Кровавый оракул Киригакурэ но Сато

Каждый конец есть лишь начало чего-то еще более величественного и прекрасного. Реинкарнация, несмотря на различные изображения в фанфиках, не наделяла новорожденного автоматически взрослым интеллектом. Мозг младенца не мог справиться со сложными процессами полностью зрелого ума, поэтому перевоплощенный младенец будет таким же, как и любой другой младенец. У них не будет мгновенных воспоминаний о своих прошлых жизнях, они не будут вынуждены годами бороться со скукой, ожидая, пока их тела созреют, чтобы их можно было использовать. По этой причине она не помнила ни скучной скуки младенчества, ни даже не обладала достаточной силой мозга, чтобы полностью осмыслить свои обстоятельства. Её самое раннее воспоминание в этой жизни - она ​​ютилась в укромном уголке высокого дерева, обнимая гигантскую рваную книгу, ветви и густая листва, казалось, складывались вокруг и защищали её, когда она наблюдала, как шиноби убивают друг друга на расстоянии. Следующее воспоминание поместило её прямо на поле битвы, осторожно обходя искореженные трупы, усеивающие землю, пока она не добралась до относительно неповрежденного. Она наклонилась и начала рыться в мешочке, привязанном к его ноге, извлекая единственный нож ( кунай, а не нож, поправил какой-то голос). Задумчиво поглядывая на куная, её взгляд скользнул по телу, и она подползла к нему, перевернув его с огромным усилием, чтобы обнажить его перед. Затем она использовала кунай, чтобы отрезать ему рубашку, разрезав переднюю часть и рукава, прежде чем перевернуть его, чтобы освободить остатки ткани, и завернулась в окровавленную одежду, как импровизированное одеяло, когда она побежала обратно к одеялу. деревья. Это был первый раз, когда она вспомнила, как грабила труп, и далеко не последний. Те первые несколько лет были упрощенными и минимальными. Она проводила свои дни, просто бесцельно бродя, устраивая свой дом в ямах, деревьях и пещерах, и единственное, что у неё было постоянное владение этим гигантским изодранным фолиантом почти вдвое меньше её. У нее не было объяснения, почему она чувствовала необходимость таскать его с собой, несмотря на то, что у нее всегда болели руки, это не имело смысла. С другой стороны, тогда у нее не было объяснения многим своим действиям. Иногда она натыкалась на новые растения и сразу понимала, что их стоит избегать или что их можно будет есть безопасно. Более чем однажды она точно знала, какие из них растирать в пасту и натирать порезы, чтобы избежать инфекции и ускорить процесс заживления. Когда она нашла катушку с проволокой, она знала, что нужно прикрепить её к палке, сделать крючок из сломанной булавки и использовать червей в качестве приманки для рыбалки. Она даже умела вскипятить воду, чтобы её можно было пить, и в этой связи знала, как развести огонь. Даже тогда она знала, что в одиночку ей не следует быть такой способной. Она знала, что у знания не было логической причины существовать в её сознании. Ей приходилось заботиться о себе столько, сколько она себя помнила, начиная с того времени, когда она была еще совсем маленькой. Поскольку в её жизни нет родителей или хотя бы что-то близкое к стабильной взрослой фигуре, у нее не должно быть никакого способа понять, как заботиться о себе - и даже тот факт, что она знала и понимала это, говорит о какой-то странной аномалии внутри нее. Возможно, самым тревожным было то, как легко она приспособилась к взрослению на череде настоящих полей сражений. Кровь и трупы засоряли её самые ранние воспоминания, но это никогда не беспокоило её. Набеги на трупы в поисках припасов казались ужасными, но это было вызвано скорее соображениями гигиены от прикосновения к гниющей коже, чем реальным дискомфортом. Она снимала одежду с их спины и стирала её, чтобы надеть, когда она перерастала свою собственную, и совершала набеги на их сумки в поисках пайка и инструментов, которые помогли бы ей выжить. Она никогда не задумывалась о них. ( Иногда она оставляла цветы вокруг тел, если они оставались более суток. Ей нравилось притворяться лесной феей, изгнанной из своего лесного дома, чтобы странствовать по миру и шпионить за людьми, когда они сражаются. Феи не могли » не разговаривать с людьми, чтобы она могла выйти только после их смерти и оставить какую-то дань в их честь. Однако она всегда двигалась дальше, потому что она не могла оставаться со смертью вечно, иначе она была бы испорчена навсегда. ) Однако иногда она обнаруживала, что некоторые из «трупов» еще живы. Когда она приближалась к ним, они открывали рты, но могли только хрипеть или издавать влажные булькающие звуки, их тела