***
Гарри хватает с вешалки первое, что попадается ему под руку, поднимаясь на сцену, чтобы хоть как-то разобраться с беспорядком в его волосах. Кудри влажные и пышные, они липнут к потному лбу и Гарри знает, что если его мокрые волосы вовремя не расчесать, то он станет похож на пуделя. А искать стилистов, когда он итак опоздал к выходу на сцену, уже нет никакого смысла. Он не в том настроении, чтобы получать бесполезные выговоры. Так что, да, он повязывает на голову платок, убирая волосы со лба и просто надеясь, что это хоть как-то исправит ситуацию, и шагает из-за кулис, тут же попадая в свет прожекторов, ослепляющий и одновременно чертовски опьяняющий. Если он вообще может чувствовать себя ещё более опьянённым. — Посмотрите, кто вернулся на сцену! — кричит Лиам, и толпа зрителей, заполняющих стадион, взрывается криками и аплодисментами. — Мы все заждались тебя, Гарри! — Ну, и где пропадал этот пират? — Найл, неожиданно возникающий рядом, треплет его по плечу и подцепляет платок на голове кудрявого пальцем. — Боже, тебя словно ведром воды окатили, ты в порядке? — говорит он, прикрывая микрофон, и Гарри кивает, не находя, что ответить, потому что реальную причину его повышенного потоотделения Найлу знать точно не стоит. Он ищет глазами Луи. Это не так легко: яркие огни софитов, кажется, светят отовсюду, с каждой стороны, ослепляя его и заставляя щуриться. Он чувствует, как тонкая ткань его рубашки липнет к груди и спине, и это очень неприятное ощущение, так что он немного поёживается, когда чувствует, что тело начинает остывать, как после пробежки прохладным утром. — Для полноты картины ему не хватает только попугая на плече, — голос Томлинсона оглушает его, обволакивает и обдаёт волной тепла. Это большая редкость - слышать, как Луи обращается к нему прямо на сцене, обычно он не общается с кудрявым перед фанатами и в целом держится довольно отстранённо. Он, наконец, находит ехидно улыбающегося парня, тот смотрит на него немного искоса, не в упор, но Гарри всё равно видит, как пляшут огоньки в его глазах. И когда он подносит микрофон ко рту, чтобы ответить ему, то внезапно понимает, что не может сказать и слова. Его буквально душит улыбка. Он только мямлит: — Да, да, точно, — посмеиваясь и опуская глаза на носки своих стоптанных ботинок, потому что знает, что его лицо выглядит сейчас так, как будто он - влюблённый до одури болван, которого застали врасплох. И фанатам не стоит видеть его в таком состоянии. Его вообще никто не должен видеть в таком состоянии. О боже, он ведь даже не посмотрел в зеркало перед тем, как выйти на сцену. Он просто надеется, что выглядит нормально. Чёрт побери, какая нелепица. Раздаются первые аккорды Better Than Words, и Гарри поправляет инэйры, чтобы лучше слышать музыку и голоса остальных парней. Он прокашливается перед своим партом и вступает, как всегда, блестяще. Его голос сейчас глубокий и немного хриплый, он чувствует небольшой тремор, потому что, чёрт побери, он только сейчас понимает, что даже не успел отдышаться. Он снова смотрит на Луи и пытается сдержать ухмылку, когда замечает, что парень смотрит на него в ответ.*двадцатью минутами ранее*
Парни, все пятеро, вваливаются в гримёрку. Концерт длится уже час, осталось чуть меньше половины от программы, и им всем нужно немного передохнуть. Переодеться, выпить тёплого чаю, поправить причёски и просто дать себе немного времени в тишине. Найл первым протискивается в уборную, буквально распихивая остальных парней, в помещении царит полнейший хаос, но существование в нём стало настолько привычной частью жизни, что Гарри даже не замечает людей вокруг: гул гримёрки в разы тише всего, что происходит на сцене. Он падает на диван, откидывая голову назад и прикрывая глаза. У него есть пара минут на то, чтобы «отдышаться» и выйти на сцену с воодушевлённым лицом. Туры очень выматывают. Нет, он просто обожает всё, что делает, и будь он проклят, если однажды скажет, что устал или разлюбил сцену, потому что, серьёзно, он должен быть благодарен за всё, что имеет. Он просит кого-то принести ему чай с ромашкой, кажется, даже не открывая глаз, и, скорее