***
Когда Се Лянь разлепил веки, его взору предстал знакомый вид: красные шелка, обернутые вокруг его тела, и картинка из сна отступила. Он бы подумал, что это утро не отличается ничем от любого другого, если бы не череда жгучих ран на его торсе и не его муж, сидящий на коленях у кровати. Рука Се Ляня была зажата в его сильной хватке, большой палец беспокойно выводил круги по ладони, единственный глаз испуган и прикован к Се Ляню. Как только он заметил, что он очнулся, он привстал, нагнулся к Се Ляню и убрал прядь с его лица. — Гэгэ… — голос сочился тревогой, что помешало ему сказать всё остальное, что хотелось. Со скоростью водопада воспоминания последней битвы вернулись к нему, и он приподнялся, чтобы сесть. — Я в порядке, Сань Лан, — он заверил. — Просто немного побаливает, всего-то. — Он немного сморщил брови, осознав странность своих слов. Раньше что-то такое незначительное едва отмечалось в его сознании короткой вспышкой — он был привычен к гораздо большей боли. Тот факт, что он так сильно чувствовал боль, действительно был свидетельством того, насколько комфортнее стала его жизнь. — Почему ты выглядишь таким обеспокоенным, Сань Лан? — спросил он с нервным смешком. — Из-за такого незначительного… я удивлен, что потерял сознание. Должно быть, я так переутомился от своих небесных хлопот… — Ты кричал, гэгэ. Он замолчал, когда на него снизошло понимание. — Когда призрак-олень проткнул тебя, ты продолжал повторять то же самое, как… как когда ты… — Мн, — Се Лянь не дал ему закончить, понимающе кивнув. В тот момент, когда рога пронзили его, его заволокло воспоминанием того дня, когда его поймал Безликий Бай, столетиями назад, так что прошлое и нынешнее перемешались. — По крайней мере, я этого не помню. Я в порядке, Сань Лан. Знаешь, такое случается временами. Как я и сказал, я переутомился. Хуа Чэн не выглядел убежденным, но пошел на компромисс, меняя тему. — Ты больше нигде не ранен? — Нет, не… думаю. — Он потянулся, проверяя, всё ли цело, и ничего не обнаружил, только суставы похрустывали из-за резких движений. Удостоверившись, что он в целости, он собирался подняться с кровати, но тут же был удержан руками Хуа Чэна за плечи. — Тебе надо отдохнуть. Даже если ничего не болит, всё равно ты пробыл без сознания. Если ты действительно был уставшим, тебе следует воспользоваться этой возможностью расслабиться. После минутной паузы он снова откинулся на подушки, мягкая улыбка расплылась по его губам. Раньше он бы настаивал на том, что с ним всё в порядке, что о его здоровье не стоит беспокоиться, но Хуа Чэн избавил его от этой привычки. Сокрытие боли только усиливало беспокойство его мужа, что есть еще травмы, о которых он умалчивает. Когда он был один, его собственное благополучие всегда отходило на второй план, но нынче это осталось в прошлом. Удовлетворенный этим, Хуа Чэн отодвинулся, заставляя себя встать, но остановился, когда Се Лянь спросил: — Что случилось с призраком после этого? Брови Хуа Чена нахмурились, явно выражая раздражение. — Он сбежал. Удрал куда-то, пока я пытался тебя успокоить. Он медленно кивнул, удивленный, как это Хуа Чэн сразу не поймал и не уничтожил призрака, который сделал с ним такое. Он, должно быть, действительно долго отсутствовал, что Хуа Чэну пришлось так долго игнорировать свой гнев. Подняв два пальца к виску, он открыл канал личной связи Линвэнь, чтобы сообщить о случившемся. Чтобы ему не мешать, Хуа Чэн решил откланяться. — Я принесу тебе что-нибудь поесть. Попытаешься не заснуть прежде, чем я вернусь? — Угу. — Он улыбнулся, но когда тот развернулся, что-то бросилось ему в глаза. Вернее, отсутствие кое-чего. — Сань Лан… — Хм? Подозвав его ближе, он протянул руку, пальцы коснулись гладких волос, пробежались по длине его косички, пока не наткнулись на… Ничто. Гладкие концы косички внезапно обрывались, рассыпаясь распущенными волнами. То, что скрепляло их на конце, пропало. Над собой он увидел, как Хуа Чэн застыл, его единственный глаз широко распахнулся. Слова застряли у него на губах, невысказанные, но красноречивее некуда. Красная бусина исчезла. Резкий щелкающий звук раздался в районе бедра Хуа Чэна, который Се Лянь сразу опознал как дрожание Эмина в ножнах. — Ты… должно быть, зацепился ею за что-то во время боя, — рассудил он. — Скорее всего, она всё еще там. Если мы вернемся, то сможем… Прежде чем он закончил предложение, бабочки уже кружились на том месте, где стоял Хуа Чэн. — …найти её… Сань Лан! Взволнованный, он встал так быстро, что у него закружилась голова, но проигнорировал это, ковыляя к двери, чтобы нарисовать систему перемещения так быстро, как позволяли его ненатренированные пальцы. Когда дверь открылась, она привела к переднему входу в фермерском доме, чей обитатель наблюдал за ним в немом шоке, пока он не скрылся меж деревьев. — Сань Лан! — окликнул он его пару минут спустя, облегчение захлестнуло его при виде мужа, который стоял на коленях, просеивая руками траву и листья в поиске пропажи. Призрака, с которым они сражались ранее, нигде не было видно, так что его опасения улеглись, что тот мог вернуться назад и столкнуться с Хуа Чэном до того, как Се Лянь смог подоспеть. — Любовь моя, что ты