Если твоя вера пошатнулась

Сегодня хороший день: никто не умер. Загреус убеждает себя в этом, продираясь сквозь густой лес. Здесь есть дорожка, если её можно так назвать: проложенная кем-то тропа, где над ним стелются кустистые ветви и разросшиеся лозы, нависая над головой в считанных дюймах. Следовать по тропе легче, чем рубить мечом заросли, поэтому Загреус пробирается вперёд, игнорируя дурное предчувствие, уговаривающее его вернуться обратно на берег. — О, владыка Арес, — шепчет Загреус, и даже в его тихом шёпоте слышна дрожь. — Такова твоя воля? Это ты ведёшь меня? Долгое мгновение всё, что он слышит — это собственное дыхание и звук своего сердцебиения, набатом отзывающийся в ушах. Тишина покрывает кожу мурашками, примешиваясь к ощущению следящих за ним глаз, и Загреус чувствует, как его с головой накрывает ужас. С этим островом что-то конкретно не так. Всё его существо кричит об опасности, умоляет развернуться и бежать, и всё же…  Загреус делает взвешенный шаг вперёд, глубже упираясь ступнёй в почву, специально чтобы услышать хруст земли. Он продолжает идти, и ветви продолжают расступаться. Под его ногами листва и камни по-прежнему разлетаются в стороны, словно сдуваемые с пути беззвучным, незаметным ветром.  Что-то ведёт его. Что-то наблюдает за ним. Загреус убеждён, что это его бог. Кто же ещё? Арес явился ему во сне той ночью, когда люди перестали умирать. Бог Войны был великолепен, изумительно красив и возвышался над Загреусом, облачённый в золотые доспехи. Кроваво-красные глаза Ареса пронзали Загреуса насквозь, и тот ощутил себя крошечной букашкой под испытующим взглядом своего бога, поэтому склонил голову в поклоне, дожидаясь, когда бог заговорит. — Есть один остров на западе. Я сделаю так, что ты будешь знать о нём по пробуждении. — Арес щёлкнул пальцами, и Загреуса окутал красный туман, мгновенно сформировавшийся в меч. — По моей воле отправляйся туда. Расследуй, — продолжил Арес жёстким, непреклонным тоном. — Этот остров — причина, по которой остановилась Смерть.  Загреус редко имел дело с мечами, однако даже он способен был определить искусную работу мастера. Инкрустировавшие эфес рубины наверняка стоили больше, чем все драгоценности его храма вместе взятые.  Разве Загреус заслуживает держать в руках нечто столь божественное? — Благодарю, что почтил меня своим присутствием, владыка, но… почему именно я? Я не воин и не провидец. И земли за пределами города мне незнакомы. Другой служитель наверняка справится с твоим заданием лучше меня.  — Ты хороший, исполнительный жрец, Загреус. Не подвергай сомнению мой выбор, твои изыскания прольют свет на многие загадки. В том числе о тебе самом. Загреус давно оставил попытки узнать что-то о себе. Ему известно, кто он: сирота с уродливым, проклятым глазом; человек, спасённый от ранней смерти милостью своего бога.  Однако слова Ареса ласкали его слух. Арес назвал Загреуса Хорошим Жрецом. Арес назвал Загреуса Исполнительным. И одинокий, несчастный Загреус, подобно изголодавшегося псу, был готов на всё, лишь бы заслужить очередную похвалу своего бога.  Поэтому Загреус взял меч и проснулся, держа его в руке. Загреус всё ещё помнит магию Ареса: гул силы, вибрацией прокатившийся по телу подобно рокоту военных барабанов, — и старается не думать о том, насколько это ощущение отличается от напряжённой атмосферы леденящего душу страха на этом острове.  Меч — воистину чудесный подарок, частичка воли Ареса и вместе с тем — оружие. Остальные жрецы называют Загреуса бестолковым, слишком тихим, слишком скорым на извинения, но даже он способен разглядеть символизм, когда тот суют ему под нос. Или, как в данной ситуации — вешают на пояс. Загреусу никогда не доводилось поднимать на кого-то оружие. Несмотря на веру в своего бога, Загреуса не покидает чувство, будто он направляется навстречу своей смерти.  