Шалфей

Ему 10 лет. В Доме он всего месяц, но уже обзавелся сомнительной репутацией и кличкой, до невозможности унизительной. Новичок Пип. Невинная робкая улыбка и немного блуждающий взгляд. Деревенский дурень, с легкой руки соседей. Каждое утро начинается с поиска деревянной ноги по всей комнате под ехидные смешки соседей. Людей, несомненно, добрых, просто богом обиженных. «Юродивых», а таких нужно понимать. Так говорила бабушка. Лежа на полу в коридоре под ударами гогочущих юродивых, понимать трудно. Но Пип старается, ведь иначе не умеет. Пока. Он ковыляет по коридору на уроки, почти никогда не опаздывая. Заваривает соседям чай, тщетно пытаясь если не подружиться, то хотя бы задобрить. Все еще боится Ящиков: всем своим видом они напоминали того, по чьей вине он загремел сюда. Громоздкий силуэт, железная хватка, разящий запах алкоголя – все напоминало о дяде, превратившего жизнь в ад после смерти бабушки. У них не было только тяжелого, маслянистого взгляда, так неприятно скользящего по телу. Издевательства соседей, холод Могильника, Ящики, учителя, смотрящие на обитателей Дома как на пропащих – все это окончательно доконало бы, если бы не другая сторона Дома. Изнанка. Лес встречает прохладой и покоем. Там Пип всегда может найти убежище. Там не нужна клятая подпорка, чтобы свободно передвигаться. Иногда он видит и кого-то еще, но сам всегда остается незамеченным. Деревья надежно скрывают присутствие, а травы никогда не выдадут следа. Жизнь Там поддерживает жизнь Здесь. У Пипа все еще есть силы улыбаться. И улыбка становится шире, когда кто-то из обидчиков падает и корчится на полу комнаты под ударами деревянной ноги. Деревенский дурень научился бороться. Ему 12. Пип уже не боится Ящиков и даже ворует у них спирт, чтобы выменять его у старших на что-нибудь полезное. Ворует и лекарства из Могильника, где он все еще завсегдатай. Знает, что и с чем добавить в чай, чтобы лучше спать или унять головную боль. Или видеть то, чего обычно не видят. Скоро приходит и горький опыт: таким лучше не злоупотреблять. Снова Могильник, холодные кафельные стены, капельница. И нормальный протез вместо деревяшки. А потом появился новенький. Дикоглазый, пропахший гарью. Шайтан, ни на минуту не расстающийся с зажигалкой и полностью заслуживающий свою кличку. Поначалу казавшийся другом, но так подло разрушивший доверие Пипа, как разрушал все, к чему прикасался. Хромой навсегда запомнил ядовитую усмешку, запах спирта и щелчок зажигалки, чей огонь оставил на теле ужасные следы. И злобу, разраставшуюся по мере их заживания. Помнит Пип и страх в глазах Шайтана, и хриплое булькающее дыхание, вырывающееся из его горла, и растекшийся по столу чай с шалфеем, в котором кроме безобидной травки было кое-что еще. Мстительная радость, не вырывающаяся наружу, ведь Пип привык прятать эмоции. После того дня его перекрестили. Ему 15. Он спокойно-вежливый и отстраненно-безмятежный. Фазан. Отросшие светлые волосы – предмет зависти многих девушек. Блеклая лента на шее, отглаженная белая рубашка, серая кепи из той, наружной, жизни – наивный образ будто из старых книг, пылящихся в мавзолеях библиотек. Не одобряемый состайниками из-за линялой красной жакетки, но Шалфею плевать на их глупые правила. Те, в конце концов, смирились: лучше не затевать склок с тем, в чьей власти как помочь забыться настойкой, так и перетравить всех как тараканов. Никто не смеет перечить тихому Шалфею, Фазану, отрастившему зубы не хуже, чем у любого Пса. Пар из чашки окутывает лицо и затуманивает взгляд карих глаз, проглядывающих соседние измерения. - Чайку, господа?..