Фьямма

Блум пришла в Алфею не потому, что почувствовала себя особенной, важной, избранной, раз ее сила отголосок древнейшего пламени, с которым феи не рождались вот уже сотни лет. Возможно, какая-нибудь другая девочка, та, которую всегда хотела ее мать — чирлидер и заводила, и решила бы так, но не Блум. Блум пришла в школу потому, что хотела научиться контролю. Потому что уж кем-кем, а избранной она не была. Избранные не просыпаются в бушующем пламени, которое не могут контролировать, не калечат родителей из-за обиды, решение которой можно найти используя слова. Нет, Блум не была избранной, что бы там не говорила директриса Даулинг и какие бы надежды не питала. Потому что все, что она могла — это разрушать. Ее пламя дракона было способно только на это, никаких мифических свойств больше. И все, что ей было нужно — это контроль. Вот только прошло уже две недели, а все, чего она добилась, это пожара в Кругу Камней, чуть не спалившего половину леса за барьером. Директриса настаивала на медитациях, познании своей сути и постепенном развитии, и в чем-то она была права, но сейчас Блум хотела другого. Научиться держать свою чертову силу на коротком поводке, и уже потом заниматься ее медленным развитием. И в поисках иного выхода, кое-что ей, сама того не зная, подсказала Аиша. Спорт. Вымотаться физически настолько, чтобы не хватало сил ни на что, кроме как добраться до постели. Физические упражнения дисциплинируют мысли и чувства, а главное постепенно учишься сдерживать силу, чтобы не навредить. В их случае, случае Фей и Специалистов — это не просто красивые слова. Феи просто имели ярко-выраженный стихийный дар, хоть и были сильнее, быстрее и ловчее людей Земли, и это было куда более важно — учиться контролировать его, применять правильно. Так они могли достичь куда больших успехов и принести больше пользы, но в Алфее было и второе отделение — Специалисты. Те, чей дар ушел в физическую силу, верткость и гибкость, особое строение мысли. Они — будущие идеальные воины и защитники, этакие Гераклы магического мира. В них тоже есть стихийная сторона, но слабенькая, внешне не проявляющаяся, все же все они были уроженцами магических измерений. И вот рядом с ними, ужасно сильными физически и чертовски выносливыми, Феи, которые были куда сильнее обычных людей, и рядом не стояли. Может, мама и была права, когда привела Блум на кастинг в группу поддержки, ей ведь легко это давалось, все эти финты и поддержки, даже нравилось — то, что для сокомандниц было зверской тренировкой, вызывало у нее лишь приятную тянущую боль в мышцах и чувство удовлетворения. Может, если бы она осталась — то все было бы легче? Нет. Не было бы. Она хорошо справлялась физически, была лучшей из всех — могла бы стать популярной, тусоваться с футболистами и их девушками, быть на вершине школьной иерархии, вот только ей это было не нужно. Она не хотела дружить с командой, потому что дружбой там и не пахло, у популярности своя цена — соперничество, переходящее во вражду, где краситель подсыпанный в форму это детская шалость, еще ее ждал неискренний роман с капитаном футбольной команды, который не понимает слова «нет», потому что так положено. Блум бы не смогла. И все закончилось бы так же, только скорее всего на этот раз она спалила бы школу, а это замять куда сложнее. Но на тренировочных помостах к ней отнеслись настороженно. Фея, которая хочет научиться сражаться, как воин — чушь какая! Не то, чтобы над ней потешались, но и объяснять ничего не спешили. Косились, конечно, но к косым взглядам Блум было не привыкать — то, что она подкидыш знала вся школа, и это отнюдь не убавляло шепотков за спиной. Так что начала Блум с простого, с того, что и так умела — сложных гимнастических упражнений. Правда и тренироваться предпочитала к вечеру и на дальних площадках, когда большинство Специалистов уже уползало по комнатам. Иногда, правда, компанию ей составлял блондинистый парень, занимавший после девяти вечера соседнюю площадку, но они не общались до того момента, как Блум решила попробовать взять в руки деревянные короткие клинки. Видимо, держала она их