Лес неожиданно выводит его на опушку — круглую, с неестественно ровными краями, словно сами боги с небес вырезали её ножом посреди леса. В середине возвышается огромный, одинокий кипарис, а на земле, спиной к дереву, сидит мужчина с прикованными к стволу руками. Загреус не произносит ни звука, не шевелит ни единой мышцей, однако мужчина вдруг вскидывает голову и устремляет взор прямо на скрывающие Загреуса кусты. Даже издалека Загреус узнаёт это лицо — оно знакомо любому жрецу Ареса. Арес — горделивый бог, и их храму регулярно даруют жертвоприношения и предметы искусства. Загреус всю свою жизнь провёл в окружении портретов Войны и Смерти. Дрожа, он выходит на поляну. Делает четыре шага, прежде чем опуститься на колени в грязь и склонить голову. — Владыка Танатос.  Теперь всё встаёт на свои места. Вот почему никто уже два дня не умирает, вот зачем бог даровал Загреусу свой меч. Воплощение Смерти сковали цепями, и Арес отправил Загреуса освободить его. Какая честь. — Встань, Загреус, — произносит бог Смерти, и голос его звучит так близко, словно он говорит прямо Загреусу в ухо. — Почему я не удивлён тому, что твой бог взимает плату за моё освобождение?  — Вовсе нет, — мгновенно отвечает Загреус и торопливо сглатывает. — Эм-м. Прошу прощения, владыка Танатос. Я имел в виду, он не озвучил никакой платы. Просто велел мне отправиться сюда. — Загреус встаёт с колен, берёт в руку меч Ареса и подбегает к скованному божеству. — Владыка Танатос, мне кажется, мой бог послал меня освободить тебя. — Нет, Загреус. — Танатос с неприязнью косится на оружие. — Он желает связать меня узами. Меч — это контракт, а ты, Загреус — ты это плата.  Загреус не знает, что сказать. Жречество открыло для него возможность ознакомиться с работами поэтов и историков, и во всех них Загреус быстро заметил один и тот же повторяющийся мотив: боги всегда воюют, а вовлечённые смертные всегда страдают от этого. Сложившаяся ситуация буквально фонит играми богов, и Загреус не такой дурак, чтобы в них ввязываться. Лучше не вмешиваться в отношения между Войной и Смертью. Лучше не спрашивать, почему он «плата». Лучше всего — освободить Смерть и уплыть с проклятого острова как можно быстрее. — Не приближайся ко мне с этим мечом, — рявкает Танатос. — Ты что, не расслышал? Это оружие — контракт, глупец. — Долгое мгновение Смерть сверлит застывшего истуканом Загреуса суровым взглядом. Затем его изящные черты лица смягчаются, и он говорит медленно, словно ребёнку: — Я окажусь в долгу у Ареса, если ты освободишь меня его мечом. Я этого не хочу. Воспользуйся моим собственным оружием. Загреус моргает. — Где… — За деревом. Финикийский пурпур сразу же бросается в глаза, и Загреус ахает, увидев, как небрежно в грязь брошена коса Смерти. Меч Смерти валяется тут же неподалёку, словно отшвырнутый ногой. Загреус осторожно прислоняет клинок Ареса к стволу, затем бережно счищает грязь с меча и косы Танатоса, морщась от такого отношения к священному оружию, и берёт их в руки.  В ладони струится сила — он будто держит живой огонь. — Коса острее, но труднее в обращении, — говорит Танатос. Несмотря на то, что он сидит с другой стороны дерева, его голос по-прежнему звучит близко, над самым ухом. — Перережь цепь моим мечом. — Да, владыка Танатос. — Загреус послушно кладёт косу рядом с прикованной правой рукой Смерти. Мгновенно схлынувшая сила ощущается очень явственно, что почти потрясает. Словно неожиданно оступиться на лестнице. Загреус не может выкинуть из головы меч своего бога, позабытый у ствола кипариса. — Владыка Танатос, меч владыки Ареса… мой бог узнает, что я его ослушался. По-твоему, он будет мною недоволен? Танатос смотрит на него из-под серебристой чёлки. В голосе его сквозит нетерпение. — Об Аресе я позабочусь. Загреус сглатывает. — Я имел в виду, что покровительство моего бога — это единственное, что меня бережёт. Жители не вышвыривают меня из города только потому что…  — Это неправда, Загреус. Загреус ждёт, когда Танатос продолжит, но тот просто молча смотрит на него. Дует ветер, окружающий лес качает кроной, и Загреус внезапно замечает, насколько безукоризненный срез у этой поляны: древесные стволы рассечены надвое, ветви смотрят тупыми концами, будто скошенные. Похоже, ничто не устояло при формировании идеального круга вокруг бога Смерти.  