Бой в Долине Завершения

Вот он. Остановился, стоя к нему спиной на памятнике Мадары Учихи. Наконец-то, он его догнал. Догнал, но… от этого на сердце ничуть не легче. Наоборот, стало только тяжелее, словно на плечи взвалили дополнительный груз весом до целого центнера. Ведь Наруто понимает, что им придется сражаться, этого не избежать. Саске настроен решительно, до последнего пытаясь оторваться. Чоджи, Нейджи, Киба, Шикамару и Ли… Сейчас вся ценность их жертв напрямую зависит от того, удастся ли Наруто образумить глупого товарища. - Саске! – он кричит так громко, как только может, срываясь на хрип, и эхо подхватывает его голос. Он тоже настроен решительно, ничто и никто не сможет заставить его сдаться. Даже сам Саске Учиха сейчас не справится с этой задачей. – А ну, угомонись! – уже не просьба. Требование. Кулаки крепко сжаты, так, что ногти больно впиваются в ладони, отрезвляя, помогая сдерживать яростные порывы отметелить парня по лицу. Как посмел он так поступить с ними? Как смеет он поступать так с собой? - Возвращайся. Его голос такой же требовательный, но до одури спокойный, ледяной, словно бы лишенный всяких эмоций. Он даже не оборачивается, даже не собирается обернуться, чтобы удостоить Наруто своим вниманием. Будто он все еще слишком далек от Саске, чтобы увидеть, рассмотреть хотя бы его силуэт на горизонте. Будто он все еще ничтожество, не представляющее из себя абсолютно ничего. - Иди домой. Я уже все решил. - Решил? – должно быть, он насмехается. – Очнись, Саске! Его плечи трясутся от беззвучного смеха, который Наруто вскоре, наконец, слышит. Безжалостный, дикий смех, пронизывающий до костей, поражающий своим безразличием. Он все-таки оборачивается, позволяя Наруто хорошенько рассмотреть черные синяки, покрывшие его лицо, и почерневший левый глаз. Гораздо привычнее было бы смотреть на него с шаринганом. - Я уже давно очнулся. Мне надоело играть в друзей. Разве я добился хоть чего-то, пока был там в этой твоей несчастной Конохе? Иди домой, Наруто, не стой у меня на пути. - Идиот… Все так о тебе волнуются! Ты хоть понимаешь это? Чоджи, Нейджи, Киба, Шикамару и даже Ли рискнули жизнями ради тебя! - Это их проблемы. Бездушно. Бесчеловечно. И самодовольная ухмылка только подтверждает это. Наруто не узнает его. Он не может поверить, что перед ним стоит Саске – тот самый Саске, который однажды сказал, что не хочет терять своих близких вновь. Тот самый Саске, что не один раз прикрывал его своей спиной. Так почему же он сейчас?.. Почему он?.. Наруто чувствует, как под ногтями скапливается кровь, и как ноет кожа на ладонях. Нет больше сил это терпеть. Он срывается с места и в мгновение ока оказывается верхом на Саске, свалив его с ног. Кулак застыл в воздухе в нерешительности. Как же ему сейчас всерьез ударить своего лучшего друга? Человека, которого он так отчаянно пытается спасти? Он хмыкает, и кулак Наруто с силой проходится по его скуле, так, что разбивает губы и заставляет кровоточить десны. Но Саске только внаглую сплевывает кровь прямо на его лицо. Кровь… его кровь прямо на его щеке. Не Наруто должен быть причиной кровопролития Саске, так почему же все получается именно так? Удар. Еще удар. Он не успокоится. - Я верну тебя в Коноху, даже если… Не успевает закончить, как Саске, хватая его за воротник, принимает решение ответить на удары. У Наруто не хватает сил или упорства противостоять, и вот он уже поднят в воздух и тщетно пытается высвободиться. В глазах Саске нет ни толики жалости. Наруто так тяжело смотреть в них, но он не смеет отвернуться, надеясь, что сможет увидеть в его глазах хоть каплю сожаления. Однако одним сильным ударом в солнечное сплетение он вызывает невыносимую боль, тем самым перечеркивая все надежды на лучшее, оставляя место только сомнениям – неужели он и, правда, собирается драться всерьез? Как же так? С губ слетает вынужденный кашель, а вместе с ним и кровь. Саске швыряет его, словно тряпичную куклу, предусмотрительно сняв сумку с его бедра, напичканную снаряжением ниндзя. Ледяная вода принимает Наруто с распростертыми объятиями. В голове крутится огромное количество мыслей, зацикленных только на