знает, чем чувствует, что Луи находится где-то за его спиной. Найл возвращается в общую комнату, оглушительно смеётся и болтает со стилистами о том, обязательно ли переобуваться или можно остаться в тех же кедах. Новая обувь вечно натирает ему мозоли. — Восемнадцать минут до выхода, парни, пора переодеваться! В руках у Гарри материализуется чашка чая, и он делает первый глоток, согревая горло. По его спине, почти не касаясь, невесомо скользит чья-то рука, он открывает глаза спустя мгновение и видит Луи слева от себя. Тот обменивается парой фраз с Лиамом, говорит что-то на ухо Полу, хватает со стола пачку сигарет и исчезает в дверном проёме, разумеется, не забывая обернуться. Зрительный контакт длится не больше секунды, в глазах у Луи пляшут чёртики. Он слегка ухмыляется, вставляя сигарету между губ и толкает дверь плечом. Гарри выжидает немногим больше десяти секунд и встаёт с дивана. Чёрт возьми, он заведён не на шутку. Завёлся от одного только взгляда Томлинсона. Чёртов Луи. Гарри делает пару шагов в сторону двери. Краем глаза он следит за остальными парнями. Зейн уже переоделся и копается в своём смартфоне, Лиам сидит в кресле Лу, пока та, вооружившись щёткой и лаком для волос, колдует над волосами парня. Найл сидит рядом, увлечённо рассказывая ей какую-то историю. Всё идёт отлично. Никто даже не заметит его отсутствия. — Нужно проветриться, — говорит он Полу, который охраняет запасной выход из гримёрки. За годы работы с парнями он ни на минуту не ослабляет контроль, зная, что они остались теми же детьми, способными в любой момент учудить, что взбредёт в головы. Пол медленно кивает и постукивает указательным пальцем по наручным часам. — У тебя шестнадцать минут, Гарри. Боже мой, ему хватит и минуты, серьёзно. Он придаёт лицу деловое выражение и кивает, когда Пол придерживает для него дверь. И Гарри проскальзывает мимо здоровяка, чувствуя себя так, словно собирается совершить полнейшую глупость. Они с Луи расстались около года назад. Юношеская влюблённость сыграла с ними злую шутку: всё закрутилось очень быстро, они едва знали друг друга, когда начался их роман. На то, чтобы осознать и принять чувства друг к другу ушло не больше месяца, через полгода они вошли в статус эксклюзивных отношений, ещё через полгода рассказали обо всём друзьям и семьям. Они обручились спустя три года после первой встречи. Господи, думает Гарри, они были просто влюблёнными дураками, которых никто не останавливал от поспешных решений и ещё более поспешных поступков. Стайлс выходит в коридор, длинный и тёмный, здесь повсюду шныряет персонал, каждый занят своим делом. Только бы не попасться на глаза никому из менеджеров. Он пробирается сквозь аппаратуру, автоматы с кофе и снеками, его колени подкашиваются. Сложно оборвать романтическую связь с человеком, который из партнёра по группе превратился в лучшего друга и любимого, из незнакомца в, на самом деле, единственного во всём мире важного человека. Он чертовски сильно любит Луи. Для расставания были свои причины: давление менеджмента, невозможность открыто быть вместе и проявлять чувства, необходимость постоянно лгать и недоговаривать сделала Луи обозлённым, а Гарри - просто несчастным. Перестать мучить друг друга было единственным правильным решением. Он толкает тяжёлую серую дверь, над которой светится надпись «Эвакуационный выход» и табличка «Не курить», заворачивает за угол и видит Луи. Парень стоит к нему боком, опершись спиной о стену и зажав сигарету между пальцами. — Однажды это убьёт твои связки. Даже не вздрогнув, парень просто кивает в ответ, выпуская струйку дыма изо рта. Он не оборачивается в сторону Гарри, будто знал, что тот придёт, и не тушит сигарету, а просто кладёт её на край перила, оставляя медленно тлеть. Гарри подходит к нему вплотную. Запах табака смешивается с запахом парфюма, который он выбрал для парня на его прошлый день рождения, и Стайлс шумно втягивает воздух носом, в надежде привести мысли в порядок. Каким правильным бы оно не казалось, решение прекратить отношения далось им нелегко, хотя, кажется, после этого абсолютно всем стало легче дышать. Пиарщики наконец-то