Должно быть, Танатос невероятно силён, раз проделал такое, будучи скованным. Возможно, размышляет Загреус, будет лучше нарваться позже на гнев Ареса, чем пострадать сейчас от гнева Танатоса.  Загреус вскидывает меч и ловит на себе взгляд бога. — Любуешься моей работой? — спрашивает Смерть. — Не твой стиль, я полагаю? — Нет. Эм-м. В смысле… должен признать, это грандиозное проявление силы, владыка Танатос. — Я пошутил, Загреус. — О. Прошу прощения. Бог вздыхает. Наступает неловкая тишина, нарушаемая только скрипучим звоном металла, пилящего металл. Периодически Танатос натягивает руки, проверяя, не поддадутся ли звенья, и Загреус подчёркнуто не пялится на перекаты его мышц.  — Я не хотел, чтобы смертные нашли меня в таком виде, — говорит Танатос, когда Загреус принимается пилить вторую половинку звена. — Потому и сотворил это с островом. Страх — отличный способ остудить любопытство в людях. Ты согласен, Загреус?   Загреус оценивает свою работу над цепью: сколько уже сделано, сколько ещё осталось, — и рассеянно отвечает: — Хорошо, что мне всё же удалось найти к тебе дорогу, владыка Танатос. — Действительно, — соглашается бог. В голосе его звучит странная нотка, привлекающая внимание Загреуса. «Заг, ты идиот! Думай что говоришь!» — Я дико извиняюсь. Я… я не хотел тебя обидеть, владыка Танатос. Твоя магия невероятна, а я наверняка добрался сюда только благодаря помощи моего бога…  — Нет. Ты меня не обидел. Вне зависимости от влияния Ареса, путь через лес открывается только для… — Танатос давится словами и кривится, глотая воздух. — …Проклятье. — Владыка Танатос, извини, я не должен был принуждать тебя к разговору. Ты в норме?  — Прекрати извиняться, — стонет Танатос, нетерпеливо дёргая цепи. — И перестань… угх. Поторопись уже, пока я не совершил что-нибудь, о чём потом пожалею. Кивнув, Загреус продолжает пилить. Он не оглядывается, не произносит ни слова, но чувствует на себе пристальный взгляд бога. Цепь сотрясается в его руках, удерживаемая последним звеном; цель уже близко, и Загреус ускоряется, натруженная рука горит огнём. Загреус вскрикивает, когда цепь наконец-то лопается. — Хвала богам, — вздыхает он. — Нет, хвала тебе, — поправляет Танатос, наматывая волочащуюся цепь на правую руку. — Ты отлично справился, Загреус. Я попрошу Гефеста снять с меня кандалы. Раз я больше не прикован к земле, то могу навестить его на Олимпе. Загреус кланяется, улыбаясь в ответ на похвалу бога. «Ты отлично справился, Загреус».  — Рад был услужить, владыка Танатос.  Он протягивает меч Танатоса, эфесом вперёд, и думает о неиспользованном оружии Ареса. — Владыка Танатос, если тебя не затруднит переговорить с моим богом…  — Арес, — рычит Танатос. Чужая ладонь внезапно хватает его за подбородок, и Загреус ахает и отшатывается. Но хватка Смерти сильна — слишком сильна, чтобы вырваться. — Взгляни на меня, — приказывает Танатос. Загреусу, к своему стыду, приходится подавить рвущийся из горла писк, однако он сглатывает и поднимает глаза. Художники и скульпторы, внезапно понимает Загреус, не воздают богу Смерти должное.  Танатос красив, и у Загреуса перехватывает дыхание от его близости. С такого расстояния Загреус может сосчитать каждый серебристый волос, может проследить линии его скул. Он видит непринуждённую грациозность Смерти и каким безупречно собранным тот выглядит даже в ярком солнечном свете.  