дергались и ломались без возможности восстановления. Она никогда не знала, что делать, когда сталкивалась с этими людьми. Находиться рядом с ними не особо беспокоило ее и не пугало - на самом деле, она в значительной степени чувствовала безразличие к их агонии, хотя крошечная часть чувствовала себя немного жалкой из-за их продолжительной агонии. Убить их, наверное, было бы милосердно, но что-то в этом оставило неприятный привкус во рту. Чаще всего она обнаруживала, что просто сидит рядом с этими людьми, составляя им компанию, пока они не уйдут, чтобы они не умерли в одиночестве. Так проходил каждый день, наверное, три года, просто простое, кровавое, уединенное существование, в котором она бесцельно бродила со своим единственным товарищем, с теми немногими умирающими людьми, которых она находила на полях сражений. Эта женщина не казалась исключением. Распластавшись на спине среди множества трупов, рыжеволосая женщина была единственным человеком на поле, у которого были какие-либо признаки жизни, и она смотрела в небо полуприкрытыми черными глазами. Её дыхание стало прерывистым и хриплым, её конечности безвольно развелись наружу, а её длинные волосы развевались вокруг головы, чтобы впитать кровь, скапливающуюся под ней. Женщина едва повернула голову, когда приблизилась, её окровавленные губы взлетели вверх в зубастой ухмылке. "Что ... это ... ребёнок?" - прохрипела она, каждое слово медленно и осторожно, словно требовало больших усилий для произнесения. Она просто долго смотрела на женщину, прежде чем плюхнуться на землю рядом с ней, стараясь держаться подальше от лужи крови, чтобы она не впиталась в рваную юкату, которую она схватила с другого трупа. Девушка лениво полулежала и смотрела на облачное небо, задумчиво напевая. "Кролик!" - чирикала она, одаривая умирающей яркой улыбкой, указывая на одно пушистое облако. Глаза женщины весело нахмурились, она тихонько посмеивалась, а глаза загорелись восторгом. Обычно почти трупы не отвечали, кроме как тупо смотрели на нее или просили умереть. Воодушевленная положительной реакцией, она снова повернулась к небу и указала на другие облака, громко провозглашая форму каждого. «Утка! Щенок! Нож! Рыбный! Хлопок!» "Хлопок?" - повторила женщина, её тело задрожало от легкого хихиканья. «Все облака ... похожи на ... хлопок». Маленькая девочка повернулась к ней и надулась, скрестив руки с раздражением. "Смысли", - проворчала она, и женщина снова захихикала. Проходили часы, и она просто указывала на облака, которые выделялись, пока она ждала смерти женщины. Иногда женщина присоединялась к своим собственным наблюдениям, называя формы, которые младшая девочка могла лишь смутно распознать, когда смотрела на рассматриваемые облака. Когда солнце медленно двигалось по небу, она почувствовала растущее уважение к жизненной силе женщины, поскольку она продолжала держаться дольше, чем любой другой человек, которого она когда-либо находила. В конце концов, однако, она обнаружила, что её взгляд скользит по заходящему солнцу, а губы разочарованно поджались. Она инстинктивно знала, что оставаться на поле битвы после темноты будет опасно, поэтому с тяжелым вздохом она поднялась на ноги и повернулась к женщине. «Извини», - пробормотала она. "Должен идти." На лице женщины промелькнуло удивление, и она нахмурилась. "Шутки в сторону?" она прохрипела. «Давай ... малыш. Не ... уходи». «Мне очень жаль», - виновато повторила она и быстро ушла, прежде чем женщина успела ответить. На следующий день она решилась вернуться на поле битвы и обнаружила, что несколько трупов исчезли, в том числе труп женщины. Только лужи крови указывали на их прежнее присутствие, очертания некогда лежавших там тел окрашивали грязь. Такое иногда случалось, хотя она не понимала почему, поэтому она просто пожала плечами и продолжила свою жизнь, поставив единственный цветок на то место, которое женщина занимала перед уходом. Вероятно, месяц спустя она прочесывала другое поле битвы, когда снова увидела женщину. На её лице промелькнуло искреннее удивление, когда она заметила на земле знакомую фигуру и бросилась к ней, упав на колени рядом с ней. Женщина снова лежала в луже крови, но уже на животе, и с любопытством ткнула её в спину. По крайней мере, она пыталась. Вместо этого она внезапно обнаружила,её глаза теперь на одном уровне с краем пары свободных черных брюк. Удивленно моргнув, она слегка наклонила торс, чтобы взглянуть на своего похитителя, и обнаружила, что женщина смотрит на нее сверху вниз. Черные глаза удивленно вспыхнули, когда женщина посмотрела на нее, её губы изогнулись. "Ну-ну, что у нас здесь?" - спросила она, изогнув