настолько неправильно, что чувство прекрасного у парня не выдержало, и он подошел помочь. Представился он Скаем. Так и познакомились. Что ж, первое впечатление было обманчиво. Изначально Скай показался Блум кем-то вроде местного «капитана команды». Успешный, симпатичный, на первых строчках местных боевых рейтингов, но на практике он был столь же одинок среди своих здесь, как и она сама. — Мой наставник Сол Сильва. — Поясняет ей Скай. — Директор? Если это действительно так, то Блум многое становится понятно. И уровень его подготовки, и то, почему парня не привечают свои же, не смотря на то, что он лучший — ему просто приходиться им быть, чтобы не лезли, даже тявкать не решались или болтать чего. Дашь слабину — сожрут. — Верно. И есть что-то в его неуверенной улыбке, в немного недоверчивом взгляде из-под челки, такое, что Блум понимает, директор Сильва ему дорог. Очень-очень дорог и что он явно не в курсе проблем ученика. Скай разбирается со всем сам, раз даже жить перебрался отдельно в общежитие, к единственному другу, язве Ривену, хотя Блум знает, у преподавателей и, естественно, директоров свои небольшие дома. Тренируется до упаду — чтобы не подвести, оправдать доверие и внимание. Еще Блум кажется, что он ждет, что она тоже сейчас уйдет, не пожелав связываться. И что ему будет неприятно, они ведь хорошо и свободно общались, но он не расстроится, потому что ее мнение тут же перестанет быть для него хоть чего-то стоить. Никакое общественное мнение не заставит Ская отказаться от дорогого человека, откреститься от того, кем они друг другу приходятся. Скаю не чужды верность себе, близким и однажды принятым решениям, и стойкость перед обстоятельствами. Это импонирует. Она сама не представляет, как сможет оставить родителей, хотя иногда и думает о том, что, возможно, ей придется, ведь молчать Блум тоже не сможет. Скай Блум нравится, она всегда хорошо чувствовала людей, а большего ей никогда и не было нужно, чтобы подружиться. Да. — Как думаешь, у меня нет никакой возможности перевестись? — Как-то спрашивает Ская Блум словно между делом. — Может я смогу как-нибудь загнать это чертово пламя к себе под кожу и стать как ты? Просто очень-очень сильной? Они сидят на помосте, вытянув ноги, уставшие и довольные. И приятная тянущая боль в мышцах — то единственное, что помогает Блум не думать. Потому что ее действительно все достало. Все эти фейские заморочки и лекции Директрисы Даулинг о познании внутреннего огня. Пока единственное, что помогает ей не спалить к чертям Алфею — это вечерние тренировки, на которых Скай выматывает ее до непроизвольных сокращений мышц на руках, ногах и животе. — Так достали? — Да. — Блум зло фыркает. — Все трещат про уникальность, про целительский потенциал, щебечут про то, чтобы я старалась быть благодушной, но не хотят дать мне то, чему обещали научить — долбанный контроль! — У нее каждый волосок на голове светится изнутри, горит, как у Аида из старого мультика, по венам снова словно плеснули лавой. — Какой к черту из меня целитель, когда все, что я могу это сжечь кого-нибудь до серого пепла, если попытаюсь! Скай не перебивает ее, не успокаивает, просто слушает, не прерывая и не капая на мозги лекциями о смирении и понимании, и Блум потихоньку приходит в себя. — Я бы, может, и рада быть такой, как они хотят. Только даже радость будит во мне пламя, которое не то что исцелить не может, сжигает все, что прикасается к нему, включая камень. Я, какие бы эмоции не испытывала, генерирую только один тип пламени — то, что разрушает. И ничего больше. — Ты слишком сильная. — Спустя какое-то время говорит он ей. — Они просто не знают, что с тобой делать. А то, что работает с другими феями огня, когда их обучают контролю, не работает с тобой. — То есть? — Я тебе этого не говорил, но директриса Даулинг приходила к Сильве и интересовалась у него твоими боевыми успехами. В прошлый понедельник. Блум мимолетно отметила, что Скай, уже который раз на ее памяти, называет директора Сола по имени, привычно и легко, но интересовало ее сейчас совсем другое. — В понедельник я чуть не спалила полтеплицы на