Загреус видит его глаза. Никто, за исключением богов, не осмеливается смотреть Загреусу в глаза. Люди говорят, что его чёрный глаз нечестив, что встречаться с ним взглядом — всё равно что видеть смерть. Загреус вырос среди сторонящихся его соседей, среди родителей, уволакивающих своих детей прочь от него. Даже жрецы признают, что Загреус проклят, и только благодаря милости Ареса они приняли Загреуса в храм и пристроили его переписывать книги в самой дальней каморке.  Но Танатоса, по всей видимости, не волнует его проклятый глаз. Напротив, он старательно удерживает взгляд Загреуса. Бог смотрит на него, пока Загреус не съёживается и не отстраняется, непривычный к подобному вниманию.  Танатос позволяет ему отстраниться, но оставляет ладонь на его лице, мягко обводя пальцем его подбородок. — Боги, Загреус, ты так далёк от того, кем должен быть. — Что это значит? — Загреус с трудом удерживается от того, чтобы прильнуть к его ладони, к его теплу. Он может на пальцах одной руки сосчитать, сколько раз кто-то находился к нему настолько близко, не говоря о том, чтобы касаться его вот так…  Здравый смысл слишком поздно подсказывает ему заткнуться. — Я… — Танатос вздыхает. — Я не могу тебе сказать. Я связан клятвой… но, думаю… я могу показать тебе. Ты мне доверишься? Загреус едва сдерживает смех. Довериться Смерти? Боги, он ощущает себя персонажем детской загадки. Или поучительной сказки. Поэты будут веками слагать песни о Глупом Загреусе. Ему не следовало открывать рот. Нужно было просто освободить Смерть оружием Ареса. Или бросить меч Танатоса, вернуться на берег и принять гнев своего бога.  Божества играют в игры, в то время как смертные страдают из-за них. Загреус не идиот. Ещё не поздно сбежать. Однако Загреус не может найти в себе сил отстраниться от тёплых пальцев на подбородке, от жара тела Танатоса. Он размышляет о божественных золотых глазах, смотрящих в его глаза не отворачиваясь, словно Загреус не проклят и не жуток.  Все мысли вылетают из головы, когда бог переплетает с ним пальцы. — Ты убьёшь меня, да? — шепчет Загреус, затаив дыхание. — Ты не умрёшь, Загреус. Он не против умереть вот так: под прикосновениями бога, едва не трясущийся от ощущения подобной интимности.  Загреус опускает глаза на грязь под ногами.  — Чуть раньше ты назвал меня платой. Ты забираешь меня, владыка Смерть, взыскиваешь, как плату? Это всё — уловка? Цветистые фразы Смерти с целью получить мою душу? Следует долгое молчание. Загреус неловко переступает с ноги на ногу в гнетущей тишине. Он нерешительно поднимает взгляд, ожидая встретить гнев или равнодушное осуждение, однако Танатос просто молча смотрит на него, и ресницы бога изумлённо трепещут.  — Ты часто себя так ведёшь? Словно имеешь хоть малейшее представление, о чём говоришь? Загреус смеётся — он проиграл. Он не знает, что ещё можно сделать. И понимает ещё меньше, когда лицо Танатоса озаряется при звуке его смеха. «Как можно отказать богу? — задаётся вопросом Загреус. Танатос смотрит на него с таким теплом, что грудь Загреуса переполняют жар и свет. — Боги, неужели именно так ощущали себя другие смертные, которым довелось повстречать жителей пантеона во плоти?»  — Пожалуйста, — говорит Танатос. Умоляющий бог — невероятное зрелище. — Позволь мне показать тебе, Загреус. Ты заслуживаешь намного большего, чем имеешь. — Я… Ладонь бога сжимает его руку крепче. — Пожалуйста. — Ладно, — выдыхает Загреус, потому что у него не осталось выбора. Потому что он не знает, как вежливо отказать богу; потому что прикосновения Танатоса тёплые и вызывают привыкание, и Загреус был обречён ещё в тот миг, когда Танатос посмотрел ему в глаза. — Хорошо. Я отведу тебя, Загреус. Не отпускай мою руку. — Ладно, — соглашается Загреус, будто у него есть выбор. — Не отпущу. Только, пожалуйста, не…  «Не делай мне больно», — недоговаривает он. Пустые слова, думает Загреус, стискивая ладонь Танатоса. — Не сделаю, — отвечает Танатос, словно прочтя его мысли. И Загреус ничего не может с собой поделать, наслаждаясь обнадёживающим прикосновением, когда Танатос сжимает его руку в ответ.