делаешь? Поднимайся. При звуке его голоса взгляд Хуа Чэна метнулся к нему, беспокойство перерастало в панику на его лице. — Почему ты здесь? Мы же договорились, что тебе нужно отдохнуть. — Он встал и взял Се Ляня за руку, уже намереваясь увести его в том направлении, откуда он пришел, но Се Лянь возразил. — Как я могу отдыхать, зная, что ты здесь рвешь на себе волосы? — сказал он, нахмурившись, и положил руку на щеку Хуа Чэна. — Я хочу помочь тебе, но поиски в таком духе лишь приведут тебя в отчаянье из-за того, сколько времени на это уйдет. — Он усмехнулся, хотя знал, что улыбка не достигла его глаз. — Почему великий Собиратель цветов под кровавым дождем действует как простой смертный? Хуа Чэн чуть приоткрыл рот в растерянности, а затем сделал глубокий, дрожащий вдох, и признал: — Ты прав. Он повернулся туда, где только что стоял, взмахнул перед собой рукой, и появился рой бабочек, с них облетали серебряные чешуйки, когда они стремглав неслись вперед. После нескольких чжанов они снова рассеялись, их чешуйки, подобно росе, сверкали на земле ещё несколько секунд, а затем тоже исчезли. — …Не в этой области, — сказал он вслух, скорее, себе, чем Се Ляню, прежде чем подойти к черте, где испарились чешуйки, и повторить действие. Вздохнув с облегчением, Се Лянь отвернулся от него и приказал Жое искать, потом присел, чтобы искать в той же манере, за которую только что отчитывал Хуа Чэна. В отличие от Бедствий, боги войны не владели специальной магией поиска предметов, и… ну, он привык вести себя так низменно. Важнее было то, что его муж успокоился, хотя бы немного. Хотя бы сейчас.***
Её там не было. Они прочесали поляну, а потом еще несколько, искали между каждой травинкой и под каждым листом, перевернули камни и разбудили дремлющую дикую природу, но они не увидели ни единого следа красного. Хуа Чэн в своем отчаянии начал заново проноситься по областям, которые он уже прошерстил, раздавливая несчастных бабочек каблуком, когда те снова вернулись ни с чем. Как только Се Лянь это заметил, он вмиг оказался рядом, говоря ему успокаивающие слова, одновременно пытаясь утешить подрагивающих призрачных насекомых. Его голова гудела от боли ещё с тех пор, как они ушли, а сейчас она только усилилась от повторных вставаний и приседаний, но его собственное самочувствие не было его главной заботой. — Мы её найдем; не могла же она исчезнуть в никуда, — сказал он. — Может быть, олень прихватил её с собой, так что нам просто нужно выяснить, куда он делся. Мы всё равно собирались пойти за ним снова, так ведь? Либо так, либо… — Его взгляд переместился в сторону, где текла река, её воды в этой области были глубокими и бурлящими, судя по тому, как она неслась. Если бусина упала в этот поток, то к этому времени… — Начнем обыскивать воду. — А? Не говоря ни слова, Хуа Чэн сжал руку Се Ляня и пошел дальше. На мгновение его охватил страх, прежде чем он понял, что его вели не к бурлящим порогам, а к той же самой ферме, которой он воспользовался ранее. Когда они пришли, фермер, который сидел на скамье перед домом и курил трубку в потрясении, вскочил на ноги и посмотрел на них так, будто увидел призрака. Что, в общем-то, так и было. Хуа Чэн смерил его саркастичным взглядом. — Звиняйте, мы позаимствуем вашу дверь на время. К его раздражению, фермер начал представление, преградив ему путь и подняв руку, чтобы остановить их. — Не так быстро. Извините, но я не слишком хорошо отношусь к странным юношам, которые изволили кружить по чужому имуществу. Ты, — он указал на Се Ляня, — что ты делал ранее в моем доме? Как ты попал внутрь без моего ведома? — Господин, — сказал Хуа Чэн, глядя на кисть руки, как будто он хотел оторвать её от запястья, — как бы я ни хотел остаться и поболтать, нам обоим было бы намного легче, если бы вы позволили нам пройти. Если бы не столь неотложные обстоятельства, Се Лянь почти рассмеялся бы. В прошлом сама мысль о том, что Собиратель цветов просит разрешения, пусть даже столь кратко, а не сразу обращается к силе, была неслыханной, но теперь у этого устрашающего Князя Демонов есть муж, который, как он знал, был бы расстроен подобным поведением. Вопреки такому хорошему поведению, Се Лянь тем не менее решил, что он лучше подходит для умиротворения их новообретенного врага. Потянув мужа за тунику, он встал перед фермером. — Господин, я действительно должен извиниться за свое прежнее поведение. Видите ли, мы двое — странствующие культиваторы, и жители западного городка попросили нас изгнать духа, терроризирующего их. Ранее мне показалось, что он зашел в ваше жилище, поэтому я был вынужден войти как можно тише, опасаясь, что он увидит меня и сбежит. Однако, не найдя его, я вернулся в город, дабы попросить помощи у своего напарника. — Он поднял руку, показывая на Хуа Чэна, как будто представляя его в качестве приза. — Прошу прощения за свой довольно грубый уход ранее, боюсь, я немного торопился. Мужчина скептически их оглядел, останавливаясь на Хуа Чэне. — Никогда не видел культиватора, которой выглядел бы вот так. Кроме того, я все равно не верю во всю эту духовную чушь. Вы и эти ваши «изгнания», «призраки» — во всю эту неразбериху никто не верит еще со времен