(не) в Рождество.

      Эмити не может точно сказать, нравятся ли ей снег и холод. С одной стороны, в снег можно кого-нибудь засунуть башкой вниз и долго смеяться, глядя, как бедняга пытается выбраться, болтая ногами в воздухе. С другой, снег невероятно холодный, и лучше провести время рядом с камином, наблюдая, как огонь пожирает все, что бы в него не кинули, будь то дрова или дневники многолетней давности.       В день последнего экзамена перед каникулами Эмити хочется кого-нибудь либо засунуть мордой в снег, либо закинуть в камин вместо деревяшек. Все экзамены она уже сдала на отлично, и от этого ей впервые в жизни плохо и гнусно: она ведь так старалась не быть той Эмити Блайт, как раньше. Она ведь так старалась быть максимально другой, но все равно сдала все на отлично, как будто кто-то сидел у нее над душой, проверяя, старательно ли она учит материал. Но нет, ее отец, напротив, всю неделю пропадал где-то с друзьями (внезапно, они у него есть!) и Эмити могла ничего не делать и не готовиться, но чертова установка, заложенная ее матерью, сработала бесперебойно.       Быть лучшей, быть первой.       А когда она попыталась завалить экзамен специально, профессор просто улыбнулся и сказал «вы переволновались, мисс Блайт, но я знаю, что вы прекрасно знаете материал, поэтому я поставлю вам отлично».       Эмити хочется что-нибудь взорвать. Или подраться. Без всякой магии выбить из кого-нибудь дерьмо, и получить разок по лицу, чтобы весь гнев выбило к черту.       Но Луз нигде не видно, а драться с другими не так приятно во всех смыслах.       Ее нет ни в школе, ни на парковке с кучкой остальных фриков, ни даже в доме Совиной Леди. Ида отмахивается, говоря что-то про людские праздники и традиции, и советует спросить Хути, на что Эмити хлопает дверью как можно сильнее. Хути ругается и что-то говорит про невоспитанных ведьм, а затем ловит злобный взгляд Эмити и давится потоком слов и перьями, молча кивая в нужном направлении. И правда, следы от сапог. Эмити идет прямо по ним, наступая на них и отмечая, что нога у Луз больше на пару размеров, и следы от ее тяжелых сапог куда глубже и длиннее.       Когда рядом с сугробами начинают появляться ошметки горелой бумаги и веток, Эмити понимает, что она уже близко, и бинго: Луз появляется прямо перед ней, стоит ей только выйти на полянку. У нее в руке охапка огненных глифов, а шапка подпалилась, ровно, как и перчатки, и куртка, и все остальное. От Луз пахнет горелой древесиной, и Эмити на секунду кажется, что она дома, на ковре перед камином, но Луз тут же отпрыгивает в сторону, выпуская из рук весь ворох огненных глифов и активируя часть. Случайно ли или нет, не важно, Эмити все равно успевает от всего увернуться с великолепной грацией.       — И тебе привет, — ядовито улыбается она, на что Луз фыркает и отворачивается, собирая уцелевшие глифы и совершенно игнорируя незваную гостью. — Эй, я с тобой говорю.       — Не сегодня, Блайт, — бросает Луз, и Эмити чувствует в этом голосе сначала щедро сцеженный яд, предназначенный отравить и отвадить, но за ним, где-то там глубоко, что-то надломлено и хрустит не хуже сломанных костей. — Не в Рождество.       Эмити понятия не имеет, что это за слово и что оно значит, а Луз не реагирует на огонь в ее руках и не шагает ближе, чтобы сцепиться в драке, и Эмити просто садится на ближайшее поваленное дерево, и смотрит в упор, ожидая объяснений или каких-то действий. Луз игнорирует ее несколько минут, показательно сжигая глифами все, что попадается под руку, но вскоре сдается, не в силах терпеть такой пристальный взгляд.       — Бесишь, — рявкает она, и садится рядом, натягивая шапку на глаза и опуская голову на чужое плечо. — Бесишь, демоны тебя дери.       Через несколько минут Эмити уже знает, что такое рождество, зачем и как его празднуют, и ей хочется посмеяться над глупыми человеческими традициями, но Луз ломающимся голосом рассказывает, насколько паршиво ей осознавать, что ее мать сейчас встречает праздник одна, понятия не имея, где Луз и жива ли она вообще.       — Она наверняка возьмет дополнительные смены на работе, лишь бы не оставаться дома и не плакать над моими фотографиями.       Луз, ожидаемо, не плачет, но такой голос Эмити слышит впервые, будто вся самоуверенность испарилась, будто ее никогда не было. Эмити чувствует странное желание посмотреть ей в глаза, но, конечно же, она не поддается импульсу. Она привыкла видеть в карих глазах огонь, пылающий ярко и невероятно раздражающий из-за того, насколько легко он поджигает ее саму.       Видеть в глазах Луз тоску и печаль ей совершенно не хочется. Эмити понятия не имеет, какие чувства это в ней вызовет, и она боится того, что может испытать; поэтому она молча слушает рассказ, не шевелясь и почти не дыша, и когда чувствует, как Луз громко выдыхает ей в плечо и отстраняется, она не сразу на нее смотрит.       Глаза Луз не горят огнем, но и не выражают ту безнадежность, которую Эмити боялась в них увидеть.       — Если ты залила слезами мою одежду, клянусь всеми ковенами, я закопаю тебя в снегу, Носеда, и Совиной Леди придется искать тебя по торчащим из сугроба сапогам.       Луз кривит губы в усмешке и незаметно для Эмити активирует крохотный глиф, что прятала до этого в кармане.       — И я тебя люблю, Блайт, несмотря на то, какая же ты язвительная сволочь. Держи, в благодарность.       Она вкладывает Эмити в ладонь какую-то ветку с белыми ягодами и продолговатыми зелеными листьями. Эмити вертит ветку в пальцах, не понимая, при чем тут вообще…       — Омела?.. — приподнимает брови она, фыркая. — Ты ведь не думаешь, что я настолько дура, чтобы не узнать омелу. Она ядовитая.       — Прямо как ты, — широко улыбается Луз и сразу же пригибается, уворачиваясь от брошенного сгустка огня, что с шипением врезался в сугроб позади. — Что? Она лекарственная. Виллоу может сделать тебе из нее какую-нибудь мазь или настойку. Может быть это поможет тебе с твоем жжением в…       Эмити показательно вытягивает ветку омелы впереди себя и тут же сжигает растение дотла, стряхивая пепел на снег.       — Ты следующая.       ***       Эмити возвращается домой под вечер, когда уже почти стемнело. Расположение ее духа приподнялось, а желание закопать кого-то в снег сбылось, хотя ей даже не пришлось делать это собственноручно. Луз запуталась в собственных ногах и провалилась головой в сугроб прежде, чем Эмити успела найти идеальный угол для того, чтобы ее туда спихнуть.       И вечер дома в своей комнате прошел бы хорошо и замечательно, не наткнись Эмити на пост Виллоу в Пенстаграмме про то, что сегодня человеческое рождество, а на рождество принято дарить подарки и…       …целоваться под омелой.       ***       На следующий день Хути выплевывает посреди зала ветку омелы, отказываясь рассказать, откуда она у него взялась, и записку.       «Бесишь»