занятии, когда нас заставили возиться с какой-то черной склизкой тентаклеобразной гадостью. И с тех пор мне больше не читали лекций о любви ко всему живому. Думаешь, связано? — Я сам слышал. — Пожал плечами тот. — Директриса пришла поздно, но мне не спалось, и я выполз на кухню за чем-нибудь съестным, а там Сильва с директрисой бутылку Солярийского Рассвета приговаривают. Остался голодным, зато узнал кое-что интересное. Что делал Скай в доме директора ночью Блум тоже решила не спрашивать, у нее был вопрос куда более насущный. — О чем они говорили? Ты бы мне не сказал, если бы меня не касалось, Скай. — О том, что Фей огня в чьей силе была хотя бы искра драконьего пламени не рождалось вот уже больше тысячи лет, с тех пор, как вы потеряли возможность трансформации. А таких сильных, как ты, не видели еще больше. Последней была Фьямма. Да и о ней из записей остались только старые сказки. Так что они просто не знают, как тебя учить. Вот и все. Но есть и плюс, больше выговоров за то, что бродишь на территории Специалистов, тоже можешь не бояться. Раз это работает, директриса решила не мешать. — А я-то думала, что стала незаметно пробираться мимо дежурных вечерами. — Хмыкнула Блум. — Вот же подстава. Но здесь хотя бы могут быстро нивелировать последствия моего дара. — «Дар» она произнесла так, словно это было ругательство, вздохнула. — Все лучше чем ничего. Блум будит шепот. На грани сна и бодрствования, он был словно ее собственные мысли — сновидения. Она привстала на локтях, оглядела комнату — темную, полную мирного сопения Аиши, и легла обратно, решив, что шепот лишь отголосок плохого сна. Как оказалось — зря. Утром занятия отменили. Позволили им посетить столовую, чуть ли не поголовно пересчитывая, и точно так же под конвоем сопроводили до комнат. То же самое произошло и в обед. На ужин выбирали по одной девочке из комнаты, которая принесла еду на всех. От их комнаты единогласно послали Терру, и та вместе с едой принесла и свежие новости. — Сожженные. — Впервые на ее круглом улыбчивом лице появилось выражение озабоченности, легкого страха, как и у других девочек, и только Блум поймала себя на том, что ничерта не понимает. — Выходить за щит — запрещено, да и не получится без применения силы, его перевели в плотный режим. Посещения — запрещены. Уроки будут идти в штатном режиме, но школа переходит в осадный. — Терра нахмурилась. — Это все и так сказали бы утром на общем собрании, но я спросила отца — такие ограничения потому, что есть пострадавшие. На данный момент десять человек. Ученики, которые пренебрегли правилами и устроили пикник у реки. Они уже в госпитале. Отец делает все, что может. — Десять! — Стелла охнула, осев в кресло. — Сколько же тварей? Специалисты? — Два боевых отряда под командованием директора Сола отправлены в погоню. Больше я ничего не знаю. — Дрожаще дернула уголком Терра в подобии успокаивающей улыбки. — Кто такие Сожженные? — Спросила Блум, недосказанность… она терпеть не могла, когда чего-то не понимала. Девочки уставились на нее недоуменно, а потом переглянулись ошарашено, покивали. — Ох, Блум, милая. — Ласково сказала Стелла, поднимаясь из своего кресла и присаживаясь рядом. Ладонь ее, в которую она забрала пальцы Блум, обычно горячая, сейчас была холодной и дрожала. — Ты такая сильная, так легко все воспринимаешь, что мы все время забываем, что ты не росла среди нас… и наши страхи для тебя пока все еще пустой звук. — Сожженные это… — Аиша сидящая на своей кровати сжала и разжала кулаки. — Есть земля — это твой мир, есть магические измерении нанизанные на Магикс, как на центр, и есть темные измерения, куда нам нет хода, но откуда иногда появляются твари, чаще всего — Сожженные. Они сильнее, быстрее и выносливее любого из нас. Они выживают при таких ранениях, при которых никто бы не выжил, восстанавливаются, быстро учатся и не знают ни голода, ни боли в привычном нам понимании. А еще они заразны. Если их черная кровь попадет на открытую рану — ты труп. Порча убьет тебя за считанные дни. От недели до месяца, если не убить заразившего. Редко кто протянул дольше. — Она покачала