моего дедушки. Как я должен поверить, что это не обычное надувательство? Сперва просите денег для помощи этим предполагаемым горожанам, потом врываетесь в мой дом, чтобы обворовать меня, когда я отвернусь. — Уверяю вас, мы не… — Это достаточное доказательство для тебя? — Се Лянь обернулся и увидел у себя за спиной не своего мужа, а точную копию фермера. Сам фермер ахнул, и трубка выпала из его рта, со стуком упав на каменную дорожку. — Приму это за «да». Теперь позвольте откланяться. Копия преобразилась обратно в Хуа Чэна, когда он прошел мимо мужчины и сел на колени и начал быстро вычерчивать печать перемещения. — Колдовство! — закричал фермер, отшатываясь назад. — Ересь! — Подбирай, пожалуйста, слова для своей болтовни. Человек, стоящий перед тобой, в прямом смысле бог. Мужчина обернулся и уставился на Се Ляня, который застенчиво ему помахал. — Ваше Высочество, готово, — позвал Хуа Чэн. — Простите за причиненные неудобства! — сказал Се Лянь фермеру, который выглядел на грани обморока, и подошел к партнеру. Когда дверь распахнулась, их встретили темные каменные стены, пропахшие неприятным запахом рыбы.***
— Какого черта вы здесь делаете? — взгляд Хэ Сюаня был холодным и недовольным. Он был абсолютно не готов к визиту гостей: распущенные волосы сбились в колтуны и свободно свисали неопрятными космами; на нем было простое черное нижнее одеяние, а поверх — накинуто верхнее одеяние с волнистым рисунком, оно висело нараспашку, создавая тем самым презентабельный вид. Се Лянь подумал бы, что он только выполз из постели, если бы не то обстоятельство, что сейчас был полдень и то, что призраки по сути не спят. Хуа Чэн не тратил времени на ненужные любезности: — Мне нужно, чтобы ты нашел кое-что для меня. — Тот вопросительно поднял брови. — Красную бусину, которая была у меня в волосах — уверен, ты помнишь. Взгляд Хэ Сюаня понимающе метнулся к Се Ляню на секунду, и тот задумался, какого рода разговоры эти два Бедствия вели о нем. — Удивлен, что ты потерял её. — Я не потерял, — процедил он сквозь зубы. — Её отняли у меня. — Хм. — Мы пытаемся найти её и подозреваем, что она может быть где-то в области реки Цяньтан. Хэ Сюань раздраженно поднялся со стула; Се Лянь, у которого раскалывалась голова из-за напряженных поисков, уже хотел было сесть на освободившееся место, когда заметил, что оно было довольно влажным. Действительно, всё в этом месте казалось неприятно сырым. У него проскользнула мысль, как кто-то может жить в таком месте, хотя, должно быть, он пережил и худшие условия*. Не то чтобы добровольно, но суть прежняя. Не подозревая о размышлениях Се Ляня, Хэ Сюань подошел к столу, на котором стояла небольшая коробка, и, открыв ее, вытащил сушеную рыбу, которая казалась слишком большой, чтобы там помещаться, закусил её между зубами и стал задумчиво жевать. — Ты же в курсе, что эта река напрямую связана с океаном? Хуа Чэн сжал кулаки. — В курсе. — Тогда ты точно должен понимать, что отыскать её нереально даже для меня. Вода, может, и моя территория, но я не всесилен, чтобы знать о существовании каждой песчинки. Сколько заняло у тебя отыскать своего «возлюбленного», — он указал на Се Ляня, голос сочился порицанием из-за длительности срока, — и тем не менее, ты думаешь, что я смогу найти нечто настолько крошечное за сколько? За день, прежде чем ты начнешь грызть меня за то, что я недостаточно быстро работаю? Скрипнув зубами, Хуа Чэн стал надвигаться на него, пока не приблизился вплотную; тот не отступил. — Ты хочешь, чтобы я свернул тебе шею прямо здесь и сейчас? Или, быть может, мне стоит избавиться от кое-чего, что тебе дорого? Скажи-ка, как поживает наш дорогой Повелитель Ветра? — Ты не посмеешь, — возразил Хэ Сюань, но скорость, с которой он это опроверг, выдала его чувства с головой. — Он друг твоего мужа. Ты не поступишь так с ним. — Разве я сказал, что убью его? — вопросил он с широкой ухмылкой на губах. Он знал, что уже победил. — Нет, Черновод, я сказал «избавлюсь». Как ты и сказал, мир огромен. Если в нем потерять что-либо без следа, что ж… Не факт, что ты когда-нибудь вернешь его, особенно прежде, чем его жалкая жизнь смертного истечет, Мин-сюн. — Ладно! — Призрак сделал нерешительный шаг, отступая. — Я не могу сделать всё, что ты просишь, но я проверю реку. Этого тебе достаточно? — А океан? Хэ Сюань смерил его пристальным взглядом, уже деморализованный фактом своего поражения. — Спиши половину моего долга. Хуа Чэн поднял бровь. — Согласись списать половину моего долга. Я установлю систему наблюдения в океане, поспрашиваю вокруг и посмотрю, не видел ли кто чего-либо. — И ты думаешь, что это стоит половины твоего долга? Сдается мне, ты не в курсе, в какой мере ты задолжал мне. Я спишу одну десятую. — Треть. — Одну восьмую. — Четверть. — Идет. — И ты ничего не сделаешь Ши Цинсюаню. — До тех пор, пока ты соблюдаешь наше соглашение. Любую информацию, даже малейший намек, я хочу знать в тот момент, когда ты про нее узнаешь. Если времени пройдет на одну палочку благовоний дольше — я не обещаю, что сказанное мной останется в силе. Это понятно? — …Да. Хуа Чэн кивнул, развернулся на каблуках, взял Се Ляня под руку, и они ушли. — Сань Лан, — позвал Се Лянь, как только они оказались вне зоны слышимости, — ты ведь ничего бы не сделал Ши Цинсюаню на самом деле, не так ли? — Ничего такого, что бы ему не понравилось, конечно же. Я бы посоветовал ему переехать в живописный городок высоко в горах, где кипит ночная жизнь, как можно дальше от всех водоемов. Се Лянь с облегчением улыбнулся, с упреком стукнув своего мужа кулачком. — В таком случае, надеюсь, ты готов переселить всё население бездомных Королевской Столицы вместе с н…«ТРЕБУЕТСЯ СРОЧНАЯ ПОМОЩЬ ВСЕХ БОГОВ ВОЙНЫ ВЕРХНИХ И СРЕДНИХ НЕБЕС. ПОЖАЛУЙСТА, СВЯЖИТЕСЬ С ЛИН ВЭНЬ ЧЖЭНЬ ЦЗЮНЬ. ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА. Я ПОВТОРЯЮ…»
