I would rather you were dead

В небольшой кухоньке было жарко, на газу стояло сразу две кастрюли и сковородка. В воздухе витали аппетитные ароматы, от которых в животе громко урчало, а руки незаметно для своего хозяина так и тянулись к чему-нибудь съедобному. Около плиты невысокая женщина в цветастом домашнем халате, насыпала соль в одну из кастрюль, помешивая активно булькающее содержимое. Сегодня вся семья будет в сборе, а прокормить трёх взрослых парней задача не из простых, тем более Нора хотела по такому поводу побаловать сыновей. Дэниэл и Роберт ещё не пришли, но Натан, вернувшийся раньше братьев, уже вовсю помогал матери с приготовлением обеда. -Как там та девушка в Нью-Йорке? У неё всё хорошо? Соскучился, наверное? – женщина накрыла кастрюлю крышкой и взяла тарелку с хлебом, который только что нарезал сын. Молодой парень с пышной шевелюрой, и ещё совсем детской внешностью, пританцовывал и напевал под нос что-то весёленькое, выуживая ложки из выдвижного шкафчика. Услышав вопрос матери, он мгновенно помрачнел и сильно сжал в руке столовые приборы. Не поворачиваясь, Натан опустил голову и невидящим взглядом упёрся в несчастные ложки, края, которых больно врезались в кожу на ладони. Эта внутренняя борьба началась уже давно, она жила с ним, и с каждым днём становилось всё сложнее игнорировать её. Ему был двадцать один год, и как любая мать Нора беспокоилась о том, что у сына не ладится на любовном фронте. Они были очень близки – женщина и предположить не могла, что сын станет от неё скрывать свою личную жизнь, из чего она делала вывод, что Натан ещё не нашёл, ту самую. А он молчал и не потому, что скрывал от матери свою избранницу, а потому что, её не было. Мама не ошибалась, однако на то была своя причина, доставлявшая молодому человеку столько душевных терзаний. Однажды настал момент, когда молчать было уже просто нельзя, и он солгал. Солгал, что, в Нью-Йорке у него есть девушка, пусть и сказал это мимоходом, не вдаваясь в подробности, но Нора так обрадовалась, что сразу согласилась отпустить его в колледж. Натан понимал, что молчание затягивается и продолжать делать вид, что он всецело поглощён заботой об обеде глупо. «Она и так слишком много пережила. Я не могу ей сказать, вот так просто. Что ответить? Нет её. Нет у меня девушки в Нью-Йорке. Снова лгать? Лгать всю жизнь? Я не смогу, она мой самый близкий человек... Кому угодно, но не ей» Патологической честностью Натан не страдал, но эти слова отдавали чем-то противным, колом вставали в горле. Парень поднял голову и повернулся к матери. Его лицо всё ещё было неподвижно, только напряжённые скулы и потемневшие глаза выдавали внутреннюю боль. Ему действительно было очень больно от того, что он расстроит маму, доставит ей столько переживаний, которых и так было слишком много в её жизни. Отец любил маму и был с ней ласков, но только когда не пил, что случалось редко. Она не была счастлива тогда, не была счастлива, когда он умер, и ей пришлось воспитывать их с братьями одной, не будет она счастлива и сейчас, когда он скажет ей, что соврал, что никакой девушки нет. Натан с детства был не в меру ласков, чем сильно отличался от братьев, неверное потому, что они были старше, и им досталось больше отцовского внимания. Он же был ближе с мамой, доверял ей все переживания и секреты. Нет, он не был маменькиным сынком, ему пришлось рано повзрослеть, быть сильным, чтобы заботиться о матери, ей было нужно мужское плечо рядом. Она была его лучшим другом. Вместе они прошли через многое, конечно братья помогали, но жили они отдельно, со своими семьями. А он, изо дня в день приходя домой оставался один на один с мамой, с её паранойями, страхами, с желанием покончить с собой. Видел, как с каждым днём болезнь прогрессирует, знал, всё через что она прошла, и изо всех сил старался её поддерживать. Всех этих переживаний было слишком много для маленькой хрупкой женщины, и если бы рядом не было Натана, всё могло закончиться очень печально. Сейчас одной лишь фразой он мог разрушить то душевное равновесие, которое так скрупулёзно по крупицам помогал ей собрать. Нора расценила молчание сына по-своему. -Вы поссорились? - женщина отложила в сторону пустую тарелку и заглянула Натану в глаза. -Нет. - голос парня отдавал сталью, в купе с напряжённым выражением лица, это составляло страшную картину. Нора раньше не видевшая сына, в таком состоянии не на шутку испугалась. Она положила руку ему на плечо и, тихо сказала. -Если не хочешь не рассказывай. Не надо. -Прости. - голос Натана смягчился. Он взял мать за руку и усадил на стул. Женщина сильнее занервничала, зная, что сын не стал бы вести себя так, если бы не случилось действительно что-то серьезное. Парень сел напротив. От одного взгляда в такие родные глаза, сейчас полные волнения, грозящего перерасти в отчаяние, у него сжалось сердце, стало трудно дышать, он медленно моргнул. Понимая, что ещё секунда молчания может обернуться для женщины нервным срывом, Натан всё же сказал. -Дело не в этом. - он положил руки на стол и сплёл пальцы в замке. Напряжение достигло своего апогея. На кухне где и без того было