головой. — Прости, Блум, но наш мир не добрая сказка. Прости. Блум слушала их и думала о том, что так даже честнее. То, что этот магический мир имеет свои изъяны, свои страхи и сложности. Иначе бы она когда-нибудь все же поверила в то, что не пережила тот пожар, а все вокруг лишь реальность, созданная ее собственным агонизирующим разумом после пожара. Несомненно. Блум только через несколько недель удается проскользнуть на тренировочные площадки, минуя дежурных, и то ближе к полуночи. Скай там, на знакомом помосте, и там же как минимум три «живых» манекена разломанных в щепки. Четвертый еще держится, но явно долго не протянет. Впервые за все это время Блум понимает, насколько на самом деле Скай эффективен и смертоносен, и если Сожженные опасны даже для таких, как он… Скай рычит, он зол, нет, он в ярости. Удары скупые и четкие, направлены не на то, чтобы обезвредить, чтобы убить. Скай в отчаянии — понимает Блум. Она садится на край помоста и ждет, пока последний манекен превратится в труху. — Он отказал мне. — Цедит сквозь зубы Скай. — Отказал в участии в операции по поимке и уничтожению оставшихся Сожженных. Сказал, что я слишком сильно вовлечен. Эмоционально. — Скай бьет настолько сильно, что туловище манекена просто разлетается на четыре части. — Еще бы я не был вовлечен! Он ведь!.. Скай припадает на одно колено, упираясь ладонями в помост. Тяжело дышит, как загнанный зверь, угодивший в клетку. — Как он? — Тихонько спрашивает Блум, когда Скай все-таки садится рядом и берет ее за руку, пальцы у него мелко дрожат, а ногти скусаны до мяса. Блум ощутила его беспомощное отчаяние, почти как свое собственное. Оно безвкусно вяжет горло угольной пылью. — Держится. Лучше чем многие. Работает. Меня учит. Но, Блум. Он умирает, а патрули ничего не могут сделать, только искать. Он говорит мне ждать, но я… он сегодня упал после тренировки, я подхватил, успел. Отнес в госпиталь и… Сильва так и не пришел в себя. Блум сжала его пальцы в жесте молчаливой поддержки, и плечи Ская дрогнули, он опустил полубезумный взгляд, отвернулся и задышал прерывисто, словно сдерживал плач, а потом попросил. — Пожалуйста, Блум. — Прохрипел он, и в этом задушенном хрипе было столько отчаяния и безнадежной веры, что Блум словно окаменела. — Я знаю, что не могу просить, но пожалуйста. Попытайся. Я сделаю что угодно, дам и сделаю все, что захочешь, только хотя бы попытайся. Скаю было не нужно просить, потому что Блум пыталась и так. Первым делом, после рассказа девочек, она утром выбралась в библиотеку и нашла там все, что только можно о Сожженных и их жертвах. О порче. О том, что ее выжигали с помощью драконьего огня когда-то давно, когда извечное пламя еще горело в Феях Магикса. И иногда лечили последствия заражений им же. И Блум пыталась. Сколько склянок для пламени души из кабинета директрисы она извела и не вспомнить, но та и не думала ее попрекать, просто приказала Феям из теплиц создавать новые и новые. Но все, что у Блум выходило — жалкое подобие того, что должно было бы быть. Однако даже на это смотрели, как на чудо, самые сильные поделки цепляя на шеи лежащих без сознания учеников. Блум не сдавалась, старалась изо всех сил, но время утекало сквозь пальцы, как песок. Восьмерым ее пламя помогло дотянуть до того момента, когда патруль прикончил Сожженных, что их ранили, но еще двое… превратились в обугленные подобия людей и погибли не выходя из сна. А сейчас, держа в руках ладонь Ская, она поняла. Чего ей не хватало, почему у нее не получалось, глубинное знание пришло словно изнутри. Драконий огонь эгоистичен, он не светит в полную силу «для всех», так он умеет только разрушать. Но ведь Скай ей не чужой. Он не тот десяток старшекурсников, которых она не знала. Скай ее друг. В чем-то ближе чем девочки даже, потому что наставил ей столько синяков на тренировках, сколько она не получала за всю свою жизнь. Она может создать свет для него самого, но… — Ты его любишь? — Спрашивает она потому, что это может сработать. Она не знает директора Сола, но знает Ская. И Скаю она помогает не потому, что должна или просто может, а потому, что