног Сашей, почуявшей запах выпечки, находившейся в её руках. — Булка! — воскликнула девушка, переводя искрящиеся счастьем глаза с куска хлеба на её спасительницу от голодной смерти и обратно, не веря в реальность происходящего и принимая всё за галлюцинации, вызванные предобморочным состоянием. — Спасибо! Микаса лишь едва заметно кивнула и направилась в сторону здания, краем глаза замечая приближающееся к Саше подкрепление в виде Кристы с доброй кучкой добавки в её руках. В след ей донеслись очередные счастливые возгласы и отрывок речи про «день богинь». Такая глупая. И такая наивная.***
— Микаса! — Я ничего тебе не дам, — отрезала девушка, зная, что Саша в очередной раз не насытилась своим ужином. Та сморщила нос и жалобно хныкнула, направляясь к следующему солдату. И как всегда все доедают свои порции, оставляя картофельную голодной. А Браус, в свою очередь, поднимает всем настроение после тяжёлого дня, полного изнурительных тренировок. Одним своим присутствием. Одним своим неутолимым голодом и вымаливающими еду большими карими глазами. Будто щенок, перед которым держат кость на недоступном для него расстоянии. Побродив меж столов ещё несколько минут и поняв, что сегодня, как и вчера, добавок ей не светит, Саша плюхнулась рядом с Конни, демонстративно улёгшись на стол лицом вниз и вытянув руки. Тот, в свою очередь, загоготал на пару с Жаном и начал обыденно подтрунивать над подругой. Вскоре та присоединилась к шуткам уже на отвлечённую тему и также заливалась смехом, откидываясь назад. Несмотря на то, что минуту назад готова была выть от отчаяния, вызванного отсутствием дополнительного пропитания. Такая ветреная и непостоянная.***
Саша промахнулась. Саша промахнулась мимо шеи настоящего титана. Клинок лезвия вошёл недостаточно глубоко. Она сорвалась вниз, от страха не в силах предпринять хоть что-то, дабы не быть съеденной в первую же вылазку за стену. Она сидела на сухой земле и с полными ужаса глазами наблюдала за тем, как к ней тянется огромная рука. Вот и всё. Вот и конец. — Ты дура что ли?! — разъярённо кричит Микаса, подхватывая Сашу с земли и спасая от упавшей туши убитого ей ранее титана. — Ты чего как завороженная сидишь? Не думаю, что тебе удалось овладеть навыком телепатического убийства. Приходи в себя, — отпускает подобие шутки Микаса, оставляя Браус на ветке массивного дерева, а сама возвращается обратно. Саша не может не отметить то, как умело обращается Аккерман с УПМ. Она будто бы была рождена для таких вот полётов. Идеальная балансировка, точное попадание в цель и сильные руки, что никогда не допустят ошибки. Она выглядит в воздухе так, словно замерла во времени. Лишь развевающиеся по ветру чёрные, как смоль, волосы, выдают её передвижение. Идеальна. Не зря её отмечают как ту, что подаёт наибольшие надежды. Идеальна во всём.***
— А, не хотела мешать, — закрывая дверь в комнату, где в очередной раз ржали Конни с Сашей, сказала Микаса. — Э-э-э, входи, всё хорошо! — крикнула Браус, приподнявшись в локте на кровати. Ответа не последовало, как и какой-либо другой реакции. — А ну, сдрисни! — девушка столкнула друга, сидящего рядом на краю, и оставила его возмущаться в пустой комнате. С того дня, когда Аккерман спасла её, прошло уже полторы недели, а Саша так и не отблагодарила её по-нормальному. После вылазки кинула ей «спасибо» и всё. Она не знала, что можно предложить ей в качестве благодарности. Кроме еды, конечно. Тут уж, извините, самой мало будет. Не знала и каждый раз хотела задать этот вопрос, но напрочь забывала обо всём, оказываясь рядом с Микасой. Чаще всего Браус вместо чего-то дельного начинала отпускать глупые шутки, приглашала на совместный обнос запасов, либо просто вела разговоры вслух с самой собой. В общем, вела себя в разы более странно, чем обычно, отчего позднее буквально рвала на себе волосы в приступах стыда. Хотя она и не была