Когда игра идёт не по плану

      Стивен никогда не был в лагерях.       Всю его сознательную жизнь его общество составляла большая человеческая семья — папа и почти все жители Пляжного Городка, — да Самоцветы, поначалу только Кристальные, затем плюс все искажённые, как только он узнал, кто они на самом деле, затем несколько самоцветов из Родного Мира, затем весь Родной Мир... Немало, конечно, и каждый — кто во что горазд, однако самоцветов бессмысленно спрашивать об исключительно человеческих местах и мероприятиях, тем более они сами узнают всё о людях от людей, а знакомых человечков у Стивена было в тысячи раз меньше, чем самоцветов. Так что, прямо говоря, относительно инопланетной световой расы Стивен был очень даже органикой, а относительно людей — каким-то недоинопланетянином, который многое в этой жизни почему-то не знает.       Проще и короче говоря, теперь, когда Конни была в самом настоящем подготовительном лагере на несколько месяцев, каждый звонок двух друзей детства был как десяток страниц интересной книги для юного Юниверса: Махешваран рассказывала тонну интересных вещей; даже если день проходил за одной учёбой, что-нибудь наверняка случалось между ребятами.       И однажды, почти вечером, во время одного довольно шумного и эмоционального со стороны подруги звонка, Стивен узнаёт, что в коридорах лагерей на каждом этаже есть такие места — "целовальники", ну и словечко! — где ребята в свободное время могут собираться и вместе во что-нибудь играть. Причём первоначальной причиной всего рассказа темноволосой была одна такая почти игра.       И эта самая почти игра настолько впечатлила Стивена, что отчего-то ему захотелось непременно её с кем-нибудь провернуть веселья ради.       Условия предоставляли довольно очевидные ограничения: кто-то его возраста или чуть помладше, кто-то желательно другого пола, кто-то, с кем будет не слишком неловко, кто-то, кто не воспримет слишком серьёзно. На самом деле, если бы Стивен дал этому делу хотя бы полдня, скорее всего, одумался бы и не стал, но этому парню слишком везёт на то, что он ищет, нужно ему это на самом деле или нет.       Так-то даже ОЧЕНЬ везёт: он даже не успел далеко пройти из своей комнаты.       На основном этаже было светло, но тихо: Аметист пропала ещё утром на тусовку с её самоцветными сестрами, Гранат буквально за минуту до звонка Конни вдруг куда-то засобиралась, так и не ответив на вопрос, куда. Точнее, ответив продолжительным мычанием и "...ммммневажно. Вернусь нескоро". Зато Жемчуг оставалась дома практически целый день, посвятив всё светлое время суток введению своей новой дорогой подопечной в приятные мелочи жизни на Земле. Ну, "дорогой" в том плане, что Жемчуг очень старалась быть аккуратной с ней и случайно не затронуть вылетевшим словом, а когда забывала о самоконтроле, то кружила с восторженными лекциями, советами и болтовней как пчёлка вокруг цветка.       Сегодня была выпечка, и "старшая" Жемчуг как раз к вечеру куда-то ушла, со спокойным сердцем оставив младшую "сестру" на кухне: что бы они ни придумали вместе, из духовки постепенно начинало тянуть чем-то манящим.       Стивен, не думая, направился к тёмно-розовому самоцвету, стоящему чуть дальше всё также на носочках и в почти дежурной стойке. Тускловато-розовые глаза не покидали окошко духовки. Видимо, будущий знаток ведения домашнего хозяйства (с таким учителем и такой прилежностью ученика — даже сомневаться смысла нет) ждала, когда истечёт время и будет нужно… что-нибудь сделать.       Изменить температуру? Вынуть? Проверить? Стивен не знает. Да и он не за этим.       Тонкий самоцвет после того, как предрассудки подчинения Алмазу более или менее отошли на второй план, поначалу если не была холодна, то очень мастерски играла равнодушие, и лишь в редких случаях намеренно показывала свою очень даже чувствительную и неуверенную натуру. Теперь, спустя столько времени, она наконец-то позволяла себе общаться с окружающими более или менее открыто.       