хочет сама, не смотря на страх перед собственной силой. — Больше всех. — Честно выдыхает Скай. — А он тебя? — Сколько я себя помню. — Хорошо. — Она кивает, тянется к сумке вытаскивая из рюкзака хрустальную лампаду. — Иди. Я не хочу чтобы ты пострадал. От помоста могут остаться только угли. Скай поднимается, заглядывает в ее глаза с беспокойством, и Блум, приподняв голову, улыбается. — Мой огонь не вредит мне самой. Иди. Она дожидается пока силуэт Ская скрывается в среди дорожек тренировочного парка и садится, скрещивая ноги. Лампада покоится в лодочке ее ладоней, а по коже уже бегут искры пламени, устремляясь в центр стекла. И Блум вспоминает. Не самого Ская, не свои чувства к нему, а то, каким становится ее друг, говоря о своем наставнике. Чем сильнее эмоции, тем сильнее волшебство. Впервые это так просто. Пламя течет само, без понуканий, горит вместе с кровью в ее венах, но не всепожирающим, хоть и ставшим почти привычным пожаром, а ровным теплом, проступающим, словно золото на коже. Блум вспоминает как Скай улыбался, чуть смущенно, словно впервые говорил кому-то о том, насколько ему дорог директор Сол, как светился его взгляд, когда он рассказывал о том, как много значит для него его одобрение, как радовался их вечерам за разговорами и документами. Вспоминает неконтролируемое беспокойство в каждом его движении, когда они сидели у госпиталя… много моментов, и когда открывает глаза, пламя в лампаде горит ровным золотом рассвета. Оно даже чуть гудит от вложенной мощи. У Блум кружится голова, она не чувствует кончиков пальцев, и в голове гулкая пустота, но это не важно. Важно другое. У нее получилось. Блум добирается до госпиталя к третьему часу ночи. Профессор Харви даже не высказывает ей за нарушенный режим, его взгляд прикован к пламени внутри лампады. Блум знает, что его интересует. Все прошлые поделки были с алым пламенем внутри. Мощным, греющим, но безразличным. Это иное… оно словно жидкое золото. Профессор улыбается ей, запуская внутрь, и в его взгляде такая горячая благодарность, что Блум становится неловко. — Иди. Шестая палата. Скай тоже там, а потом ко мне в кабинет. — Обеспокоено указывает он ей направление. — Ты бледная, как смерть. Я благодарен, но тебе нужна помощь. Блум понятливо кивает, она действительно сейчас видит все, кроме пламени в своих руках, в серых оттенках, и обещает зайти. Они спят. Кровать слишком узкая для двоих мужчин, но им это не важно. Скай полусидит, его голова склонена, а пальцы правой руки придерживают голову директора Сола на его груди. Объятие слишком тесное, лодыжки переплетены, а руки директора ладонями прижаты под рубашкой Ская, и когда Блум наклоняется, чтобы оставить лампаду — понимает — ритм дыхания у них тоже один на двоих. Вот почему у нее получилось, не только потому что она хорошо относилась к Скаю и хотела добра человеку, который умел делать его счастливым. Золото в пламени — это отголоски того, что чувствовал Скай к директору Солу, и даже этого хватило. Того, что она увидела. Насколько же мощной на самом деле была эта связь? Не важно. Это не ее дело. Помочь — она помогла. Сделала все, что было в ее силах. Дней на пять этого хватит. Уж за это-то время хваленый местный спецназ должен, наконец, прибить последнего Сожженного. А ей пора к профессору Харви, не стоит давать ему повод пойти искать ее. То, что происходит здесь не для чужих глаз. Даже она это не должна была видеть, хоть Скай ей и доверял. И секрет она сохранит. Да. — Ты идиот! — Припечатала Блум, ударив Ская по плечу кулаком. Адреналин потихоньку сходил на нет, и до нее начало доходить, что именно они совершили, и чем это на самом деле могло закончиться. Скай на ее заявление только улыбнулся счастливо, бессовестный, что явно указывало на то, что ее друг совершенно не в себе. — Согласен. — А я дура, раз полезла тебе помогать. Как вспомню эту тварь! — Ее передернуло. — Мы могли погибнуть! — Хотя Блум в общем-то понимала, что все равно не отпустила бы Ская одного, это не мешало ей выговаривать ему за неосторожность. Профессор Харви впихнул им в руки по склянке с чем-то сладким, но пахнущим