— Ах! — Се Лянь рефлекторно зажал уши, быстро отделяясь от общей сети духовного общения. — Гэгэ, что такое? — Пока не знаю, одно из тех автоматических оповещений о тревоге, которые Линвэнь установила недавно. Просто подожди мин… «Линвэнь, что за тревога?» — спросил он, подключившись к её личной сети. Ответ Линвэнь последовал еще быстрее, чем он завершил вопрос, она выпалила чередой слов ввиду переутомления и стресса: «Генералу Сюаньчжэню было поручено разобраться с призраком-оленем после того, как Вы сообщили о вашей неудаче в его поимке, но он решил переложить «такое незначительное беспокойство» на одного из своих подчиненных из Средних Небес, не сообщив мне. Эта посланница Средних Небес была назначена совсем недавно и как-то упустила учение протокола о том, что делать с захваченными призраками, поэтому вместо этого она принесла его в Небесную Столицу, чтобы передать его непосредственно генералу Сюаньчжэню, однако генерал Наньян прослышал об этом до того, как призрака должным образом заключили, и эти два идиота как всегда подрались и… Ух, Ваше Высочество, пожалуйста, просто прибудьте сюда и помогите снова поймать эту чертову штуку, пока вся эта история не усилила мою головную боль еще больше, чем есть сейчас». Выпустив многострадальный вздох, Се Лянь кратко объяснил ситуацию Хуа Чэну и увидел, как у того в глазах вспыхнул огонек. — Сань Лан? — Я иду с тобой.***
За эти последние столетия Небеса были заселены определенно бóльшим количеством призраков, чем кто-либо мог предполагать, но устрашающий Собиратель цветов под кровавым дождем, по крайней мере, был тем, к чьему появлению обитатели столицы были готовы. Не обязательно готовы принимать, так как его визиты, скорее случайно, но совпадали с учениями по технике безопасности, в ходе которых каждый бог надежно укрывался в своем дворце. Но они хотя бы узнали, что он не наметит их в качестве жертвы, пока они не пересеклись с ним взглядами, и до тех пор, пока они потакают бессмертному, ранее известному как Мусорный бог, всякий раз, когда тот делится устаревшей поэзией и сомнительными отравляющими рецептами по духовной сети. На этот раз, пока Хуа Чэн прохаживался Столицей с напускной бравадой, которую рушил лишь непривычно быстрый темп его шагов, по этой самой духовной сети поползли шепотки, вопрошающие, а не было ли «беспокойство», повлекшее за собой официальную тревогу (которую разослали впервые после восстановления Столицы), делом рук этого самого Бедствия. Однако присутствие бессмертного подле него в какой-то мере развеяло их подозрения. По правде говоря, из этой парочки Се Лянь казался им более устрашающим, так как умудрялся каким-то образом удерживать на поводке своего мужа-бешенного пса. «Генерал Наньян обнаружил призрака-оленя в саду дворца генерала Пэя. Прошу отправиться туда незамедлительно, пока он снова не налажал», — оповестила его Линвэнь. Се Лянь пробормотал подтверждение, и двое изменили направление и помчались ко дворцу Пэй Мина, прибыв как раз вовремя: призрак проворно запрыгнул на высокую стену, но запнулся, завидев, что двое окружили его. Се Лянь поднял руку, собираясь выбросить Жое вперед, чтобы связать его, но вспышка красного пронеслась мимо него. Эмин холодно блеснул в золотом свете, когда Хуа Чэн сам запрыгнул на стену, но чуточку промахнулся по голове оленя, так как тот вовремя спрыгнул на противоположную сторону и скрылся за углом. Се Лянь погнался за ним, но вскоре замедлил бег, когда стало ясно, что оленя уже след простыл. — Какого хрена ты творишь, Собиратель цветов?! — раздался голос Фэн Синя со стороны сада Пэй Мина, и он появился рядом с Хуа Чэном на стене. — Он был бы у меня в руках, если б не ты! Хоть раздражение и придало ему смелости, он всё же ненамеренно отступил, когда Хуа Чэн смерил его взглядом. — Что-то не было похоже, что он «был у тебя в руках». У меня личное дело к этому призраку. Я сам с ним разберусь. Так что иди докучай кому-то другому. — Ты!.. «Он забежал на территорию дворца Цюань Ичжэня, — раздался голос Му Цина. — Преследую его сей… ЧЕРТ!» Не уведомив своего ощетинившегося призрака, Се Лянь прижал пальцы к виску и поспешил в указанном направлении. «Что стряслось?» «Чёртов… Этот тупица Ичжэнь попытался наброситься на призрака, но был отброшен прямо на меня. Думаю, он всё еще где-то здесь, но исчез из моего поля зрения». «Хорошо, я…» «Гэгэ, — прервал его голос Хуа Чэна в голове. — Внутренний двор дворца Циина». Се Лянь задался вопросом: как он попал туда так быстро? Но решил отмахнуться от