одной фигуре. Фигуре с черными волосами и такими же глазами, с самым холодным взглядом, который ему только довелось видеть в своей жизни. Фигуре, что с детства раздражала, бесила, мучила своим существованием. Фигуре, к которой так нестерпимо больно хотелось дотянуться, коснуться хоть раз, но не хватало смелости, не хватало решительности. Как глупо. Может, это все - его ошибка? Может, не стоило так долго наблюдать издалека? Может, уже давно стоило набраться храбрости, чтобы заговорить с ним? Наруто же видел. Видел все это время его одиночество, его боль, но собственная радость, что он не один такой, затуманивала разум. Почему Наруто вдруг решил, что Саске испытывал то же самое? Почему вдруг решил, что он способен уловить эту их связь? Может, на самом деле он совсем ничего не замечал? Может, в то время, как Наруто перестал чувствовать себя таким одиноким, он все еще страдал? Наруто заставил себя вылезти на поверхность воды. Сосредоточив чакру в ладонях, он с видимым трудом вскарабкался на водную гладь, глядя только вверх – на Саске. Сомнений больше нет – Саске действительно хочет сражаться всерьез. Остается только надеяться, что не насмерть, ведь он в любом случае не сможет… Никогда не сможет убить того, кто стал ближе всех, кто спас от боли, что ежедневно причиняло это ненавистное чувство одиночества. - Что это, ты думаешь, ты делаешь? – спрашивает и сам же не узнает свой глухо рычащий голос. Суровый, грубый, до невозможности злой. – Неужели все то, через что прошла команда №7, теперь не имеет для тебя никакого смысла? Наше прошлое – пустой звук для тебя, а? Скажи мне, Саске, я пустой звук для тебя? – вновь срывается на крик, не сдержавшись. Саске же только хмыкает, как он всегда делал, с того самого дня, когда они только встретились. - Когда-то я и, правда, верил, мечтал жить в мире. С друзьями. Но в моем будущем нет места для этой мечты. Есть только цель. Однако мне было нужно, чтобы ты стал моим лучшим другом. - Стал… твоим лучшим другом? – зачарованно повторяет Наруто, не веря собственным ушам, и лицо его слегка расслабляется. Непонимание в глазах Наруто перевешивает злость. - Да. Чтобы убить тебя. Внутри все холодеет, и это происходит не из-за воды, что насквозь промочила его одежду. - Убить? Как это «убить»? - Чтобы одолеть его… Чтобы одолеть Итачи, я должен убить тебя и благодаря этому получить мангекье-шаринган. Почему же все так? Наруто смотрит, как в его руке появляется чидори, как горят неистовой яростью глаза с появившимся в них шаринганом. Он же врет, верно? Пытается сбить Наруто с толку, выбить из колеи и поскорее убраться отсюда. Но Наруто не позволит. Они несутся друг на друга, оба со своей собственной особой техникой. Наверное, Наруто не хватило мужества создать расенган сильнее, он ведь так не хочет сильно навредить Саске – тот и так всего пару дней назад покинул больницу. Расенган и чидори встречаются, создавая мощный взрыв из воды, которую затронула их чакра, едва не соединившись между собой. Интересно, смогли бы они однажды создать общую технику, объединив эти? На размышления нет ни минуты. Наруто отлетает назад, но не успевает оправиться, как Саске вновь оказывается рядом. На его лице застывает мольба. Он понимает - Саске действительно пытается убить его. «Остановись». Хватает Наруто, не давая возможности сбежать. Не щадит. Даже не думает о том, чтобы пощадить, и в этот раз уже не промахивается. Чидори пробивает Наруто насквозь, вызывая у него рык, пропитанный болью, и не только физической. Чакра, будто молния, жарит его изнутри, образовывая дыру совсем рядом с сердцем. Почему же?.. Если он так хотел убить его, почему же промазал мимо сердца на таком-то расстоянии? Наруто цепляется за руку Саске, что проходит прямо сквозь его тело, чувствуя, как уголек надежды начинает разгораться. Его обхватывает чакра демона-лиса, и Саске, шокированный, отскакивает на несколько метров. Необычайный прилив сил добавляет уверенности, разжигая его надежду до размеров огромного пламени. Он чувствует, как отрастают и крепнут ногти, превращаясь в звериные когти, которыми легко можно было бы разорвать Саске на куски. Чувствует, как