подгоревшей морковью, в руки и жестом приказал выпить. Ослушаться они не посмели. В голове тут же прояснилось, стимулятор? — Нет, ты не дура. Ты самый лучший друг. — Скай коротко обнял ее, прижался губами к пылающему лбу. — Спасибо. Спасибо тебе. Блум вдруг стало легко, она выдохнула и, наконец, расслабилась. — Мисс Питерс. — Позвал ее профессор. Блум обернулась, в руках он держал потухшую лампаду. — Вы не могли бы зажечь ее, пока действует снадобье. Потом выдам вам восстанавливающее и отпущу спать. — Конечно. — Кивнула она. Взглянула на Ская. Она не Фея разума, как Муза, не может видеть эмоции и чувствовать их, как свои, но провести пламя сквозь, как проводник, напитав… можно попробовать. Теперь, когда она поняла, как это работает. — Поможешь? Хотя может немного обжечь. Профессор, если что я знаю, у вас всегда ведро воды наготове. — Как? — Удивленно спросил Скай. Но его по глазам Блум видела, что он уже согласен. Не смотря на возможные ожоги и боль, согласен. — Вот так. Держи. И думай. О человеке в шестой палате. — Она вложила в его руки лампаду, сложив ладони Ская чашей. Встала позади, взявшись за его плечи, там у ворота, так, чтобы кожа к коже. Прикрыла глаза. — Начали. Пламя в лампаде не яркое, но словно плотное. Концентрированное. Блум помогает профессору Харви переложить Ская на кушетку — ожогов нет, но он без сознания. Профессор заверяет ее в том, что позаботится обо всем, и просит занести лампаду директору. Блум соглашается. Ей… интересно. А еще она бы хотела с ним поговорить. Скай рассказал ей, перед тем, как они пошли на охоту, что директор посчитал их хорошей партией, можно сказать благословил. Это-то Ская и испугало, что-то подобное директор мог сказать только если был уверен в собственной смерти. Но Блум бы не хотела недоразумений, кто бы мог подумать, что ей придется вообще говорить об этом… но это ее жизнь в магической школе, которая начинает ей нравиться, и проблем бы очень не хотелось. Да. О-окей! Это было забавно. Школа так и не вышла из осадного положения, а учебную программу переработали. И теперь Блум каждое утро и вечер наслаждалась видом недовольно жужжащих, как пчелы, Фей, тащащихся на полигон. Тех, чья стихия и психопрофиль позволяли участвовать в бою, нагружали еще больше, в этом что директриса Даулинг, что директор Сол были единодушны. Из их комнаты в Зал Разума пригласили троих: ее саму, Стеллу и, как ни странно, Терру. Впрочем, Блум знала, что у смешливой соседки твердый характер и руки не дрожат, если нужно применить силу, так что не удивилась. Жребьевка тоже прошла без особых сюрпризов, кроме одного. Блум встала рядом со Скаем, Стелле досталась одна из старшекурсниц — хрупкая на первый взгляд девочка со стальным взглядом и хваткой умелого мастера дел заплечных, как охарактеризовал ее Скай. А вот с Террой вышло занятно — жребьевка четко указала ей на Ривена. Спорить с Залом Разума было бесполезно, и теперь Блум иногда наблюдала, как эти двое пытаются сработаться. Ругань Ривена и дрожание земли под ногами Терры прилагалось. И все бы хорошо: Блум на первых строчках рейтингов среди первых трех курсов, у нее замечательные подруги, напарник, которого она понимает с полуслова, и наконец-то почти никаких проблем с контролем. Ей в кои-то веки нравится учиться — у нее сейчас есть все, чего хотела для нее ее мама. Родители рады ее успехам. Она показывает им табели, над которыми немного колдует Стелла, чтобы у них был вид с привычными для полувоенного колледжа предметами. Присылает видео, которые они со Скаем записывают специально. Немного тренировок и прохождения полос препятствий, откуда старательно вырезают моменты, где можно заметить магию, фотографируют рейтинг, где на первых строчках зачета по трем курсам гордо стоят их имена. Родители улыбаются ей с экрана телефона, с беспокойством уточняют, когда она сможет прилететь домой, и Блум старается держать лицо. Выбраться она может хоть сейчас — разрешение от директрисы и кольцо Стеллы в пару минут решат проблему, но она ими не пользуется. Блум страшно. Она сделала все чего хотели родители, и да, ей понравилось, потому что в кругу