Молоко Имболка

«Кто знает почему март ведет себя словно месяц зимний, а февраль пахнет солнцем и теплом? Не я.» Табаки катится по коридору и ловит это тепло. Сегодня будет Ночь Сказок, он чует. Это слышно и в запахе утреннего кофе, который успел поймать солнечный луч, и в разговорах, и даже в том, что на завтрак дают блины. — Масленица, — тоскливо объявляет Курильщик. Табаки вдруг видит задорную искорку в глазах Сфинкса — когда такое было? Но Имболк смягчает даже самых суровых. Воздух пахнет любовью, не страстной и горячей, какая приходит в майскую ночь, и не больной и горькой, как в Самайн, а воздушной, легкой… святой и чистой. — День Святого Валентина, — томно шепчет Габи крысологу Москиту. Табаки почти смеется, проезжая мимо. Пусть и так, как ни назови, все праздник. «Не костры, но свечи,» — думает Крыса и ищет в недрах своих вещей нужное. Она хранит вещи в коробках на шкафу. Позабытые сарафаны, атласные ленты для кос, ну и свечи. — Ты тоже к ним? — голос Кошатницы заранее злой, обиженный. — Не мое время, — отзывается Крыса. — Поиграю тебе, если споешь. Кошатница молчит, гладит кота. Наверное, Димона, этот больше других верен своей хозяйке. В молчании и мурчании слышно довольство. Крыса закусывает губу, чтобы не улыбнуться. Дурацкое время, волшебное время, когда боль отступает, когда рождается надежда… Растущий свет. Рыжая входит в самый разгар раскопок. Смотрит на них с сомнением. — Это для Русалки? — Рыжая кивает на зеленый сарафан, отобранный после долгих, ворчливых споров с Кошатницей. Крыса качает головой, Кошатница смеется, решительный кот прыгает за спину Рыжей к двери и на всякий случай дыбит спину. Но Рыжая не спорит с ними. Покорно сидит, пока Крыса вплетает в ее волосы ленты. Под цвет платья. — Если хоть слово скажешь! — шипит Рыжая на него, и Рыжий кивает. Что не скажи, она ему не поверит. Да и зачем говорить? Рыжий поправляет зеленые очки — как удивительно в тему — и берет Рыжую под руку. Она босая, и возле Крысятника Рыжий подхватывает ее на руки: — Как ручей перейти, — он улыбается Рыжей, надеясь, что горечь исчезнет сама. Имболк же. Будь он проклят! Стекла хрустят под ногами. Дурацкая песня стучит в голове: Бояре, а мы к вам пришли, Молодые, а мы к вам пришли. Бояре, а зачем пришли? Молодые, а зачем пришли? Бояре, мы невесту выбирать Молодые, мы невесту выбирать. У этой Ночи все сказки о любви. И одна о парне, что всех венчал, но своего счастья не нашел. Рыжий опускает Рыжую на пол уже у четвертой. Смотрит на зеленый сарафан в пол, на косы, на ее улыбку… Восходящее солнце не его тема, он больше про ночь, а значит пора отпустить? Рыжая гладит его по голове, улыбка у нее такая, что спорить нельзя. В дверях стоит Слепой. В сюртуке. Все как в песне… Совпадений в Доме не бывает. Слепой протягивает руку… Немыслимо, но совершенно ожидаемо. Бояре, вам какая же мила, Молодые, вам какая же мила? Бояре, нам вот это мила Молодые, нам вот это мила. Бояре, отпирайте ворота, Отдавайте нам невесту навсегда. В четвертой темно, Слепой отпускает ее руку, из магнитофона звучит единственно верное: джига. Рыжая ловит ритм и бесстрашно шагает вперед. Зеленое платье взметается, огонь свечей дрожит. Может кому и страшно, но не ей. Рыжая обходит четвертую кругом: препятствий нет, босые пятки встречаются с линолеумом. В такт ее шагам гремят хлопки. Рыжая ловит взгляд серо-синих глаз, взмахивает волосами, их крепко держат ленты. Танец бежит, песня меняется. Рыжая расходится, пол стучит. Хлопки и щелки все громче, кто-то отбивает ритм на жестяном боку чайника. Рыжая едва замечает довольную усмешку Табаки, то, как Сфинкс благосклонно и расслабленно опускает веки, невидимый некто уверенно ударяет по чайнику, а потом снова — глаза Лорда. Как море в шторм, как грозовое небо, как мир раскрывающийся ей одной. Их не заметить нельзя. В том мире зеленый лес распахивает