могли расслабиться, не изобретая новых романов и не вбрасывая в жёлтые газеты очередные скандальные подробности из личной жизни двух участников группы, у парней из группы тоже упал груз с плеч - врать теперь приходилось только про себя, родители и друзья бывших любовников, хоть и были удивлены, но приняли новости с облегчением. Непросто наблюдать за страданиями своих сыновей, братьев и лучших друзей. Однозначно, жить стало проще. Первые несколько недель было странно. Они оборвали все неформальные связи, но всё ещё оставались напарниками по группе, так что им приходилось много контактировать внутри рабочего процесса. Было не так сложно больше не быть частью жизней друг друга в перерывах между турами - они приезжали на запись альбома в разное время, делили разные гримёрки на рекламных съёмках, стояли в разных углах сцены на промо-выступлениях и занимали сидячие места подальше друг от друга на интервью. А потом начался тур и, очевидно, ситуация осложнилась. Они начали видеться в тайне ото всех спустя две недели после начала Where We Are тура. И скрывать эту связь, название для которой Гарри отчаянно не может придумать уже несколько месяцев, становится всё сложнее, когда вокруг их самые близкие друзья. Он чувствует, будто снова погружается в ложь, будто на прогулке в лесу сошёл с тропинки и теперь увязает в вязком болоте, и оно готово засосать его с головой. Ничего особенного, за исключением пары ночных дрочек друг другу в туалете их автобуса и тех нескольких ночей, когда они в буквальном смысле спали в одной кровати в отелях, не в силах заснуть поодиночке. Они просто проводят время вместе, как раньше, разговаривают, переплетая пальцы и оставляя мягкие поцелуи на губах друг друга. Дыра в сердце Гарри за это время стала только больше. Они почти не обсуждают то, что происходит, но оба понимают, что, во-первых, с этим надо что-то делать, а во-вторых, что это рано или поздно всё-таки закончится. И на этот раз без жертв наверняка не обойдётся. Он смотрит на Луи, не мигая, пытаясь найти в его позе ответ хотя бы на один свой вопрос, и слова сами вылетают из его рта ещё до того, как он собирается позволить им быть сказанными. — Луи, я, — начинает Гарри, но Томлинсон останавливает его жестом, умоляя не говорить ни слова. Гарри не знает, зачем он пришёл сюда. Луи отталкивается от стены одним гладким движением, подхватыает сигарету двумя пальцами и делает последнюю затяжку, смотря Гарри прямо в глаза перед тем, как потушить бычок об стену и засунуть его в передний карман джинсов - рядом нет ни одной урны. — Ты очень хорошо выглядишь сегодня, Гарольд, — голос немного хриплый, и прозвище, произнесённое им, заставляет стаю мурашек пробежать по задней части шеи Гарри в сторону поясницы. Он поёживается, когда Луи кладёт ладони на бёдра Гарри и притягивает его ближе к себе, немного сжимая бока. Гарри, как всегда, скорее знает наперёд, чем чувствует, что Томлинсон возбуждён. Возможно, потому что сам Гарри возбуждён не меньше. Первый их поцелуй осторожный, немного робкий, они почти не касаются друг друга ничем, кроме губ, прохладные ладони Луи всё ещё лежат на бёдрах Гарри. Это опьяняюще хороший поцелуй, один из самых лучших, которого ждёшь дольше, чем можешь себе представить, который заставляет сердце ухнуть в пятки и подняться комом в горле, перекрывая доступ к кислороду. Они протискиваются обратно в коридор, стараясь не шуметь, и находят первую попавшуюся не запертую дверь, за которой оказывается что-то вроде технического помещения. Вокруг валяются кабели, пыльные конструкции для сцены, огромные блоки, панели, осветители. Луи подпирает дверь каким-то штативом, дёргая ручку и убеждаясь в том, что этого достаточно, чтобы никто не смог открыть её снаружи. Это абсолютная авантюра. Они должны вернуться в гримёрку прямо сейчас, потому что всё, что происходит - невероятно опрометчиво и ужасно неправильно. Но, когда Луи поворачивается обратно к парню, то выглядит настолько восхитительно со своими растрёпанными волосами и узкими джинсами, что Гарри моментально понимает: у них нет пути назад. И, чёрт бы его побрал, он собирается прыгнуть в это болото