странной. Весёлой, забавной, безбашенной — не странной. Но рядом с Микасой всё менялось, и она подозревала, почему именно это происходит. — Ты что-то хотела? — крикнула Саша Микасе, подбегая к ней. — Быстро ты ушла. — Держи, — Аккерман протянула Саше кусок хлеба, — я не хочу. Глаза девушки засверкали неподдельным огоньком счастья. Только Браус была способна на столь искренние эмоции в отношении еды. Только Браус была способна на столь искренние эмоции. — Я… Ты… Я ещё за спасение тебя толком не отблагодарила, а ты… Спасибо тебе огромное, я, э, возьму на себя твоё дежурство, если нужно будет! Или ещё что-нибудь, ты только скажи, — тараторила Саша, не замечая того, как повисла у Микасы на шее. — Не стоит благодарности. Тем более в таком виде, — усмехаясь, Микаса убрала с себя сашины руки. — А, ой, извини. Спасибо ещё раз! — Саша ослабила хватку и побежала в сторону комнаты, залетев в которую тут же скатилась по стене, закрывая руками лицо. — Я повисла у неё на шее за кусок хлеба. Она не была рада такому. Ну ещё бы, — бросила девушка, обращаясь к Конни, который не успел и рта открыть, дабы уточнить, что происходит. Он, в свою очередь, громко загоготал, за что в тот же миг получил подушкой, по случайному стечению обстоятельств оказавшейся у ноги Браус. — Признайся ей уже и дело с концом, — потирая ушибленный массивной подушкой лоб, не в силах угомонить смех, в очередной раз стал настаивать Спрингер. — Сам признавайся, раз надо так, моя хата с краю, ничего не знаю, — отчеканила Браус, жуя хлеб. — И так проблем уйма.***
Тлеющее кострище вяло выдавало несколько искр в минуту, словно периодически намекая на свою скорую гибель, которой вполне можно было избежать. Нет, сейчас нельзя. Ночь — не время для костров, тем более если за них впоследствии может крупно влететь. Даже такие солнечные люди, как Саша Браус, бывает, растрачивают свои лучики, и им необходимо восстановиться. Восстановить умение находить положительные стороны в любой ситуации и делиться позитивом с окружающими. Умение излучать радость и смех. И сейчас Саша предалась волнениям и тревоге за своего лучшего друга, что обнаружил родную деревню абсолютно пустой, за исключением одного-единственного титана на его доме, который не имел возможности передвигаться. Он был сломлен. Подавлен. Старался отвлечься, но в итоге вновь и вновь начинал плакать. И кто сказал, что «мальчики не плачут»? Да на их слёзы смотреть не менее тяжело. Если не более. Сейчас сна у Браус не было ни в одном глазу. Не в силах выдерживать давления стен, она решила посидеть на улице: свежий воздух, трава, обгоревшая палочка, которую та теребила в руках, пачкаясь в угле. Так спокойно… но всё равно тревожно. Сколько ещё им придётся вынести? Сколько потерь пережить и как научиться оправляться от таких травмирующих событий? Столько вопросов без ответов. Зачем вообще пытаться бороться за что-либо, если рано или поздно, бороться станет не для кого… или некому. Здесь ответ один. Безусловный. Надо. Надо и всё тут. — Да-да? — натянув улыбку на лицо, повернулась Саша к человеку, подошедшему сзади. Она услышала, как он подходил. Уже приготовившись получить оплеуху и выговор от главнокомандующего за прогулку посреди ночи, Браус разглядела в темноте знакомые очертания. — Микаса? Ты чего тут делаешь? — Ага, — кивнула Аккерман, примостившись рядом, — это я у тебя спросить должна. — Не спится. — Врёшь, — с удивительной теплотой наряду со строгостью в голосе произнесла Микаса, — ты почти ничего не съела за ужином. И не ходила после собирать объедки со всех. Что-то случилось. И это, заметь, не вопрос. — За Конни переживаю, — вздохнула Саша. — Он никакущий ходит, а я вместе с ним. Вот и всё, в общем-то. — Я заметила. Он отойдёт. Словами и чем-либо ещё ему сейчас не помочь, только временем. Время лечит, слышала? Так вот, это действительно работает. — Думаю, ты права, — улыбнулась картофельная и