Стивен даже с некой радостью наблюдал, как её мир постепенно меняется: капелька усердия со стороны Кристальных Самоцветов — и Искусственная Жемчужина, к ужасу для себя, обнаружила, что планета Земля — не такое уж и "ничтожное" место. Может, даже достаточно достойное, чтобы пойти за него сражаться и… оставить прошлое позади…. Но совесть необратимо взяла вверх: стыд и чудовищное чувство вины очень долго поедали беднягу, и тёмное, тревожащее выражение то и дело проскальзывало на чуть остром лице. Затем вина перешла в подозрение (что она не заслуживает хорошего отношения? что они не искренны?), подозрение в неуверенность, и неуверенность, наконец, в какое-никакое доверие. Она всё ещё что-то скрывала, но Юниверс верил: со временем она оставит и эту тяжесть позади.       Теперь однажды-враг общалась почти спокойно со всеми, особенно с Жемчуг и Стивеном, и они все вместе даже пару раз разделили приятные впечатления, поэтому Стивен не чурался звать её своей подругой. У "подруги", правда, каждый раз при этом слове, сказанном вслух, случалось что-то вроде короткого замыкания, и она висла, по минуте и больше перезагружая систему и пялясь в никуда, но это было лучше, чем отрицание или — (тьфу-тьфу-тьфу) — насмешка над самой идеей дружбы.       — Привет! — широко улыбаясь, подошёл Стивен. Та дернулась, выходя из транса неподвижного ожидания, и обернулась. Стивен почти выучил её привычки: чтобы не выдать робость, она снова отвела взгляд на духовку.       — ...Привет.       — Долго ждёшь?       Она помолчала.       — Осталось всего пятнадцать минут.       Самыми большими препятствиями в каждом разговоре с ней были две вещи: краткость каждой фразы и постоянный уход от прямого ответа. Она это делала даже там, где не нужно…       Но сила привычек Родного Мира уже сотни раз показывала себя гибриду, поэтому ему не так сложно с ними мириться и тем временем потихоньку искоренять.       — Почему не присядешь? Таймер же, наверно, зазвенит? Или можно просто поглядывать на часы.       — Ничего. Я привыкла.       Пауза.       Он говорил больше необходимого и достаточного, а значит, она тоже попытается говорить больше. Всё просто.       — ...И так я точно знаю, что не пропущу момент, — она сложила руки, готовясь к замечанию в сторону её гипертрофированной тактичности. Аметист вечно их делает. Впрочем, пока безрезультатно.       — Разве Жемчуг не говорила, что выпечка всегда разная получается? Даже если очень постараться, — как можно мягче сказал Стивен.       Она поджала губы и отвела взгляд. Разговоры о непостоянстве результата всегда поначалу непросты для принятия самоцветами.       — Говорила.       — Так пойдём присядем! Заодно можем поиграть в одну игру, если хочешь, — невинно подняв глаза к потолку, якобы думая, сказал подросток.       Тело Жемчужинки дрогнуло. Истинное происхождение этой детали всё ещё оставалось загадкой для парня, однако явной неприязни к шуткам или играм Жем-...нель не показывала. Даже наоборот, она проявляла к ним недюжинное любопытство. Может, она не ожидает услышать это в свой адрес?       — Ну ладно.       Она строит спокойствие, но уже не так тонко, чтобы сомневаться, настоящее оно или нет. Она заинтригована.       Они проходят к лестнице и садятся на диван. Стивен сел достаточно близко.       Розовый самоцвет складывает лапки руки вместе и смотрит на пальцы, затем делает медленный вдох и такой же медленный выдох, и только тогда смотрит на Стивена снова.       — Что за игра?       — О, довольно простая! — паренёк надеется, что улыбается не слишком подозрительно, чтобы спугнуть. Ему так невтерпеж посмотреть на её реакцию! — Просто я буду задавать вопросы, а ты отвечать на них в определённой последовательности.       Брови девушки с "бабочкой" на макушке поднялись высоко-высоко.       Стивен прыснул.       — Это интереснее, чем звучит! Ты поймёшь на первом разе. Просто отвечай в такой последовательности: "Нет", "Нет", "Да". Поняла?       — ...да?       — Нет, не поняла, — по-озорному хохотнул кудряшка. Короткое недоумение на лице его подруги быстро сменилось осознанием и даже прищуром с вызовом. — Объяснить ещё раз?       — Нет.       — Точно не надо?       — Не-а.       — Тогда начинаем? — видимо, он так ярко и довольно улыбается, что это заразительно: маленькая жемчужинка чуть приподнимает уголки губ.       — Да.