с разбегу, даже если в конечном итоге от него самого ничего не останется. Луи целует его влажно, медленно и горячо, вжимаясь всем телом и не оставляя между ними ни одного сантиметра. Он вылизывает его рот, то и дело прикусывая губы младшего парня, зарываясь свободной рукой в его спутанные кудри, пока другой расстёгивает ширинку на его узких джинсах, тут же спуская их до середины бёдер, не разрывая поцелуя. Всё это настолько хорошо забыто Стайлсом, запрятано в самые укромные уголки памяти, что первые несколько секунд он просто стоит в абсолютном оцепенении, даже не уверенный в том, отвечает ли он на поцелуй. А потом Луи обхватывает его член своей маленькой ладошкой через тонкую ткань белья, и Гарри словно просыпается от летаргического сна. Он чувствует, как сухо в его горле, и как бьётся сердце в самом центре груди, с такой силой, будто он совершил какое-то преступление. Он чувствует, как сильно на самом деле возбуждён, и как пульсирует его член в руке Луи, и как с каждой секундой воздух вокруг становится всё горячее, а кислорода - всё меньше. Он застигнут врасплох, опьянён, тотально обезоружен, поэтому, когда Луи стягивает боксеры вниз по его бёдрам, опускается перед ним на колени и обхватывает член губами, беря его сразу практически до основания, Гарри думает, что под ним провалится земля. И он упадёт прямиком в преисподнюю. Где ему самое место. Он только беспомощно хватается рукой за какую-то колонку сбоку от стены, к которой его прижимает Луи, и крепко стискивает зубы, стараясь не издавать ни звука. Луи сосёт ему быстро и грязно, буквально натягивая свой рот на член Гарри, и тот слышит, даже несмотря на шум в ушах от возбуждения и полную дезориентированность, как Луи издаёт тихие звуки, смешивающиеся с абсолютно развратным хлюпаньем его же слюны. Гарри думает, что может просто упасть в обморок от всего этого, но когда парень, стоящий перед ним на коленях, старательно заглатывает член целиком и стонет, посылая вибрации по всему его телу, он распахивает глаза, которые крепко зажмуривал всё это время, и опускает взгляд на Луи. И да, теперь он точно готов провалиться прямиком в чёртов ад, потому что Луи трогает себя. Его член блестящий от естественной смазки, и он зажат в кулаке Луи, пока тот стоит на коленях, и Гарри понятия не имеет, когда он вообще успел снять с себя джинсы. Всё это наверняка какой-то безумный влажный сон, который закончится тем, что Гарри обкончает все простыни. — Лууууиии, — тихо зовёт он, и его голос срывается на хрип где-то в середине, когда свободной рукой Луи проходится по его голым ягодицам. Он не откликается на зов, и Гарри раздвигает колени шире, открывая больший доступ к своему телу. Он просто надеется, что Луи трахнет его прямо здесь, быстро и грубо. Воспользуется им, пока Гарри совершенно беспомощный и такой доступный. Но Луи не обращает внимание на всё это, продолжая надрачивать себе и скользить вверх-вниз по болезненно стоящему члену Гарри. И после того, как он выпускает его изо рта со звуком, который ещё долго будет преследовать Гарри в самых сладких кошмарах, кудрявый буквально врезается пальцами в его волосы и тянет вверх. Так что Луи приходится встать, пока Гарри пихает одно колено вверх, оборачивая ногу вокруг талии парня и чувствуя его горячий член напротив своего. — Пожалуйста, Лу, — он толкается немного вперёд, и их члены соприкасаются на мгновение, когда Луи шипит, впиваясь пальцами в дрожащие бёдра Стайлса. — Детка, у нас нет времени на это, — обрывает он, но Гарри упирается своим лбом в лоб Луи и находит его взгляд своими потемневшими от возбуждения глазами, прежде чем говорит: — А если я скажу, что растягивал себя сегодня после саундчека? Он видит, как меняется лицо Луи. Чувствует, как дёргается его член. Замечает, как расширяются его зрачки, затапливая непроглядной темнотой желания почти всю радужку. — Сукин сын, — только и говорит он, а затем бросает взгляд на часы, висящие на запястье, и разворачивает Гарри, который откровенно довольно ухмыляется, лицом к стене. Прижимаясь щекой к шершавой стене, он считает долгие секунды до того момента, когда наконец-то почувствует