верхние клыки увеличиваются, выступая вперед, и как рана в плече постепенно затягивается, пока от нее не остается ни следа, кроме как порванной в этой области одежды. Наруто чувствует присутствие своего девятихвостого демона, чувствует, как его ярость усиливает и его собственную. Он встает в стойку, выставляя руки для защиты, и смотрит на Саске взглядом, каким раньше прожигал только врагов. - Я остановлю тебя, даже если придется переломать тебе руки и ноги! – рычит вновь, требовательно и угрожающе. Так, что Саске приходится в это поверить. - Кто ты такой? – он спрашивает, словно в страхе, видя на месте Наруто некое чудовище, на что тот, однако, отвечает так, как ответил бы настоящий Наруто: - Твой друг. И, черт возьми, я не отдам тебя Орочимару, даже если придется тащить тебя волоком! На его глазах выступают слезы отчаяния, но он все равно бросается вперед. Следующие несколько мгновений превращаются для Саске в Ад. Кажется, не прошло и нескольких минут, как Наруто успел повредить в нем какое-то количество костей. В один момент Саске понимает, что уже не сражается, а пытается спастись. Он в ужасе смотрит на то, как его друг в исступленной ярости кричит в небо. Он не мог до конца осознать, что перед ним все тот же самый Наруто, попадающийся в ловушки Какаши и огребающий от Сакуры по причине и без. Они останавливаются всего на минуту, берут короткую передышку, смотря друг на друга и тяжело дыша. Стоит больших усилий балансировать на стволах дерева, оказавшихся в воде. Наруто все еще не верит, что они смогли так далеко зайти. Он уже устал умолять. Хочется вырубить идиота Учиху, взвалить на плечо и спокойно вернуться в Коноху. Даже если придется удерживать его там на цепях, даже если придется и в самом деле переломать ему руки и ноги, даже если… - Ты не понимаешь, Наруто, - Саске обрывает его мысли, морщась от боли. – У тебя ведь никогда не было семьи. А я… У меня она была. Ты не представляешь, каково это – лишиться всех, кто тебе дорог. Наруто молчит всего секунду. Он молчал слишком долго, чем допустил это непонимание между ними, чтобы и на этот раз промолчать. - Да, ты прав, - он соглашается, и видит в глазах Саске удовлетворение. – У меня семьи никогда не было. Но, веришь или нет, я ее обрел. Когда я с Ирукой-сенсеем, наверное, это так же, как если бы с отцом. Я понимаю, что если бы он умер… Вновь короткое молчание, осмысление, прерываемое новым вопросом: - Почему, Наруто? Почему ты зашел так далеко ради такого, как я? В этих словах слышится пренебрежение собственной жизнью, неприязнь к самому себе. Наруто больно слышать такое, так больно, что на лице возникает вымученная улыбка, далеко не такая искренняя и счастливая, какой она появлялась обычно. - Потому что ты мне как брат. Он умалчивает о том, что если потеряет его, для него это будет сродни потери семьи. Сейчас для него Саске играет ключевую роль. Всегда играл. Может быть, это не совсем нормально. Может быть, так не должно быть от потери «брата». Но что поделать, если это именно то, что он чувствует? Его слова пронзают сердце Саске тонкой иглой. Настолько тонкой и настолько длинной, что тянущая боль от нее просто невыносима. Он смотрит на ссадины и синяки Наруто, которые оставил сам же лично, и, ни слова не говоря, надевает повязку со знаком деревни, скрытой в листве. Лишь бы не думать, лишь бы не осознавать, что происходит. В тот раз, на крыше больницы, он отказался надевать ее, отказался признавать Наруто равным себе. Заявил, что он даже до лба его не дотронется. Но в этот раз все иначе. - Ты опоздал. Мне ничего не остается, кроме как силой обрубить наши узы. Услышав это, Наруто приходит в еще большее бешенство, чем минутами ранее, но замечает, что вдруг и в Саске что-то меняется. Его движения становятся точнее, а каждая атака Наруто становится буквально бесполезной – Саске уклоняется от каждой, успевая наносить собственные удары. Время во всем мире словно застыло. Казалось, они обмениваются ударами бесконечно, пока, наконец, Наруто не оказывается на грани жизни и смерти после успешной атаки огнем. Он смотрит на Саске с тем же ужасом, что и он на него. Саске напуган, но все