***

      — Ты знаешь, что это? — Стивен похлопал ладонями себе по коленкам.       — …"Нет"??       — А знаешь, для чего это?       Девушка зависла, однако через пару секунд ответила с большим недоумением в голосе:       — "Нет"?       — Хочешь, покажу?       — ...Допус- да.       Стивен довольно закинул ногу на ногу, секундой позже чуть не падая с дивана от смеха: розовый самоцвет смотрела на него с явным крушением интриги в глазах и готовностью мстить колкостями ближайшие пару часов.       — Ха-ха-ха! Да это пример! Просто так будет проходить игра, сам процесс будет интересней...Ты знаешь, что это? — он провел рукой по руке.       — Нет, — сказала Шпинель с выражением "Ты всё ещё дурак, но ладно, я дам тебе шанс".       — А знаешь, для чего это?       — Нет.       — А хочешь, покажу?       — Да.       Стивен с выражением победы пододвинулся ближе и обхватил Шпинель одной рукой, мягко прижав к себе.       У неё такое маленькое тело, но когда она стоит, то кажется такой высокой. Стивен даже приятно удивлён, что может спокойно приобнимать её в сидячем положении.       Шпинель страшно неловко от одного только жеста — площадь щекотно-мягкого соприкосновения гораздо больше, чем у двух рук, и чем-то это напоминает ей сцены у костра в… этих, как их… лагерных сердцах? В том сериале, на который так настойчиво пытаются "подсадить" её Лазурь и Хризолит. По взвизгам зелёного самоцвета Шпинель хорошо выучила, что такие события считаются трогательными. Сверх того, щёки Стивена чуть меняют цвет — почти как у персонажей в сериале, разве что не у тех, кто обнимают, а у тех, кого… От этого плотность фотонов в оболочке Шпинели начинает расти экспоненциально, и с ней температура. Стивен все равно не заметит, слишком маленькая разница, но для неё это как звонок над головой: внутри что-то опять и с новой силой движется, бежит, происходит, а она до сих не может определить природу этого явления.       Она не замечает, как копирует поведение людей: чёрные шрамы на лице не прячут нежданного румянца.       — Ты знаешь, что это? — чуть спокойнее спрашивает Стивен, тыкая пальцем себе в щёку.       ...Ах, игра. И-Жемчуг, прекрати думать так много.       — Нет.       — Знаешь, для чего это нужно?       — Нет, — оно она точно помнит, что грызуны за щеками что-то прячут, и щёки помогают при жевании, и… всё. Он надуется? Он издаст тот странный звук с рукой? Но игра есть игра. Так что просто "Нет".       — Хочешь, покажу?       — Да.       Мальчик наклоняется гораздо ближе к ней и… и она чувствует левой щекой что-то странное. И слышит негромкий звук, широко раскрывая глаза.       — Ой...       Он хихикает, а его лицо принимает ещё более близкий к красному оттенок.       И её тоже.       Это ощущение оказалось неожиданно приятным. И она больше понятия не имеет, что произошло и что может произойти дальше: больше трёх серий компания фанатов кино так и не посмотрела, потому что матёрая в этом деле двоица после второй о чём-то вдруг жёстко стала спорить, перебивая уже идущую следующую, третью, а посреди неё и вовсе поставили на паузу — диалоги мешали.       Других идей, с чем можно было бы провести параллель, у неё нет, как и контроля над ситуацией.       — ...Знаешь, что это?       Он трогает двумя пальцами свои губы. Она без тени колкости приподнимает бровь. Колется здесь только любопытство.       — Нет.       Он дышит чаще и волнуется больше. Улыбка, до сих пор не покидавшая вышеупомянутые губы, стала кривой и сомнительной.       — ...а… знаешь, для чего это?       — Нет, — честно отвечает она, даже немного мотая головой. В мозгу по привычке быстро-быстро мелькают мысли: артикуляция, выражение эмоций, люди ещё едят…       Он произнесет какую-нибудь шутку? Нет, слишком просто. Он уже доказал, что эта игра умеет удивлять, несмотря на простенькие правила. ...Он её укусит, да? Животные кусаются, а люди обычно нет, так что это было бы неожиданно.       А Стивена внезапно кое-что больно стукнуло по макушке.       Осознание.       