член Луи в себе. Но вместо этого ощущает между своих ягодиц его небритое лицо, и, когда Луи пихает в него язык, удовлетворённо хмыкая, всё, что ему остаётся - это пытаться крепко стоять на ногах, потому что он как никогда раньше близок к обмороку. Луи слюнявит, толкается вглубь, широко лижет, как бы проверяя, не солгал ли Гарри, чтобы получить желаемое. Тот оборачивается через плечо, чтобы увидеть хоть что-то, но Луи уже поднимается обратно на ноги, встаёт на носочки, а затем целует Гарри так, что у него из глаз сыплются искры. Первый толчок не слишком гладкий, и Луи придерживает себя рукой, помогая, пока Гарри отчаянно кусает губы. Он входит в него полностью мгновением позже, вжимаясь своими бёдрами в ягодицы Гарри, и тот немного содрогается, ну, потому что, сколько бы пальцев не было в его заднице, член Луи по-прежнему восхитительно толстый, и он совершенно по-особенному ощущается внутри, особенно если учесть, что Гарри не трахался всё это время после их расставания. Луи всё так же прижимается к нему, оглаживая бёдра кудрявого, проникая нетерпеливыми руками под его рубашку, задирая её как можно выше, чтобы провести ладонями по напряжённому животу и взмокшей груди, чтобы интуитивно оставить одну из рук лежать прямо на татуировке бабочки, а второй пробраться к шее кудрявого нахала, перед которым Луи никогда не мог (и до сих пор не может) устоять. — Ты правда растягивал себя, да, засранец? — и это даже не звучит, как вопрос, когда он сбивчиво произносит это с первым толчком. Он глубокий и интенсивный, и Гарри кусает свой бицепс в надежде, что это спасёт его от того грязного всхлипа, который он всё-таки издаёт, стоит только Луи заговорить снова. — Такой хороший, всегда готов для меня. Он делает ещё несколько глубоких толчков, прежде чем замирает и тянется немного вверх, чтобы шептать Гарри прямо в ухо: — Сколько пальцев в тебе было? Пальцы Гарри поджимаются у него в ботинках. Он думает, что если раскроет рот, то всё, на что будет способен - это кричать имя Луи раз за разом, пока не сорвёт голос. Ему нужен его голос. Чёрт побери, они в середине концерта прямо сейчас. Они должны быть в гримёрке, поправлять причёски, позволять переодевать и припудривать себя, как глупых безвольных кукол. Вместо этого Гарри стоит тут, потный и всё ещё нуждающийся, со штанами, спущенными до колен и членом Луи Томлинсона, его бывшего жениха, в своей заднице. Гарри… в полной заднице. Луи выходит из него почти полностью и толкается обратно, практически вбиваясь, заставляя Гарри пошатнуться на своих дрожащих ногах. — Отвечай мне, Гарольд, - шипит он. Гарри знает, что это значит. Луи не продолжит трахать его, пока тот не ответит на вопрос, но он сам возбуждён уже практически до предела, так что замирает глубоко-глубоко внутри и впивается короткими ногтями в кожу на бёдрах Гарри, сдерживаясь и играя. — Три, — он отвечает на одном дыхании, позволяя слову просто вырваться из груди, и прикусывает язык прежде, чем признание в любви и просьба никогда не останавливаться соскользнут следом. — Я так соскучился по тебе, детка, - просто произносит Луи в ответ, и Гарри даже не успевает понять, о чём вообще говорит старший парень, потому что уже в следующую секунду он подхватывает Гарри поперёк живота и начинает двигаться по-настоящему. Сильно, ритмично, всё глубже, и глубже, и глубже с каждым толчком, если это вообще возможно. Всё это невозможно, думает Гарри. С головки его члена капает смазка, а сам он покачивается в такт сильным толчкам, крепкий и налитый кровью. Гарри чувствует, как немеет кожа на линии челюсти, переходя на шею, и ощущает, как по телу прокатывается волна тепла, как будто рядом с ними кто-то разжёг костёр. Всё внутри нетерпеливо пульсирует, и он сжимает член в кулаке, скуля от контакта и зажмуриваясь до белых пятен перед глазами. Луи ждёт его. Гарри чувствует, с каким титаническим трудом ему даётся каждый новый толчок, и это возбуждает не на шутку. Зубы Томлинсона стиснуты, он практически рычит, упираясь лбом в то место на шее Гарри, где начинается линия роста волос. Он сжимает бедро Гарри одной рукой, а второй всё ещё поддерживает его за