Если бы знать...

Ещё после национального чемпионата Кагеяма понял одну вещь – Хината нравится каждому. Нравится сокомандникам, нравиться соперникам, нравится менеджерам и тренерам, даже Цукишиме нравиться, правда где-то очень глубоко в душе. И если 90% этих людей он нравиться как весёлая личность и целеустремлённый игрок, то остальным 10% - как сексуальный объект. Взгляд, которым на Шоё смотрел во время игры Ацуму Мия разве что метки на коже не выжигал, робкие касания Кенмы во время дружеских встреч и тренировочных матчей излучали самую искреннюю влюблённость, а плотоядная улыбка Тоору у самого Кагеямы вызывала дрожь по спине. Даже без эмоциональное выражение Ушиджимы преображалось, когда он пересекался глазами с Хинатой, а его мимика приобретала приемлемые для хомосапиенса очертания. Неуклюжие попытки этого гиганта проявить внимание были катастрофически чопорными и странными, но весьма очевидными. Тобио не знал, заметили ли это остальные члены команды, и было ли им до этого дело, но он заметил. Заметил и ощутил целую гамму чувств, непривычно всколыхнувшую окружающий мир. Первыми пришли раздражение и удивление, вторыми недоумение и злость, а последними оказались ревность и боль. Может в чужих эмоциях связующий Карасуно и был плох, но уж в своих разбирался достаточно чтоб проследить причину и следствие. Ему тоже нравился Шоё, и нравился именно в том постыдном смысле, который вызвал в нём столько раздражения и злости при обнаружении у других. Жаль только, что это открытие приносило с собой, кроме прочего, и понимание безнадёжности всех надежд. Тобио отличный игрок, он гениальный связующий, но ужасный человек. Он только-только научился общаться с членами команды. Просто общаться без грубости и эгоизма. Про близкую дружбу пока даже и речи не шло, он был на начальном этапе социализации, и больше всего в этом восхождении по лестнице человечности доставалось именно Хинате. Причём как морально, так и физически. Говорить о каких-либо признаниях было бы глупо и наивно, а не тем не другим Кагеяма не страдал. Страдал он только от того, что теперь много чего замечал из того, что хотел бы никогда не видеть: постоянные смс, приходящие на телефон Шоё, частые отлучки, яркий румянец после встреч с Ацуму или Тоору, бардовые отметины на шее и плечах, сонный вид даже в отсутствии вечерних тренировок и конечно же довольные блеск в глазах тех кому повезло больше Кагеямы. Какие уж тут признания или мечты? Правда иногда, поздней ночью, когда Тобио ночевал на соседнем футоне с Хинатой в тренировочных лагерях или на выездных играх, его посещало искушение разбудить объект своей любви и во всём ему, признаться. Сказать, что он любит его, что он верит в него. Что хочет быть с ним. Попросить больше не спать со всеми теми, кто Шоё окружает и быть только его… Но все эти порывы заканчивались кровавыми бороздами в ладонях от впившихся ногтей и сжатыми до судорог челюстями. Кагеяма знал, что взаимностью ему не ответят, что он не заслужил, что просто не достоин. Чего стоит вся его гениальность вне волейбольной площадки? Что он представляет собой без мяча и сетки? Абсолютно ничего. У него нет красивой внешности как у Ойкавы, нет такой невероятной харизмы как у Ацуму, нет доброго нрава как у Кенмы, и он никогда не защищал и не поддерживал Хинату как Ушиджима. Кагеяма Тобио – набор отрицательных качеств человека и парня, в повседневной жизни он неловок и груб, так что иллюзиям по поводу взаимности взяться было не откуда. И может оно к лучшему, думалось ему, когда, застав в одной из подсобок своего сэмпая вколачивающего в маты под собой Хинату, он вытирал злые слёзы и пытался бесшумно закрыть за собой дверь. Тобио казалось, что внутри всё обдали кипятком, а потом оставили его на морозе. Сделать вдох было тяжело, а слёзы всё продолжали течь по щекам противно скатываясь с подбородка по шее и ниже под воротник футболки. На следующую тренировку он пришёл уже абсолютно спокойным, глядящим пустым взглядом и ухмыляющимся словно старик. Играть было не сложно, теперь в этом было всё что он любил, всё что знал и понимал, и где ему всегда отвечали взаимностью. Со временем боль тоже поутихла, он перестал смотреть напарнику вслед, перестал соревноваться с ним по пустякам и без, перестал идти домой по одной с ним улице, и на все осторожные расспросы товарищей отвечал, что всё хорошо. Хината смотрел непонимающим, обиженным взглядом, цеплялся за руки и говорил глупости, но Кагеяма не поддавался. Он знал, что так лучше, так правильнее, так нужно… Жаль только что единственное чего он не знал это то что именем, срывающимся с губ Шоё всегда и с любым из партнёров, было: «Тобио», и только оно.