С самого начала эта игра шла совершенно наперекосяк. Во-первых, почему-то смущается ОН. Не тот, кто знает, чего ожидать, что будет и чего точно не будет, а тот, кто должен теряться от неизвестности и якобы очевидной перспективы. Отсюда, кстати, и второе… Во-вторых. Шпинель очевидно понятия не имеет, что сейчас "произойдёт". В широко раскрытых розовых глазах были вопрос и страх надвигающейся неизвестности, но не того рода, какого он ожидал… она точно смущена, она даже впервые на его памяти покраснела — вместе с её невежеством это было такой очаровательной картиной, что все щиты Кварца падали, и сердце билось чаще. Но она самоцвет, и, видимо, знакомая парочка опытных шипперов познакомить её с нужными сейчас понятиями не успела.       Раньше он с облегчением выдыхал, когда после вечера кино она не задавала щепетильных вопросов. Теперь он смущённо думает, что лучше бы задавала.       Если он сейчас сделает так, как задумано, то лишь разочарует её, как в самом начале на примере, но гораздо глубже; он внезапно осознает, что совсем не хочет и просто не может.       А если нет, то...       ...Он влип, и влип по-крупному.       Лицо человека, довольно близко наклонившегося к ней, приняло идеально-красный цвет, поплыв яркими розоватыми пятнами, и И-Жемчуг не думая последовала тысячелетнему рефлексу: отставить все эмоции, остановить все процессы и встать рядом, в полной готовности последовать командам хозяина.       Только не встать, и не последовать командам, а просто задать затрепетавший в нервах вопрос наследнику Розового Алмаза.       — Стивен? В-Ты хорошо себя чувствуешь?       Она приложила руку к его лбу: Жемчуг упоминала, что просто так лúца людей цвет не меняют, и это может значить, что человек заболел (а это что-то плохое и надо сразу звать Жемчуг). Он был довольно горячий.       Стивена как ледяной водой окатили. Он дернулся и торопливо, но осторожно убрал её руку своей. Пальцы были холодными и наверняка онемевшими.       ...Температура тела людей не должна быть такой неоднородной! Разве нет?!       — Аа! Стивен!-       — Это не- это- я просто, э… — отчаянно пытался он как-то оправдаться, но будто забыл весь свой словарь и ничего не мог сказать.       Сделав над собой усилие, он попытался объясниться.       — Э-это ничего, Шпинель! Правда! П-просто… я нервничаю. В-вот и всё!       — "Нервничаешь"?! Это из-за чего?! Ты горячий! А руки холодные! В-Т-ты заболел???       — Не-не-нет, нет-нет! — замахал руками парень. Чёрные глаза бегали из угла в угол по всему объёму дома. — Это… это… а-адреналин.       — Это что?       — А- адреналин. Он- эээ… он образуется, когда очень сильно волнуются, ну, типа с ним организм готов к рывку в момент опасности, и… из-за него быстрее бьётся сердце и холодеют руки. В-вот.       — Но из-за чего ты… — тихо приговорила она, посреди фразы замолкнув совсем.       ...Стивен почти выучил её привычки. Она научилась не принимать неаккуратные слова на свой счет, мысля объективно, если, конечно, спокойна. Однако она в первую очередь обдумывает тот вариант, где что-то не так в ней, и якобы задумчиво отводит взгляд, пряча от друзей чувство вины. Но спустя время, которое становится всё более коротким (ещё один приятный показатель для него), она снова смотрит на собеседника.       — Просто… эх. Неважно. Эм… Х-хочешь, просто... покажу? — он светится первым цветом спектра видимого излучения до самых ушей, его крайне неловкая улыбка подрагивает, а глаза блестят.       Какое-то время она думает, внимательно изучая получеловека взглядом.       Она слишком осторожничает отвечать по правилам, поэтому только коротко (робко) кивает.       Он странно ведёт себя ещё пару секунд, решаясь на что-то.       — З-закрой глаза?       Она почти по инерции хотела ответить "Нет", как на новый вопрос, но вовремя осеклась, и послушалась, предварительно снова медленно вдохнув и медленно выдохнув.       Что же произойдёт? И любопытство, и тревога, и странный Стивен, резко сменившийся в лице и растерявший всякую уверенность на третьем наборе вопросов, и пока неизвестные ощущения внутри, вперемешку с паническим челночным бегом каждого фотона в её световой иллюзии — всё это плотным клубком с большими петлями затянулось, зажгло внутри непонятным ощущением общей растерянности.       Однако не случается ничего страшного. Это не что-то плохое, и не что-то болезненное, и она даже не угадала, что Юниверс будет кусаться. Однако это действительно что-то неожиданное: ей на губы легло мягкое, ласковое ощущение.       