подняла голову к небу. Повисло молчание, но оно не было неловким. Скорее, приятным. Микаса глянула на соседку и также перевела взгляд вверх. Через пару минут она первой осмелилась потревожить ночную идиллию: — Я знаю о твоих чувствах. Как гром среди ясного неба. Браус опешила, не в силах пошевелиться. Притворилась, будто не слышит, будто была вмиг сражена внезапной глухотой. И слепотой. Да её вовсе парализовало. Навсегда. — Нет. Очень глупый ответ, очень. Что нет-то? Очередной повод для стыда, коих, на деле, уже и не счесть. — Да, — Микаса улыбнулась и двумя пальцами повернула голову Саши на себя, после чего припала к её губам. Поцелуй был чувственным, неумелым. Без грамма похоти, наполненный одной лишь нежностью. Сердце Браус готово было выпрыгнуть из груди, совершить оборот вокруг Земной оси и запрыгнуть обратно в грудную клетку. Она ошарашенно смотрела Микасе вслед, что незадолго до этого встала, поцеловала её в макушку и ушла со словами: «Ложись тоже». Вот оно. То, что в один момент способно вернуть человеку утраченное ранее счастье.***
«Три года. Прошло уже целых три года с нашей последней встречи, а я всё никак не могу выкинуть из головы тот образ невинного Эрена Йегера, готового на всё ради уничтожения титанов. Он был силён. Может, не физически, но морально уж точно. И он делал всё для того, чтобы исполнить клятву, данную самому себе. Возможно, глупую и наивную в некотором плане, но сподвигающую совершенствоваться и бесстрашно смотреть смерти в лицо, идя только вперёд. А сейчас он решил пойти против людей. Да, безусловно, они являются нашими врагами, но… я не хочу верить, что все эти письма написаны Эреном. Моим Эреном. Я просто не могу в это поверить, нет», — Микаса который день сидела в комнате, теребя в руках клочки бумаги, на которых был призыв о помощи в «вершении справедливости». Однако справедливостью тут и не пахло: Эрен хотел напасть на обычных граждан, никак не причастных к происшествиям девятилетней давности. Те воспоминания, что были переданы ему, полностью разрушили личность Йегера, заволокли глаза пеленой слепой мести. Эрен хотел подвергнуть марлийцев тем же испытаниям, через которые когда-то пришлось пройти ему, и изничтожить их народ. И плевать он хотел, что большинство жителей Марлии не виноваты ни в чём, как не был виноват Эрен в содеянном Райнером и Бертольдом девять злополучных лет назад. Сейчас ему было плевать на всё. — Э, я, — раздался тихий женский голос со стороны двери, — поесть тебе принесла, вот. — Неприятный лязг металлической вилки об пол полностью разрушил ту атмосферу, в которой пребывала Микаса, заставляя её со злостью повернуться, дабы увидеть сморщившуюся от резкого звука Сашу. — Прости. Аккерман вздохнула. Она не могла злиться на неё. На минуту повисла неловкая тишина, после чего Браус вновь подала голос: — Ты не ела более полутора суток, Микаса. Отлёт через два дня. Ты должна иметь хоть какие-то силы, чтобы… — Не быть убитой? — усмехнулась девушка. — Да! И… — Саша вздохнула, заметив письма в руках Аккерман. Она понимала, насколько той сейчас тяжело. Даже она не до конца приняла факт того, как сильно разнятся образы знакомого ей Эрена и нового. Что уж говорить о той, кому он был чуть ли не дороже собственной жизни. — Я приду через час. Поешь, пожалуйста. — Знаешь, — голос Микасы заставил Браус остановиться на полпути к выходу из комнаты и вопросительно кивнуть головой в сторону девушки, — а я ведь, на самом деле, должна была умереть ещё десять лет назад. Или не умереть, а отправиться в рабство, быть проданной. Но я всё ещё здесь. Знаешь, почему? Саша отрицательно помотала головой, сделав пару маленьких шажков в сторону кровати, не решаясь сесть рядом. Не зная, уместно ли это, и действительно ли Микаса решила рассказать ей нечто сокровенное сейчас, а не прервать разговор, вновь погрузив комнату в неловкое молчание. — Эрен. Единственная