жарко, теперь и вовсе стало нечем дышать. Воздух будто сгустился и больно обжигал горло. -Знаю, мам, я сказал, что встретил девушку, но мне бы хотелось быть с тобой откровенным до конца. - сердце забилось ещё быстрее, он нервно сглотнул, готовясь сделать шаг в пропасть. - Я встретил парня. - в один миг мир сделал невероятный кульбит и кучкой пепла упал перед Натаном. Он сказал это на одном выдохе, иначе он бы у него не получилось. Женщина пару секунд просто смотрела в глаза сына, надеясь прочитать там желанное «нет», но не найдя ничего кроме решимости и боли, опустила расфокусирование взгляд на его рубашку. От её лица медленно отливала кровь, она страшно побледнела. Натан испуганно дернулся вперёд и сжал её лежащие на столе ладони в своих. Нора перевела взгляд на их сплетённые руки, словно силясь отдёрнуть их, но непреодолимая слабость не давала шевельнуться ни одному мускулу и она просто сидела, ощущая тепло его ладоней. -Ты хочешь сказать, что ты гомосексуалист? - женщина подняла глаза на сына. Голос прозвучал с надрывом, словно она была готова разрыдаться. Послышались несколько еле сдерживаемых всхлипов. -Думаю, да. - что-то в собственном ответе показалось Натану омерзительным. Не в том тоне, которым он это сказал, но в самой фразе было нечто самоуверенное, вызываюшее и легкомысленное. И ему стало стыдно, за свой ответ, за то, что вообще посмел это сказать, за то, что он тот кем является. Он проклинал себя всеми чертями преисподней. Его правильно воспитывали. Почему он вырос таким? Натан сам до сих пор не смирился с тем, что он не такой как все, неправильный, аморальный… Так называли тех мужчин, которые спят с мужчинами. Все считали это низким и грязным. Но кто все? Учителя даже не касались таких тем, взрослые могли иногда отпустить какое-нибудь нелестное выражение в адрес «этих гомиков». Это было мнение толпы, тех людей которые геев в глаза не разу не видели. Все они говорили о сексе, о том, кто, куда, кого трахает, но никто не задумывался о чувствах, как будто гомосексуалисты были лишены их вовсе, и ничего кроме похоти ими не двигало. Словно отношения мужчины и женщины олицетворяли собой пути праведных людей, с чистыми помыслами, а отношения геев и лесбиянок были проявлением слабости, господством самых отвратительных сторон человеческой души. Толпа безжалостна, он вешает ярлыки, клеймит отщепенцев, макает головой в зловонную жижу тех, кто посмел сделать шаг в сторону. Даже если ты делаешь это не нарочно, всё равно ты должен будешь пройти через унижение. Он ещё не понял, что произошло, но точно знал что не сможет ощутить тоже влечение которое он испытывает к парням, по отношению к девушкам. Девочки бывают милыми, с ними интересно общаться, можно быть хорошими друзьями, но страсть и окрыляющее чувство влюблённости он ощущал лишь к представителям собственного пола. Ему двадцать один год и он впервые с кем-то встречается. Может потому, что он был геем, к нему позже пришло осознание собственной сексуальности. В средней школе он не ощущал ни какого интереса, ни к девочкам, ни к мальчикам. По вполне простым причинам: девочки его не привлекали вовсе, а о том, что мужчине может нравиться мужчина не было и речи. Общество всегда консервативно, особенно если ты учишься в католической школе. Часто бывает куда проще понять другого человека, чем самого себя, в частности, когда дело касается таких глубоких чувств как влюблённость и любовь. Они не обоснованы, нельзя сказать абсолютно точно, почему тебе нравится тот или иной человек, можно лишь предположить. Только нечто тянущее, приторное, волнительное, возникающее внутри, когда рядом тот самый человек, точно даст знать, что дело дрянь и ты влюбился. Они продолжали, молча сидеть друг перед другом. Лицо Натана исказила гримаса боли, он поджал губы. Нора больше ни разу не всхлипнула, но по её всё ещё бледным щекам катились маленькие прозрачные слезинки. Сколько они так просидели, не знал никто, каждый был погружён в свои мысли. В какой-то момент в позах стала заметна усталость, словно позади была не одна ночь, проведённая за тяжёлой физической работой. Женщина вынула руки из ослабевшей хватки сына, и, закрыв лицо, сказала хриплым, чужим голосом. -Лучше бы ты умер. - она продолжала сидеть неподвижно, не убирая рук от лица. Вдруг после этих слов Натана захлестнула волна злости, взявшаяся словно из ниоткуда. Он ведь прекрасно понимал, что мама не желает ему смерти, что она просто шокирована и сильно расстроена, тем более это всего лишь первая реакция. Но ведь это всё ещё он! Её сын! Ведь не в этот вечер он сменил ориентацию, не в тот момент как произнёс это вслух, он им был всю жизнь, даже если осознал это не так давно. Ничего в нем не изменилось! И от осознания этого стало ещё обиднее... Словно слова матери выжгли раскалённым железом ему на сердце. Старательно и неторопливо выводили каждую букву, чтобы раз и навсегда заклеймить его. Эмоции взяли верх, и Натан выплеснул всю боль в саркастичном тоне. -Я знал, что ты поймёшь. - будучи всё ещё не в силах совладать с собственным голосом он добавил. - Не говори, пожалуйста, Дэни и Роберту. Прошу тебя...