него, как от несущественного. Он ускорил шаги, но тут же замер, когда вошел во дворец: Хуа Чэн, тяжело дыша, с широко открытыми глазами, прибил оленя к земле Эмином, который был прочно воткнут тому в ключицу. Наступила минута тишины, единственным движением было оседание пыли и тяжелое дыхание, пока Хуа Чэн не нарушил ее. Не вынимая саблю, он потянул призрака за шиворот, не обращая внимания на его болезненные крики, а другой рукой стал обыскивать его карманы, потом всю его одежду, затем, ничего не найдя, рука сжала челюсти призрака, заставляя их разжаться, словно пытаясь обыскать даже его рот. — Где она? — спросил он. Его голос едва ли походил на шипение, но, казалось, он наполнил весь двор такой яростью, что даже насекомое не осмелилось бы дышать. Призрак-олень лишь посмотрел на него в растерянности. — Я задал вопрос! Отвечай! — Я не понимаю, о чем ты говоришь! — наконец проскрипел он, насколько мог с разомкнутой до сих пор челюстью. — Красная коралловая бусина! Которую я потерял! Которую ты украл! — На последнем слове Хуа Чэн швырнул призрака на землю с такой силой, что от удара раскололась каменная ступенька. Он закричал от боли, прикрыв голову руками, пытаясь отползти, но Хуа Чэн придавил его сапогом. Звон серебряных цепочек напомнил Се Ляню о том времени на горе, когда его вела фигура в красном, как тот же самый сапог опустился, чтобы раздавить череп, как будто это был не более чем листок на их пути. Этой небрежной манеры поведения, с которой он так легко рассеял тогда магическое поле, сейчас здесь не было; сейчас его муж был в ярости, с безумным взглядом, со стиснутыми челюстями до скрипа зубов. — Я не знаю, не знаю! — ХВАТИТ ВРАТЬ! — Сань Лан!.. Бросившись к нему, Се Лянь потянул его за руку, однако Хуа Чэн был настолько погружен в свой искренний гнев, что в удивлении отпрянул в сторону. — Зачем ты меня останавливаешь?! У Се Ляня перехватило дыхание. — Я… — На лице Хуа Чэна всё еще было выражение ненависти, нацеленное на призрака, и оно так отличалось от мягкого, любящего, которое он привык видеть. Так отличалось от любого взгляда, которым Хуа Чэн когда-либо смотрел на него. Шокированный этим, он едва ли не отступил от человека, которому доверял больше всего в жизни. Вместо этого, он взял себя в руки и строго ответил: — Он не знает, Сань Лан. Он не брал её. — Тогда кто брал?! — он снова прокричал, но голос звенел отчаяньем. Осознанием ответа, который он не хотел услышать. Се Лянь слышал, как где-то позади него к ним подбегает Му Цин и говорит что-то, чему он не придал внимания. — Никто не брал! — Се Лянь повысил голос, движимый отчаянием. — Ты потерял её! Она пропала и всё, Сань Лан! — НЕ ВРИ МНЕ! — когда он крикнул, Хуа Чэн выкинул руку в сторону, чтобы стряхнуть его. Такой жест, сделанный кем-либо другим, едва бы побеспокоил его, едва бы сдвинул его. Но это был призрак ранга Непревзойденный, более могущественный, чем боги. И это был человек, который, как он уверился, никогда бы не сделал ничего — ни-че-го, — что причинило бы ему вред. Поэтому он не поставил защиты. Он даже не думал, что она понадобится. Силы, с которой Хуа Чэн выбросил руку, хватило, чтобы сбить Се Ляня с ног. Когда их взгляды встретились, воздух между ними кристаллизировался, и каждый осколок вонзался в них, словно кинжалы. — Гэгэ… Се Лянь опустил голову, его спутанные волосы упали завесой, закрыв тем самым от Хуа Чэна его лицо. — …Довольно. — Гэгэ?.. — Я сказал довольно! — Се Лянь вскочил на ноги и налетел на мужа: — Мы занимаемся этим весь день! Я знаю, что бусина важна для тебя, Сань Лан, но разве ты не слишком далеко заходишь? — Как раз таки ты НЕ знаешь! Тут нет никаких «слишком далеко»! — Сань Лан!.. — Ты не представляешь, каково мне было всё то время без тебя! Ты понятия не имеешь, как долго я пробыл без НИЧЕГО! — НЕ РАССКАЗЫВАЙ МНЕ ПРО «НИЧЕГО»! Хуа Чэн отпрянул, запоздало понимая, что ошибся в словах. — Гэгэ… — Весь день я бегаю с тобой, Сань Лан! Весь день, в то время как я ранен! Когда я должен оправляться, о чем и тебе следовало бы побеспокоиться! Всё из-за этой бусины, которая олицетворяет меня! — его голос надломился, гнев утих под весом всех событий за день, навалившихся на его плечи. — Разве меня тебе недостаточно, Сань Лан?! Похоже, наконец, в поведении Хуа Чэна произошла перемена. Что-то изменилось. Что-то надломилось. — Сань Лан… — Се Лянь протянул руку, чтобы коснуться его, но вместо этого его пальцы встретили нежную, но эфемерную ласку бабочек. В первый раз, когда загадочный жених разлетелся серебряными бабочками, он ощутил удивление. В другой раз, когда его возлюбленный растворился у него на глазах, он испытал ужасающее отчаяние. В этот раз он ощущал злость и боль, но их притупляли беспокойство и чувство вины. Не прошло и минуты, как он развернулся на каблуках и направился к Небесным Вратам Вознесения, но он сделал всего полдюжины шагов, как чья-то рука опустилась ему на плечо. — Почему ты идешь за ним? — спросил Му Цин холодным тоном, но на его ученом лице проявилось беспокойство. Мимо них пробежал Фэн Синь, чтобы связать призрака-оленя, пока тот опять не сбежал, но его взгляд продолжал метаться в их сторону. Му Цин продолжил: — Это выглядело