причина, по которой я по-прежнему жива, — это Эрен. Во многих смыслах, — Микаса покосилась на красный шарф, висящий на спинке стула. — Как будет иронично, если он, в конце концов, окажется и причиной моей смерти, — усмехнулась она, стараясь скрыть выступившие на глазах слёзы. Саша всё же села рядом, положив руку на плечо девушке. Она не знала, что нужно делать и говорить в таких случаях. Она была профессиональным едоком, но никак не психологом. — А… что он сделал? — нерешительно задала вопрос Браус. — Спас от бандитов, что вырезали моих родителей. Вселил уверенность в собственные силы. Стал братом. Родным. Настоящим. Я сразу почувствовала тепло и неимоверную благодарность по отношению к нему, поклялась защищать во что бы то ни стало, — первая солёная капля упала на светлое одеяло, тут же исчезнув с белоснежной ткани, — как видишь, я не смогла сдержать слово. — Плечи Микасы задрожали в беззвучных рыданиях. «Замечательно. Прямо передо мной сломалась девушка, чьи слёзы, должно быть, видели лишь избранные. Может, сбегать за Армином? Он всегда знает, как быть и что говорить. К тому же он, как и Эрен, очень близок ей. Нет, нет… Она подумает, что я оставляю её. В такой момент нельзя просто встать и уйти. Да и, в любом случае, как мне интерпретировать свой поступок? Хэй, я не умею поддерживать, но подожди, пожалуйста, несколько минут, я приведу сюда того, кто умеет. Какой вздор», — не придя к единому соглашению с самой собой, Саша приняла решение просто обнять Аккерман. Её отец часто делал так в моменты, когда на душе скребли кошки, и это действительно помогало. Да, они с Микасой совсем разные. Начиная с характера и заканчивая взглядами на жизнь. И, наверное, для неё нужен свой, особенный подход, но что поделать, когда он неизвестен? Подбирать прямо сейчас? Разговаривать, молчать, пробовать шоковую терапию? Или электрошоковую. Эксперименты в такие моменты — абсолютно лишнее. Браус сделала то, что помогает лично ей. Она хотя бы попыталась. — Обещай мне… — Микаса прижалась к Саше, кладя голову ей на плечо и зарываясь носом в её шею, — обещай, что не умрёшь во время этой миссии. Саша лишь усмехнулась. — Обещаю.***
Неясный и путаный шум, словно лезвия старого УПМ, холодно разрубает отрывки воспоминаний Браус, возвращая её в реальность. В голове ужасный гул. Всё тело болит, жжёт и ноет. Голоса сливаются воедино, превращаясь в липкую кашу, а боль не даёт сосредоточиться ни на чём, кроме неё. — Не смей умирай, чёрт возьми… я люблю тебя! Это была Микаса. Саша готова была поклясться, что это был её голос. Её мозгу удалось выцепить столь важную фразу из всего того шума снаружи. Это была единственная фраза, которую ей удалось услышать. Браус расплылась в совсем слабой улыбке. Такой, на какую хватило её сил. Микаса сказала это. Она всё же это произнесла. Любовь Аккерман была очевидна даже с учётом особенностей её характера. Её, хоть и сложно, но возможно было заметить во многих действиях, жестах и словах по отношению к Саше. Только к Саше. И Браус замечала. Она всегда надеялась, что всё это — правда, а не плод воображений её воспалённого влюблённостью мозга на потеху сокрытым желаниям её подсознания. И сейчас она убедилась, что это действительно так. В последний их разговор, тогда, на Парадисе, Саша вывела Микасу на нежность. Да, её чувства были преувеличены во много раз, однако Браус удалось вывести Аккерман на ту нежность, которую она некогда испытывала и к Эрену, самому близкому для неё человеку на протяжении большей части жизни, место которого, возможно, смогла бы занять и Саша. Та картофельная девочка, изначально вызывающая лишь смех и жалость. «Я тоже тебя люблю. И я обязательно выживу», — мысленно произнесла Саша. На обычный разговор сил не было. Впрочем, их не было уже ни на что. Одному из утверждений предначертано быть ложным. Однако любовь ложной быть не может. «Я не сдержала обещания. Прости.»