he calls me daddy

Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Минхо понимает, что быть зависимым от чьего-то имени — это ненормально, глупо и на грани сумасшествия. Он понимает, да, головой понимает, но от чего-то хочется верить, что всё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Минхо зависим, конкретно, до одури и пьянящего запаха прямо перед носом. Он зависим, словно конченный, одним единственным именем, одним единственным человеком и одним единственным желанием. Хан Джисон. Минхо от чего-то, кажется, носи данное имя совершенно другую внешность, было бы намного проще, вот так, по щелчку пальцев и нет всех твоих убожеских проблем. Было бы… Наверно. Минхо не знает и знать не желает, потому что и имя, и внешность, и всё-всё просто идеально. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Нет, нет и нет! Минхо точно уверен, на все сто двадцать процентов, что хрупкая грань, стоящая перед чувством окончательного, не рухнула и не растворилась. Он уверен, уверен, уверен, но, блять, не будь Джисона в его жизни, не было бы и собственнического ощущения, которое крепчает с каждым ёбаным разом, потому что пьяный Джисон лезет ко всем и обнимает, соответственно, всех, кроме Минхо — кроме Минхо, который сидит в углу и пьёт что-то крепкое и неприятное на вкус. Кроме Минхо, которому душно дышать и соображать. Кроме Минхо, у которого взгляд скользкий и тяжёлый. Кроме Минхо, которому предстоит везти пьяного Джисона домой. Кроме, блять, Минхо. Джисону весело, а значит и Минхо должен веселиться. Однако, вопреки всему праздничному настроению и предстоящему салюту в честь именинника, Минхо нихрена не весело. Ни-хре-на. А Всё потому что Хан Джисон. Потому что обнимается и кокетничает не с Минхо. Потому что улыбается не Минхо. Потому что принимает комплименты не от Минхо. Бесит, бесит, бесит. Минхо пытается думать, что Джисон имеет полные права заводить любые знакомства, даже с такими глистами, как — блять, а как его? — Хёнджин. Да, Джисон имеет право, но те, кому Джисон предлагает свою замечательную дружбу, не имеют, сука, права класть свои руки и обнимать за талию с похабным желанием оттрахать. И это бесит. Минхо поднимается со своего места и идёт, а кому именно, не знает. К Хёнджину, чтобы набить морду? Или к Джисону, чтобы забрать того домой, потому что слишком пьяный? — Могу я забрать это прелестное создание на пару слов? — Минхо смотрит в мутные карие глаза Джисона, который улыбается глупо и по-детски невинно, радостно кричит хён! и обнимает Минхо за руку. — Можешь, но кто ты такой? — Хёнджин скользит оценивающим взглядом по всему Минхо, натыкаясь на ледяное, грубое выражение лица и глаза, полные безразличия к нему, Хёнджину. — Он, — кивает на разморённого от алкоголя Джисона, — зовёт меня папочкой. Джисон волочет ноги за Минхо, не успевает за его быстрыми шагами, хнычет под нос всякие ругательства и спотыкается, а Минхо продолжает тянуть в уверенном жесте. — Чтоб тебя! — Джисон ворчит, когда его усаживают на переднее сиденье и пристёгивают ремнём — ворчит, дуется, смотрит обиженно и затихает. Минхо обходит автомобиль, пару секунд стоит возле двери неподвижно и, сделав глубокий вдох, присаживается за руль. Он уверен, не будь в его жизни Хан Джисона, не было и проблем с собственным контролем. Однако вот он, рядом, пьяный и раскрасневшийся, с мутным взглядом и полным бардаком в голове. Чёртов Хан Джисон! — Зачем ты так с Хёнджином? Он хороший и мы теперь друзья, — Джисон разглядывает свои пальцы, на которые падает свет проносящихся мимо огней. Минхо цокает. — Ага, и трахнуть он тебя хотел тоже по-дружески, — Джисону не понятна причина, из-за которой его хён раздражён. Джисону вообще вся сложившаяся ситуация не понятна. Нет, он не станет спорить с Минхо. Джисон пьяный, но не тупой. Доезжают они в полной тишине. Джисону удаётся протрезветь и теперь он идёт более твёрдой походкой, чем прежде, но не без помощи Минхо, который держит под руку и не даёт ненароком свалиться. Квартира встречает их полнейшим мраком. Джисон стягивает с себя кроссовки, кряхтит и стонет от неудобства. Не видно ничерта, но зато прекрасно слышно, как сзади, скинув куртку и обувь, Минхо выдыхает, а потом припечатывает лицом к стенке тихо пискнувшего Джисона. Тот ловит ртом воздух, жмурится и хнычет от горячих поцелуев, с которыми Минхо припадает к шее. Он сжимает тонкие запястья сильнее и всем телом наваливается на дрожащего Джисона, которому в голову ударяет возбуждение и чувство охренительного. — Думаешь, буду звать тебя папочкой? — ехидство слетает с джисоновых губ и оседает в ногах. Он смотрит своими мутными глазами в чужие чёрные и возбуждённые, тянет уголки губ в издевательской улыбке и трётся задницей о чужой стояк. Минхо ухмыляется и Джисону без труда удаётся увидеть красивые белоснежные клыки. Внутри всё скручивается от предвкушения и жалящего желания, с которым он падает в бездну невозврата. — Будешь, — у Минхо шёпот горячий и приятный, от