друзей, но… если она расскажет родителям правду, не будет ли им в конечном итоге все равно? Она стала той, кем они хотели ее видеть. Успешной, с четкой целью, счастливой. Но будет ли она нужна им теперь? Будет ли дом ее родителей все еще ее домом? Или… Блум не хочет думать о том, что будет после этого «или». Трусиха. Рядом на плед плюхается сумка из которой пахнет свежим хлебом, мясом и щавелевым соусом — Скай явно заглянул на кухню, прежде чем прийти. Их сегодня ждал разбор прошлой полосы, но одного взгляда на бледного как полотно парня ей хватило, чтобы отложить схематично нарисованную в альбоме карту. Скай садится рядом, сосредоточенно режет хлеб и мясо, сооружая им ужин, молчит. Блум ждет. Захочет — расскажет. Нет — значит нет. Они обедают, таки разбирают последнюю пройденную полосу и лишь когда солнце краснеет, садясь за кронами деревьев, начинает говорить. — Меня сегодня пригласил на разговор профессор Харви. — Начинает он. — Сказал, что даже если Сильва потом сломает ему челюсть, я, как единственный родственник, должен знать. — О чем? — Мягко спрашивает Блум. — О том, что порча все еще живет в сердце Сильвы. Сожженный умер слишком поздно. Необратимые реакции уже начались. Профессор сказал, я должен быть готов, что… Блум всегда находила слова. Утешения или бодрости, те, что делали Скаю чуть легче. Обещала молчать о отношениях в которые влип ее друг, она бы и так молчала, магическое измерение было довольно консервативно по сравнению с толерантной Америкой, и осудило бы подобную связь, тем более с такой разницей в возрасте, но Скай просил ее и Блум подтвердила: она — могила. Но сейчас, сейчас она не могла найти слов, чтобы ему помочь, а Скай продолжал говорить. — Понимаешь, Блум, это ведь я виноват. Слишком долго тянул. Надеялся на патруль, когда нужно было идти самому. Решился поздно. И теперь Сильва еще год будет… и он, он знает это. И молчит, понимаешь? Молчит. — Скай складывает руки на коленях, стараясь дышать глубоко. — И, знаешь, он мне улыбается, зная, что это я виноват. Улыбается, так, что у меня сердце заходится, принимает мою помощь, которая ему в общем-то не очень нужна, послушно соблюдает режим. Я бы понял, если бы он обвинил меня, прогнал, накричал… — Плечи Ская обессилено опускаются, во взгляде бесконечная вина и страх. Потери и того, что все, что у него сейчас есть, это всего-лишь чужая жалость. — Он любит тебя. — Говорит Блум. — Я знаю. — Скай криво улыбается и Блум хочет стукнуть его по дурной головушке. — Но не ты один имеешь право бояться не за себя. — Она говорит, что думает, о чем, ей казалось, Скай знает и так. Директор Сол смотрит на Ская, словно тот самое лучшее, что когда-либо было в его жизни. Самое ценное, важное и бережно хранимое. — Так что, помой слона. — Что? — Ошарашенный взгляд Ская она будет бережно хранить в своей памяти. Наверное, всегда. Она объясняет Скаю, что означает эта фраза, но параллельно думает о том, что ей стоит быть храбрее. Чему быть, того не миновать. И лучше рассказать сейчас, пока вина и страх не захватили ее. Она отправится домой. Как только ей выпишут разрешение. Им нужно время. Время. Блум понимает, правда. Но менее больно от этого не становится. Лучше бы мама накричала на нее, отец бы снова выдрал дверь из проема в ее комнату, но нет… они просто смотрели на ее ладони, в которых плясало пламя, и выдохнули только когда она сжала кулаки. Сказали, что они любят ее, но им нужно время. Вручили денег, сказали, что учеба не главное и что она должна приехать на каникулы, но… — Эй-эй-эй! Блум, Блум! Чертов контроль! Манекены сожгло до серой пыли, помост обгорел, и этот запах… даже ее одежду чуть подпалило. Она оборачивается от прикосновения и Скай отдергивает руку, удивленно дуя на собственные пальцы. — Прости. — Тихо говорит она, воздух дрожит от поднявшейся вокруг температуры. — Ну-ка, идем. — Командует Скай, натягивая рукав тренировочной кофты на ладонь и беря ее за руку. — Все хорошо. — Пытается уверить она его. — Я просто тренировалась. — Ты приехала через день, когда разрешение было на неделю. — Говорит он. — И да, Стелла тебя сдала. Так что