живот, чтобы парню было удобно трогать себя. Это грёбанное безумие. Его толчки рваные, почти отчаянные, и это сводит Гарри с ума. Они давным давно не обязаны заботиться друг о друге, и если это просто порыв страсти, то почему Луи делает всё, что делает? Парень целует Гарри за ухом, и это настолько интимно, что, в какой-то момент Гарри кажется, что он просто взорвётся. Он только коротко охает, сжимаясь вокруг Луи и плотнее оборачивая ладонь вокруг своего члена. Они кончают почти одновременно, на мгновение замирая, не издавая ни единого звука, не позволяя даже собственному дыханию смазать момент, который они оба стараются зафиксировать и запомнить в мельчайших деталях. От силы оргазма у Гарри наворачиваются слёзы. Это всё ещё грёбанное безумие. Луи по-прежнему прижимается к Гарри. Его член по-прежнему внутри. И Гарри по-прежнему влюблен в Луи каждой клеточкой своего тела. Они стоят неподвижно несколько секунд, и их дыхание синхронизируется в какой-то момент. И когда Гарри чувствует, что буквально растворяется в воздухе, Луи выскальзывает из него, тыкаясь влажными губами куда-то в плечо кудрявого. Он беспомощно сжимается вокруг пустоты, пока Луи стягивает свою майку и вытирает задницу Гарри. Он оставляет бережные прикосновения на внутренней стороне бёдер, ягодицах, пояснице, и Гарри мелко дрожит в основном от того, что чувствует очень много чувств сразу. Они не говорят друг другу ни слова. Луи выходит из каморки первым, позволяя тонкой полоске света пробежать по полу и быстро исчезнуть, когда он закрывает дверь с характерным хлопком. Гарри тяжело дышит, он всё ещё остаётся в той же позе, в которой Луи его трахал. Прижимается горячей, потной грудью к прохладной стене и чувствует, как влажно между его ягодиц. Его бёдра напряжены, и он весь - один сплошной комок нервов. К тому моменту, когда он выскальзывает из комнаты, осторожно закрывая за собой дверь, в коридоре тихо и пусто. Он в небольшой панике вставляет в уши инэйры - парни уже на сцене, потому что в наушниках Гарри слышит монолог Найла на тему того, что кудрявый, должно быть, не может найти путь из уборной обратно на сцену. «У него с этим большие проблемы после Brit, ну, вы знаете» - говорит ирландец со смехом, и по спине Гарри катится холодный пот. Прямо сейчас ему кажется, что он даже не сможет добраться до сцены - собственные ноги ощущаются так, словно сделаны из дерева. Он крадётся в сторону гримёрки, как настоящий преступник, и думает о том, что, если прямо сейчас наткнётся на Пола, то он, вероятнее всего, просто убьёт его. Он всё ещё чувствует член Луи в себе, когда решает, что уже итак достаточно задержался, чтобы тратить время на смену одежды - ему простят, если он весь концерт проведёт в одной рубашке - так что он шмыгает за угол, минуя гримёрную, и только краем глаза замечает рейл с вещами прямо перед выходом на сцену, когда хватает оттуда длинный платок и в спешке повязывает его на голову.***
Гарри трясёт кудрями, выбивающимися из-под «банданы», и старается перевести дыхание, из которого окончательно выбился к концу выступления. Они поднимаются к основанию сцены, чтобы поклониться в последний раз, все вместе, и затем, под оглушительные крики стадиона, покидают освещённую часть площадки, скрываясь в темноте за сценой. Гарри хочет улизнуть как можно быстрее, минуя традиционный разбор полётов после каждого концерта, ему чертовки нужно в уборную - его трусы, без преувеличения, полны засохшей спермы. Он пользуется моментом, пока Лиам натягивает через голову костюм банана, который кто-то закинул на сцену, и чувствует облегчение, когда шагает в темный коридор, ведущий к гримёркам, как вдруг.. — Гарри Эдвард Стайлс, какого чёрта мой шейный платок делает у тебя на голове? — голос Лу звучит низко и угрожающе, а сама она стремительно движется по узкому коридору прямо ему навстречу. — Я не для этого целый час колдовала как ёбаная фея-крёстная над твоими волосами, чтобы ты так бездарно пустил под хвост все мои труды! И да, думает Гарри перед тем, как она хватает его за плечо и тащит в неизвестном направлении, сперма в трусах - это определённо лучше, чем гнев его стилистки.