перед ней дорогу среди берез, ласковая трава стелется под ногами. Тут нет чужих крутых холмов и мрачных сплетенных ветвей черного леса. Бескрайнее поле — откуда такое в феврале? — разноцветье, разнотравье, разноароматье. Рыжая слышит знакомую песню и знакомый голос:  — Расстели мне поле, в небо брось алмаз, Пусть себе сияет и смущает нас, — гитара Крысы и меццо Кошатницы, и ритм чайника — все тут. Они все — тут. Даже Рыжий, он присаживается у костра возле Крысы. Расстегнутая рубаха спадает с плеча, и они соприкасаются кожей. Рыжая улыбается, глядя на это. Рыжая ищет глазами Лорда, но не находит нигде. Зато чувствует его везде, вокруг, словно он создатель этого места. Или она? Рыжая взмахивает рукой. Рукавов у нее нет, но вдруг, как в сказке, возникает озеро, еще взмах — белые лебеди. И Лорд возникает перед ней, глаза его горят, тем удивительным голубым, что бывает только у неба, таких ни у кого больше нет. Травы не расступаются, танцуют с ней. С ними. Лорд шагает вперед. Я иду… к тебе. Босой, трава стелется мягкая, выстилает мне ковер, словно все к моим услугам. Но не ты? Вокруг тебя травы стоят, они качаются, укутывая, срастаясь с твоим платьем. А волосы горят. Пожар, жаркий пламень, расцветающий в травах…  — Взгляды вольные, руки смелые У моей сестры… — летит мне в спину глубокий голос, и гитара, и уверенный ритм, который — еще одно чудо сегодняшнего дня — выбивает Македонский. А я, подхожу к огню все ближе. Я бы хотел погреться, но и сгореть не страшно! Вот он я, как на ладони пред тобой. Смотри! Делай со мной, что хочешь, я не отступлю. Музыка льется повсюду, весь мир вибрирует твоим танцем, пляшут небо и земля, пляшут травы. Все расходится, и ноги — мои старые и новые, незнакомые друзья — сами идут в пляс. Я уйду отсюда только с тобой. Протягиваю руку, а ты улыбаешься и легким движением уходишь от руки, словно языки пламени обходят меня стороной. И я не могу перестать танцевать вальс, меня только тому и учили, а внутри бурлит и клокочет что-то гораздо большее чем раз, два, три, и я нахожу новое: два шага вперед, один назад в рваном ритме… Это уже гораздо больше меня, но мало! Я закрываю глаза — зачем смотреть, когда ты и под веками давно жива. Сердце мое стучит как ненормальное: — Раз-два-раз-раз-два Раз- два- два. Раз- раз — два… И дальше по-новому без всякого шанса уловить повтор, найти закономерность. Я вдыхаю поле и лес вдалеке, вдыхаю луну, которая вот-вот обернется солнцем, вдыхаю тебя, и что-то разжимается. Я звучу тебе в такт, но новой песней, и мелодия вокруг подчиняется мне. Только вперед! Ловлю тебя за талию и держу крепко. Пламя бьется в моих руках, не ранит, а льнет вдруг ко мне, и мы кружимся вместе, твои косы разлетаются, твое платье обвивает мои ноги. Мы становимся одним, мы горим. Вот теперь я смотрю на тебя и веду, а ты идешь со мной рядом, за мной… Мы кружимся, ты звенишь, а я смеюсь и взлетаю в небо… я и сам в себя не верю. Но зато я верю в тебя. Ты больше не пожар, ты — солнце. Ты восходишь, и я в зените. Не прерывая танца, я ловлю ленту, выпадающую из твоей косы, и повязываю на свое запястье. Туман вдруг падает на тебя покрывалом фаты. Я представляю, как откидываю эту вуаль, и касаюсь твоих губ, горячих и жарких, любимых… Тут и свист, и гомон, и гитара, и гармошка, и песня льется за танцем Рыжей. Пляшут ленты в волосах, бежит за ними подол сарафана и пламя костра. Лорд ловит руку Рыжей и всю ее. Они танцуют вместе. В мелодию вплетается грохот чокающихся кружек. — Рано с утра, пока темно, И мир еще в постели! Чтобы понять, куда идти, Чтобы понять, зачем идти… — слаженным дуэтом выводят Табаки и Рыжий. Свадьба в разгаре, и гости постепенно расходятся, каждый в свою сказку, в свой уголок мира, оставляя молодых только вдвоем. И туман отступает. Солнце восходит и горит, посреди огромного чистого и ясного ярко-голубого неба.