только что как ссора между вами. Почему ты должен сразу же идти извиняться? Пусть побесится! — Я иду не извиняться; я иду поговорить с ним. — Стряхнув руку, всё еще удерживающую его, Се Лянь перевел взгляд на двух своих давних друзей. — Эта проблема касается нас обоих. Я не собираюсь оставлять его одного, чтобы возникли новые тревоги, что приведет только к ненужным волнениям. Не тогда, когда и так многое тяготит его мысли. Я не собираюсь оставлять того, кого я люблю, наедине с его болью, — решительно заявил он, не упустив из виду скрытого дискомфорта, заставившего Му Цина и Фэн Синя отвести взгляды. — Не тогда, когда можно этого избежать. Больше никто не пытался остановить его, пока он шел к краю Небес. Некоторые кивали ему из вежливости, некоторые демонстративно игнорировали, другие же нервно поглядывали на него со страхом и трепетом одновременно. Он миновал Врата Вознесения — облака кружились и вихрились в золотом свете, им не было конца и края, ввиду магии поля перемещения, которое они маскировали. Произнеся шепотом место, куда он хотел попасть, он шагнул вперед, позволяя себе упасть. Хоть он этого и ожидал, в его уме всё равно проскочило удивление, когда ничьи руки его не поймали, а его пятки коснулись земли сами. В отличие от мягкого света Небесных Чертогов, Призрачный город пестрил красными и синими огнями бумажных фонарей и призрачных огней, которые бесцельно пролетали сквозь них — несомненно зловещее зрелище для любого смертного, но не для Се Ляня. Сейчас эта атмосфера казалась ему более приветливой, чем та, в Небесных Чертогах. Лишь вежливо кивая призракам, которые окликали его в приветствии, Се Лянь шел проторенной дорогой к Дому Блаженства. Ему открыла дверь служанка, одетая в пурпурное ципао и в маске демона, он решил не тратить времени, расспрашивая её насчёт местонахождения Хуа Чэна. Однако спустя короткую паузу, она приложила два пальца к виску: «Градоначальник пока не возвращался домой, насколько нам известно», — сказала она, поклонившись, извиняющимся тоном, её голос скрипел из-за сломанной трахеи, что и убило её — остаточный красный отпечаток руки виднелся из-под её воротника. Поклонившись ей в ответ, он всё равно прошел внутрь, заглянул в блистающую оружейную, перевернул красные ткани в их спальне вверх дном, дабы увериться, что его муж не проскользнул сюда, незамеченный, и не сидит где-то, задумавшись. Уходя, он заскочил в храм Тысячи фонарей, потом в храм Водных Каштанов, но в обоих был одинаковый результат: в этих успокаивающе знакомых местах не было того, кого он искал. Он вскользь подумал о том, чтобы бросить игральные кости, но сдержался, ибо такой способ противоречил тому, что он хотел сделать сам. Он позволил себе принять сидячее положение** перед алтарем святилища, подпер подбородок руками и уставился на знакомый портрет самого себя, который тут висел; в уме он перебирал идеи, куда мог пойти Хуа Чэн. Возможно, он вернулся в логово Хэ Сюаня, настроенный попросить того о содействии… более пылко. Или, возможно, он вернулся на поляну, чтобы снова обыскать покрытую листьями землю, где они уже перевернули каждый камень и травинку. Но нет, когда он уходил, в его поведении уже не было того отчаянья, которое сквозило во время их поисков. Отчаяние всё еще прослеживалось, да, однако оно стало затаённым после той волны вербальной досады Се Ляня, которой он окатил Хуа Чэна. Нет, зная своего мужа, тот не стал бы до сих пор искать. Он был бы где-то раздумывая, ожидая. Всегда ожидая. Осознание поразило Се Ляня как молния. Он поднялся, быстро развернулся и направился к двери, наложив на себя заклинание, дабы уберечься от холодного воздуха, с которым вот-вот столкнется.***
Пещеру Десяти тысяч богов было не так легко обыскать, как другие места, которые он проверил. В темноте, освещаемой лишь огнем, который он возжег у себя на ладони, он бродил по узким туннелям; они переходили в пещеры, в каждой стояло столько же много статуй, как и в предыдущей. У них всех было его лицо, они улыбались и смотрели на него — тысяча зеркал его прошлого. Тени, скользившие по стенам, пока он шел, навалились на него, как призраки, но он давно научился больше не бояться мертвых и воспоминаний, которые они с собой несли. Не нужно было бояться того, что уже ушло; вместо этого он хотел объять то, чем он был благословлен, и суметь это удержать. Его нога запнулась, когда он откинул толстую шелковую завесу и вошел в широкую пещеру, которую никогда раньше не видел. Улыбки вокруг него внезапно сменились обвиняющими взглядами и оскаленными зубами. Этим статуям не хватало совершенства, по сравнению с другими; линии резца, которым им придавали форму, были видны, а некоторые из них были испещрены зазубринами в местах, где должна была быть гладкость, что исказило их в нечто, кажущееся совершенно неправильным. Он понял, что они были созданы не любовью. Не тем же образом. Изгибы и линии камня хранили отчаяние, отличное от тоски. Страх. Тревога. Отчаянье. Они были высечены кем-то напуганным, кем-то не в здравом уме. Он подошел ближе, чтобы более внимательно рассмотреть одну из них, и увидел давно выцветшее пятно крови возле обломка. Оно говорило о том, что рука мастера