рот в ухмылке, обнажив острые неровные зубы. «Давно не виделись, малыш. Ты далеко ушел от последнего места, да?» Лицо ребенка сморщилось от сосредоточенности, когда она обдумывала свой ответ, прежде чем, наконец, пожала плечами. "Вы живы?" - спросила она, и ухмылка женщины на мгновение исчезла, и она посмотрела на ребенка. Затем он вернулся с более острой гранью, и её глаза весело заблестели. «Знаешь, я думаю, ты мне нравишься, малыш. У тебя есть имя?» «Н-э-э», - промурлыкала она, покачала головой и вздрогнула. "Положить?" На протяжении всего разговора женщина продолжала держать её вверх ногами за лодыжки, и постоянный поток крови, приливавшийся к её голове, начал причинять боль. "Нет имени, а?" Женщина полностью проигнорировала неудобное нытье, поворачивая шею и размышляя. Затем она твердо кивнула и заявила: «Юко». "Юко?" - повторила девушка, удивленно моргая. «Да. Дитя ночи. Потому что я нашел тебя». "... Хорошо? отпустите меня сейчас?" "Зачем мне это делать?" Женщина сверкнула еще одной зубастой ухмылкой, и Юко вздрогнула, увидев озорство в её глазах, сразу поняв, что это не сулит ничего хорошего. «Я только что нашел тебя. Я не позволю тебе так легко уйти!» Быстро взмахнув рукой, она перекинула Юко через плечо и бросилась бежать. Маленькая девочка удивленно пискнула, прежде чем её руки закрыли ей рот, её живот сильно сжался, когда все вокруг размылось. Мир продолжал вращаться вокруг неё, пока они наконец не остановились, и женщина лениво бросила её на землю. Юко вскрикнула от удивления и, пошатываясь, поднялась на ноги,подавляя крик боли и обнимая живот. Когда она изо всех сил пыталась приспособиться к внезапной тишине, женщина крикнула: «Эй, ребята, смотрите! Я нашла ту призрачную девочку!» "призрачную девочку?" Застыв от нового голоса, Юко медленно обернулась и увидела шесть фигур, разбросанных по поляне. Она быстро поняла, что это место лагеря, несмотря на отсутствие палаток. В центре поляны стоял мертвый костер, обугленные дрова все еще тлели и слегка дымились, а в качестве сидений они использовали несколько бревен и валунов. Один мужчина с причудливой татуировкой с красными полосами на подбородке фыркнул, осматривая ее. «Тч, она не похожа на меня из кровавого тумана». «Перестань шутить, Джузо», - отругал другой мужчина, глядя на первого глазами-бусинками с довольно опухшего лица. Его кожа имела легкий оранжевый оттенок, который соответствовал его длинным и роскошным темно-оранжевым локонам. «Амеюри говорит о той девочки, которого она видела на поле битвы». Одна из других фигур расплылась, и внезапно перед Юко возник долговязый гигантский мужчина, склонившийся в талии, чтобы более внимательно изучить её. Она рефлекторно откинулась назад, когда его длинные соломенные волосы свисали на её лицо, её голова откинулась назад, чтобы посмотреть на его белую маску. "Так это наблюдатель за облаками, а?" - спросил он, его голос был таким гладким и скользким, как можно было предположить по его внешнему виду. «Мне это не кажется особенным». Когда он говорил, на его шее появилась вспышка металла, и он отшатнулся, когда между ними внезапно появилась рыжеволосая женщина, вооруженная двумя лезвиями, одно из которых было направлено в его сторону. «Даже не думай трогать её, Кушимару», - прорычала она. «Этот паршивка слишком интересна, чтобы её убить так скоро». Пока пара смотрела друг на друга, глаза Юко метались по другим окружающим фигурам. Абсолютно никто из них не казался знакомым, и единственный реальный вывод, к которому она могла прийти, заключалось в том, что большинство из них имели устрашающее телосложение и, следовательно, были, вероятно, опасными. Тем не менее, она нашла две детали этой сцены до крайности знакомыми: гигантский меч в форме ножа для мяса, сделанный парнем с красными полосами на лице, и такой же большой объект, обернутый бинтами до точки мумификации, сидящий рядом с апельсиновым ... тонированный парень с длинными оранжевыми волосами. Пока она смотрела на них, в её голове промелькнули образы, аниме версии этих двух мечей, которыми владеют люди с совершенно разными лицами, и все, о чем она могла думать, было: « Ох ! Это было примерно тогда, когда воспоминания, наконец, начали просачиваться в её сознание, о мире, совершенно отличном от этого. Юко еще не могла полностью понять, что означал этот внезапный наплыв воспоминаний, но они позволили ей понять, по крайней мере, одну вещь: это не была её первая жизнь, и это не был ее изначальный мир. (Позже, когда она начнет осознавать весь смысл своих воспоминаний, она будет глубоко сожалеть о том, что не смотрела больше аниме в своей старой жизни.)