иди и не спорь. Блум, потратившая на бесполезный протест последние силы, послушно кивает, позволяя себя приобнять, и идет за другом куда-то по бессчетным дорожкам школьного парка. Дом, куда приводит ее Скай небольшой, кирпичной кладки. Одноэтажный, на несколько комнат. Небольшая кухня, гостиная с камином, кабинет и спальня. И большая, окнами на затянутый тиной пруд, веранда. Скай гремит тарелками и дверью холодильника, пока она зажигает пламя в камине, даже это простое действие вызывает усталость, но ровное тепло от огня успокаивает. Они и вправду неплохо проводят время. Приставка, зефир и разговоры — это то, что ей сейчас было нужно. Вспомнить, что мир не рухнул. Что все живы, что земля еще вертится вокруг Солнца, а все остальное поправимо. А если и нет… она справится. После ужина ей постелили на веранде, превратив лежбище из подушек в полноценную кровать, выдали толстое пушистое одеяло, в которое она благодарно и тепло завернулась с головой, вымотанная непростым днем до предела. Там, за стеклянной дверью и тканевой завесью, Скай и директор Сол еще о чем-то говорили. Скай, притянутый за пояс поближе к креслу, гладил по плечам уткнувшегося лбом ему в живот директора, Блум смотрела на них из-под ресниц, улыбалась в полудреме. Силуэты их едва двигались в полуобьятии в свете тлеющего камина, а Блум засыпала и думала… О том, что этот год многое ей дал. Конечно, она не нашла биологических родителей и не поверила в то, что она избранная, не знала до сих пор, какого она рода, но огонь в ее крови теперь горел ровным надёжным пламенем. У нее были настоящие друзья и любимое дело. Дом, куда она могла бы прийти, если лето на побережье не задастся. Она могла быть счастлива, здесь, в мире, который еще недавно был ей чужим, но принял, как родную дочь. Да. Четыре года спустя: — Отпуск, сэр? — Блум заглядывает в кабинет спустя пару секунд после символического стука. С прищуром оглядывает непривычный бардак из документов на директорском столе и задорно фыркает. В руках у нее два стаканчика с крепким кофе. — Можно? — Можно. — Сильва освобождает ей край стола, сдвигая одну из стопок бумаги. Блум тут же устраивается туда на посидеть, ставит перед ним желанный стаканчик. — И это не отпуск, а отстранение. Я больше не ваш директор. — Пф! — Глушит явно что-то нецензурное в стакане Блум. И столько было в этом звуке недоверия к его отставке, что Сильва не мог не поинтересоваться. — Чего фырчишь? Все официально, полномочия переданы. Подписи все на месте, к вечеру меня уже здесь не будет. — Если этот индюк с петушиным хаером на голове продержится больше полугода и не взвоет о пощаде, я сожру собственные крылья. А они у меня, на минуточку, драконьи. Блум явно не высокого мнения о будущем директоре Специалистов. — Мне лестно, что ты так веришь в мой профессионализм… — Вы — лучший! — И взгляд у девчонки честный-честный. — Правда. Без вас и Ская, без верных вам людей, корпус развалится через полгода, в буквальном смысле. С детьми же работать надо уметь… так что ждите, вас с собаками искать будут. — Я ведь не собираюсь прятаться. — Как-то беспомощно-шокировано качает головой Сильва. — Все контакты есть. — А вот этого не надо. Заявление есть? Есть. Прошение об академе заверенное у директрисы Даулинг у Ская есть? Есть. Он, между прочим, сидит на чемоданах. Стелла обещала портал. Правда только до Нью-Йорка. Дальше своим ходом. — И куда? — Как-то беспомощно спрашивает Сильва. Блум вместо ответа вручает ему ключи. Золотистый металл блестит в лучах утреннего солнца. — Дом. На побережье. Две комнаты, кухня и веранда с лежбищем из подушек. Арендован на три месяца с возможностью продления, хотела для себя, но родители тащат в тур по Европе. — Поясняет она, а потом спрашивает, видя его колебания. — Пари? Сильва только смеется, прижимая руку к лицу. Несносная девчонка. Все уже продумала. И ведь отказаться невозможно. Все-таки первый нормальный отпуск за двадцать с лишним лет. Сильва поднимается из-за стола, протягивая руки. Блум обнимает его коротко и вопросительно глядит, синий взгляд блестит задорно и подначивающее, и Сильва кивает. — Пари.