проехалась по шероховатой поверхности из-за неправильно направленного удара, тем самым разодрав ему костяшки пальцев, но художник, тем не менее, продолжил, словно не был задет, словно был одержим чем-то жестоким и отчаянным. Эта пещера служила обителью не тихой тоске, а прерывистым рыданиям из-за страха. Се Лянь знал, что Хуа Чэн на протяжении веков, что они были порознь, питал сомнения насчёт того, будут ли они когда-нибудь вместе. Когда они лежали, заключенные в объятия друг друга, сонные и пригретые, его муж шептал ему признания: он боялся, что Се Лянь возненавидит его, как только откроется правда. Что он будет презирать его за то, что он не остановил Се Ляня тогда в его попытке отомстить; что он будет бояться его из-за всего, что он натворил как Бедствие; что ему будет противно, что такой человек осмелился испытывать к нему такие чувства; всё дальше и дальше уходили его тревоги. Восемьсот лет — достаточно долгий срок, чтобы провести наедине со своими мыслями. Эта пещера была материальным воплощением этих страхов. Лица, которые смотрели на него с ненавистью и презрением, были теми, которые Хуа Чэн видел в своем разуме во время своего уединённого одиночества, и перенеся их на камень, он словно надеялся, что это сотрёт их из его судьбы. Когда он прошелся легким касанием пальцев по одному из пятен крови, его внимание привлек мерцающий свет, и мгновение спустя на ту же его руку опустилась бабочка, меньше, чем была обычно. Немного отдохнув, она снова взлетела и немного качнулась вправо, как бы побуждая его последовать за ней. Взгляд Се Ляня смягчился и он пошел следом, крошечное создание время от времени останавливалось перед ним, дабы убедиться, что он не потерял его из виду, поскольку оно привело его к туннелю, отходящему в сторону и настолько узкому, что он, вероятно, пропустил бы его, если бы не его проводник. Когда он протиснулся, то, что он узрел, заставило его замереть. Это была статуя Наследного принца под маской Бога, примерно в три раза больше настоящего Се Ляня, её каменные волосы и одежда развевались вокруг нее, пока она балансировала на одной ноге, приземлившись после прыжка. Выражение его лица было ласковым, высеченным так, как будто он смотрел на нечто более драгоценное, чем его собственная жизнь; его лицо было наклонено, так что этот взгляд был направлен на его руки, сложенные в такую позу, как если бы он держал ребенка. В этих объятьях устроился Хуа Чэн, одна его нога свободно свисала с края, а сам он смотрел вверх на это лицо, освещенное лениво порхающими вокруг него бабочками. — Сань Лан… — выдохнул он, шагая вперед, но другой голос заполнил безмолвную тьму: — Были времена, когда я думал, что ты мне приснился. — Нога Се Ляня замерла, Хуа Чэн повернул голову, на его губах тянулась легкая улыбка, за которой скрывалось нечто отнюдь не счастливое, из-под нахмуренных бровей на него взирал блестящий от влаги глаз. — В моей жизни, когда я был ещё жив, было мало счастья: лишь монотонное повторение боли и насмешек в детстве, потом ужасы поветрия и войны. Эти воспоминания до сих пор накрепко сидят в моей голове — всегда сидели, сколько бы веков ни прошло. Воспоминания же о тебе, напротив, казались чем-то из сна. Как мог такой удивительный человек — царственная особа, которой суждено было стать богом, — повстречать меня? Как мог он смотреть на меня с выражением, настолько отличающимся от обыденных презрения и жалости, которые я получал ото всех остальных? Иногда я задавался вопросом, а случалось ли это вообще когда-нибудь? Может, я умер задолго до войны, до чумы, до того, как ты вознесся. Может, я погиб в тот день, когда свалился со стены, а все остальное было предсмертным сном. Может, моя душа, когда я был не более чем призрачным огнем, который не мог даже коснуться тебя, просто была свидетелем этих событий и добавила в них моё присутствие, чтобы дать мне причину двигаться дальше. Я думал, может поэтому я не мог к тебе прикоснуться. Может, никогда и не мог. А потом прошли годы после твоего второго низвержения. Я не мог тебя найти. В конечном счёте, я не смог найти никого, кто бы даже о тебе знал. Я чувствовал, будто схожу с ума. Может быть, это не были мои воспоминания со времен жизни, а были воспоминания о тебе, которые мне просто приснились. Может, тебя вообще никогда не существовало. А если так, то зачем я всё еще существую? За всё это время единственной вещью, убеждающей меня, что всё это действительно было взаправду, была бусина, которую я получил от тебя. Это было единственным физическим доказательством, что всё это случилось на самом деле. Если бы не она… не знаю, продержался бы я так долго, чтобы вновь увидеть тебя. Се Лянь открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл его, губы сжались в твердую линию, и он пошел вперед, пока не оказался почти под руками статуи, и протянул свои руки кверху, глядя в глаза Хуа Чэну, приглашая, предлагая, ожидая. Всего мгновение Хуа Чэн смотрел на него в замешательстве, но затем понимание вырвалось из него смешком, и он спрыгнул — принимая, желая, нуждаясь. Как и в тот роковой день восемьсот лет назад, Се Лянь поймал Хуа Чэна в свои объятия. Их размеры сильно поменялись с того