которого Джисона ведёт, словно зверушку. С Минхо круто целоваться. В принципе, Джисону не с кем сравнивать. Минхо лижет рот и цепляет клыками губы, глубоко, чувственно. У Джисона кружится голова, а из глотки вырываются стоны, которые Минхо ловит своим ртом и проглатывает вместе с желанием, красивой уверенностью и восхитительным наслаждением. Джисон пальцами хватается за плечи, волосы, воротник рубашки, тянет на себя и прижимается ближе, хнычет и чувствует язык Минхо на своём. У Джисона в голове лишь серый туман и ярко-красное хочу, а о дружбе с Хёнджином и не пахнет. Минхо толкает его на постель. Джисон падает, разводит ноги широко, облизывает губы и смотрит снизу вверх своими огромными карими глазами, которые сверкают звёздами в свете луны. Минхо стягивает с плеч рубашку и остаётся в одних единственных брюках, которые плотно сидят на объёмных бёдрах красивым дополнением всей красоты Минхо. Джисон ахает, опускает голову на подушки и чувствует чужие горячие ладони под своей футболкой; глаза, что впиваются пронзительным взглядом в его собственные. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. Минхо носом втягивает чужое имя благоухающим ароматом, целует линию челюсти и обводит пальцами острые рёбра. Джисон откидывает голову и тихо стонет. Минхо цепляет зубами тонкую кожу шеи, широко мажет языком и отстраняется, ведёт вниз, к груди и целует, целует, целует везде, всего Джисона. Джисон цепляется ногтями за чужие плечи, обнимает за шею, ведёт носом по татуировке вверх, до самого уха, хнычет непонятные вещи и ощущает, как из-за приятного возбуждения его уносит куда-то очень далеко. Минхо подхватывает его под голые бёдра, переворачивает на живот и давит ладонями на поясницу, чтобы прогнулся. — Я всё ещё пьяный, — приглушённый шёпот Джисона нарушает связь тяжёлых дыханий и стонов, — и меня может стошнить, — он поддаётся назад, смотрит через плечо на своего потрясающего хёна, который стягивает с себя брюки вместе с бельём и сглатывает как-то слишком тяжело. Охренеть. — Тебе не кажется, — Минхо подставляет смазанные пальца к напряженному сфинктеру, — что это не совсем нужная тема для разговора, м? — он проталкивает внутрь один палец, щупает мягкие стенки и облизывает пересохшие губы, а Джисон просто не может перестать любоваться напряжёнными мышцами и венами всего тела Минхо. Джисон жмурится, выдыхает и сжимает в кулаках простынь. Из глотки вырывает тихий стон, второй, третий. Минхо трахает его пальцами, дышит через раз и хмурит брови, до синяков впиваясь в мягкую плоть пальцами свободной руки. Джисон подмахивает бёдрами и смотрит слезливым, умоляющим взглядом, от которого внутри всё разом разлагается. — Скажи, — Минхо наклоняется, мажет губами по красной щеке и смотрит хитрыми глазами. Джисон сглатывает, тянется за поцелуем, прикрывает глаза и раскрывает рот в немом стоне. Минхо попал по простате. Другой, третий, четвёртый раз. У Джисона член болит и истекает смазкой, а Минхо продолжает смотреть хитро и издеваться правильно. — Трахни меня, п… папочка! — Джисон вскрикивает и сжимается, а по щекам бегут слёзы острых ощущений. Минхо ухмыляется, вынимает из мягкого тела пальцы, разрывает зубами упаковку презерватива, раскатывает по своему члену и, перевернув Джисона на спину, закинув его ноги себе на плечи, резко входит. Джисон хрустит позвоночником, стонет на высокой ноте своего голоса и царапает простыни ногтями. Закатив глаза, он тянет Минхо на себя, укладывает ладони на его напряжённую спину и кусает собственные губы, стоит Минхо начать двигаться в быстром темпе, втрахивая Джисона в постель. Хан Джисон. Хан Джисон. Хан Джисон. В голове лишь это имя. Джисон кусает за вену на шее, лижет красивые чёрные линии татуировки, вскрикивает и полосует ногтями широкую спину. Минхо точно, определённо точно сошёл с ума. Джисон сделал то, чего не удавалась никому — забрался в голову, сердце и душу. Минхо приподнимает его за бёдра, кусает губы и трахает под другим углом, попадает по простате, и Джисон попросту захлёбывается слюной, всхлипами и стонами. Джисона пробивает на удовольствие, он плачет, тянет уголки губ в довольной, дрожащей улыбке. Минхо припадает зубами к шее, терзает укусами тонкую кожу и крупной головкой долбится по простате. — Г-господи… папочка, ах! Ты лучший, да, папочка, люблю тебя, люблю! А-ах! Джисон вскрикивает, прогибается в спине, кончает себе на живот и сжимает член Минхо в себе. От вида кончающего Джисона Минхо глухо рычит, напрягает мышцы и, сцепив зубы между собой, достигает своего пика в пару толчков. Джисон прижимает тыльную сторону ладони к горячему лбу, дышит часто и облизывает губы. Его тело мягкое, податливое, расслабленное — тело, которое Минхо прижимает к себе, носом втягивая уловимый запах алкоголя. — Джисон, — зовёт. — Джисон. — М? — Иди в душ первый, — Минхо за запястье убирает чужую ладонь с лица и видит слабые разводы слёз на щеках. — Я помогу тебе, пойдём. — Всё-таки ты задница, Ли Минхо.