же решается, обхватывая Наруто поперек корпуса и с неистовой скоростью мчась вниз. Такой удар обязан вывести его из строя. Он видит, как земля приближается, но не может выбраться из захвата. Столкновение лишает Наруто сознания, и он слышит голос Курамы, как обычно, старающегося задеть его за живое парочкой банальных оскорблений. Но ему все равно. Ему бы только еще немного силы… Учиха бросает быстрый взгляд в сторону Наруто, что без сознания еще держится наплаву. Ему дико хочется, чтобы это уже был конец, но в то же время – кто бы мог подумать? – ему страшно, что Наруто больше не встанет. И все-таки, он встает, пусть и не сам. Огромные сгустки красной чакры поднимают его, покрывая его тело, придавая ему еще более звериное обличье. И Саске понимает, что время проклятой печати пришло. Они чудовища. Оба чудовища. Безумно осознавать это, но это так. Наруто не нравится то, что он видит. Неужели за такой силой и гонится Саске? Обезображенное лицо, отвратительное подобие крыльев, больше напоминающих руки с перепонками между ними, как у амфибии, покрытых еще большим количеством пальцев, нежели человеческие руки и ноги вместе взятые. Звуки исчезли. Исчез шум воды, исчез шум созданных расенгана и чидори, исчезли звуки собственных боевых криков. Ударная волна разной чакры объединилась, создавая огромный шар вокруг них, заключая их в себе, как в тюрьме, повисшей в воздухе. Саске касается самого его сердца, а Наруто лишь дотягивается до его протектора когтем, оставляя полоску прямо на знаке, принадлежащем Конохе. Он все же смог дотронуться до его лба. Всего несколько мгновений они смотрят друг на друга. Наруто, наконец, видит в его глазах сожаление и боль, и не оставляет попыток коснуться его в последний раз. «Саске» застывает на губах, когда их пальцы обхватывают друг друга, прямо как в детстве, когда они смогли подружиться, смогли без слов понять друг друга, и улыбались, как дураки, всего лишь несмышленые дети. Как бы хотелось вернуться в те дни. Наруто лежит на земле. Живой. Без сознания, но он все еще дышит. Первым, что делает Саске, это произносит его имя, с тревогой взглянув на него. Слегка успокаивается, когда видит, как грудь Наруто приподнимается и снова опускается. Облегчение. Испорченный протектор падает рядом с Наруто, а после него и сам Саске, ощутив сильную боль в плече. Эта чертова проклятая печать Орочимару. Он кашляет кровью, но дождь быстро размывает ее по земле, превращаясь в ливень. Стоит на коленях, склонившись над Наруто, и в груди нещадно жжет. В голове звучит голос Итачи, что уверяет его убить своего лучшего друга ради силы. Ради того, чтобы Саске смог превзойти его. Вот он, лежит перед ним, беззащитный. Всего одно движение, и готово. Одно движение, и Саске станет на шаг ближе к цели. Всего одно движение. Но он не может. Просто не может. Капли дождя стекают по умиротворенному, безразличному лицу Наруто, испещренному синяками, ожогами и ранами. Саске мог бы подумать, что он снова плачет, тогда бы в груди жгло куда сильнее. Если бы не эта метка. Если бы Орочимару не оставил проклятую печать в тот день, или, быть может, если бы Наруто узнал обо всем с самого начала… Он не знает, что ему делать. Уже слишком поздно. А лицо Наруто, меж тем, так близко. В последний раз… Саске поднимает руку. В последний раз он придаст этому жесту такое значение… «Как брат, да?» Он усмехается. Два пальца, указательный и средний, слабо щелкают по протектору Наруто и задерживаются на нем. Он не станет идти тем же путем, что и Итачи, он изберет свой. Точно так же поднимает руку, на этот раз тыкая пальцами в лоб себя самого. Он никогда, никогда не поступит так с Наруто. Никогда не предаст его, как это сделал когда-то Итачи с Шисуи. Никогда не осмелится убить его, пусть даже из-за этого путь к конечной цели станет куда длиннее. - Прости, Наруто. Во взгляде пустота. Губы едва шевелятся. Шепот едва слышен. Саске с трудом поднимается, не обращая внимания на то, как трепещутся ресницы Наруто, когда он приоткрывает глаза и смотрит, как он медленно отдаляется все дальше и дальше. Безмолвное «Саске» вновь застывает на пересохших губах. Но уже слишком поздно.