раза, но это было несущественно. Се Лянь никогда бы не уронил его. Он больше никогда его не отпустит. — Я сожалею о том, что сказал ранее, — он тихо молвил, зарываясь лицом в волосы мужа. — Я не знал. Руки Хуа Чэна сильнее сжались вокруг него, его дыхание задрожало. — Я не говорил тебе. Не хотел, чтобы ты знал. В любом случае, это было неправильно с моей стороны. Я знал, что ты ранен. И должен был беспокоиться о тебе. Отстранившись, Се Лянь нежно провел ладонью по щеке Хуа Чэна, вдоль линии его глазной повязки. — Это не было неправильно, Сань Лан. Нет ничего плохого в том, что ты дорожишь тем, что для тебя важно. Я не должен был срываться на тебя. Мне стоило помочь тебе успокоиться, чтобы мы могли обсудить это без ненужной боли, которая к этому привела. Я понимаю, насколько важно иметь физическое напоминание о своих воспоминаниях, — сказал он, потянувшись назад, и похлопал рукой по соломенной шляпе, висевшей у него на спине. — Я был… уставшим и напряженным. У меня не было времени, чтобы обдумать, почему ты так отчаянно действовал. Я знал, что бусина важна для тебя, но не подумал о том, как много она значит. Отодвинувшись, Хуа Чэн уткнулся лицом в плечо Се Ляня, и тот почувствовал, как его одежда промокает от холодных слез. — Иногда я все ещё сомневаюсь. — Что ты имеешь в виду? — Когда не получается быть с тобой в течение нескольких дней, когда у тебя есть Небесные обязанности, которые нужно выполнить, или что-то в этом роде, иногда я просыпаюсь ночью и думаю: может, всё это произошло у меня в голове? Возможно, я действительно потерял себя в какой-то момент, например, когда сражался здесь, на горе Тунлу, или после этого, и всё это — сон, который мне снится. Что ты никогда не вернешься, и тогда я пойму, что тебя здесь никогда и не было. На мгновение Се Лянь был поражен осознанием того, что он испытывал подобное беспокойство всего однажды: в тот раз, когда они были вместе на горе Тунлу, после битвы с Цзюнь У, когда Хуа Чэн растворился в его руках. Тот ужасный, опустошающий момент, когда он думал, что утратил его навсегда. И что послужило ему утешением? Что заставило поверить, что Хуа Чэн вернется в один прекрасный день, если он будет ожидать его столько, сколько понадобится? Се Лянь никогда не сомневался, что Хуа Чэн реален. У него не было причины для этого. С тех пор, как они впервые расстались после воссоединения, с того дня, когда он проснулся и обнаружил, что он ушел после их возвращения из Бань Юэ, у него всегда оставались сувениры от него. Сперва кольцо, потом красная нить. Внезапно его осенило, что, возможно, именно поэтому Хуа Чэн так поторопился оставить его с кольцом. Возможно, отчасти это было желанием, чтобы они оба имели части этого украшения, что напоминало бы им о втором обладателе. Обнимая одной рукой Хуа Чэна, он потянулся назад и развязал узелок ленты, скреплявшей его пучок, чувствуя, как волосы рассыпались по плечам. Всё-таки отпустив мужа, он отпрянул назад, чтобы ухватить пальцами прядь волос Хуа Чэна, и начал плести новую косичку на месте прежней, вплетая в неё белую ленту. Хуа Чэн сдвинулся, чтобы молча наблюдать, пока ловкие пальцы не добрались до конца, завязывая косу остатком ленты. — Чтобы у тебя всегда оставалась частица меня, — объяснил он. — Это не то же самое, что бусинка, я знаю, но надеюсь, что этого будет достаточно. — Более чем достаточно, — ответил Хуа Чэн, взяв руку Се Ляня и поднеся её к губам в попытке учтивого жеста, но его выдавал напряженный голос. — Того, что ты со мной, уже достаточно. — Мн. — Глаза Се Ляня наполнились слезами, которые так и норовили пролиться, поэтому он снова крепко обнял своего Хуа Чэна. — Пойдем домой, — сказал он, хотя его хватка не ослабла. — Это был долгий день. — Пойдем. Наконец, они разомкнули объятия, переплели пальцы и начали выходить из пещеры, но едва они сделали шаг, как раздался звук падения чего-то о камень. Удивленный и сбитый с толку, Се Лянь взглянул под ноги, и его глаза наткнулись на красное. — Ах!.. По полу прокатилась и остановилась у их ног коралловая бусинка. — Откуда… — Сань Лан, могло ли быть, что она застряла в одеждах одного из нас и всё время была там? — Я не з… я… а-ха-ха! — смешок облегчения вырвался из груди Хуа Чэна, а потом распространился по всему телу, так что он упал назад, сел на земле и прикрыл лицо руками, когда уже стал задыхаться от смеха. — Как же я рад… Се Лянь тоже отчаянно рассмеялся, поднял бусинку и попросил Хуа Чэна встать, чтобы он мог прикрепить её обратно к косе, теперь в дополнение к ленте. Он подумал, что всего этого можно было бы избежать, если бы они оба подошли к ситуации более взвешено. — Но если бы мы знали, — пробормотал он, — я не смог бы узнать всего этого о тебе. Эта мысль заставила его улыбнуться, он поднес бусину к губам и нежно поцеловал ее. — Ваше Высочество… Услышав тихий благоговейный звук, он поднял глаза и увидел, что Хуа Чэн смотрит на него, как на солнце; изумление переплелось с любовью в его глазах, и он почувствовал, как его улыбка расплывается шире. Поднявшись на цыпочки, он поцеловал ещё раз губы Хуа Чэна, всегда ожидающие поцелуя. — Муж мой, — молвил он с благоговением в голосе, — спасибо, что нашел меня.