От удивления она чуть не открыла глаза.       Это даже приятнее и теплее, чем когда он быстро клюнул её в щеку; форма нагревается слишком неравномерно, и анализировать происходящее уже не получается, а узел расслабляется, не оставляя опоры для сохранения хоть какой-то ясности ума.       Она теряется — в этом странном чувстве, в собственных чувствах, — и забывает обо всём, растворяясь в мгновении.       Необычное ласковое прикосновение пропадает так же неожиданно, как появляется.       Она растерянно, даже с лёгкой обидой открывает глаза. Стивен сидел с опущенной головой, упорно смотря куда-то от неё, и перебирал пальцы.       Что это было? То есть, как? Она почти не верит оставшемуся призрачному чувству на губах, как если бы ей туда положили тонкие лепестки тех желтых цветов с холма, и осторожно трогает кончиками пальцев там, где приятная неизвестность до сих пор дразняще щекотала кожу. Нет, совсем не то.       Не рукой. Не щекой - она точно ощущала, что это было что-то неровное… как же он…       Пока она блуждала в разбежавшихся мыслях, Стивен более-менее пришёл в себя, тихо встал и прошёл к лестнице, обратив на себя её внимание. Она смотрела на него так мило, как наивная девочка, большими, блестящими глазами и с чуть приоткрытым ртом. А в потемневших розовых зрачках была робкая озадаченность. У него опять учащается пульс, и он пытается как-то оправдать это приятно-тревожное напряжение, глупо улыбаясь и сжимая-разжимая пальцы.       — А, это… в-всё.       Он больше ничего не смог придумать, и поскорее ушёл наверх, борясь с лёгким головокружением от такого неожиданного исхода собственной выходки.       Он плюхается на кровать, проматывая в голове эту их дурацкую игру снова и снова. Черепная коробка кипит от всего на свете, и он прячет лицо сам от себя, утыкаясь в покрывало.       Когда он просыпается, секунды три он пытается вспомнить, почему проснулся в тёмное время суток, а не утром, а затем тут же покрывается краской. Какой же он дурак… Даже не подумав полез в такую провокационную игру со Шпинелью.       ...Какой же он дурак!!! Она же не знает, что он сделал! Она будет спрашивать! Или хуже! Она может кому-то рассказать!!! Если Самоцветы узнают, это же будет--!       Он подрывается на кровати, стрелой направляясь вниз, но на последних ступеньках вдруг замирает, чуть по инерции не пролетев оставшееся расстояние лицом вниз. В области кухни уже о чем-то оживлённо говорят Гранат с Жемчуг, стоя к нему боком и спиной, но зато его заметила виновница всех его переживаний со сложенными лапками у груди.       Он с нечеловеческой скоростью пропадает обратно наверх.       Ему конец.       Стивен, снова показавшись, продолжал вести себя странно, хотя прошло около получаса; вот он зачем-то пулей спешил вниз, потом вдруг замер с лицом, передающим весь облом и трагедию крушения Вселенной — и на его лице снова был тот самый цвет и та эмоция когда он что-то сделал вперемешку со смущением и она опять теряет способность думать — и сбежал обратно наверх, как не сбегал от своих тётушек-Алмазов, пока те не видели. Впрочем, фактически, сейчас он сбегал от своих "тётушек" Гранат и Жемчуг.       У неё столько вопросов, столько нераскрытых чувств и ощущений, а она остаётся в клетке своего невежества… Она так хочет спросить столько всего. Она обращается к наставницам, но, не доходя до самих вопросов, останавливается: приходит мысль, что, может, лучше просто спросить самого Стивена.       Однако теперь на неё обращают всё своё внимание, мягко и ободряюще улыбаясь. Все давно привыкли, что Жем-нель смущается задавать вопросы, особенно если их суть идёт вразрез идеям Самоцветной Империи. А по таким вопросам Кристаллы как раз профи.       Она отводит взгляд, упираясь им в микроволновку. Они ждут вопроса… но она боится сделать шаг не туда. Но они ждут… она ещё не отвыкла не заставлять других ждать.       Её лицо медленно наливается краской.       — А… это… — о Звёзды. Она попала, она здорово попала, и выбраться не может. Она не может перестать думать о чём-нибудь связанном с этой их игрой, а начало вопроса уже поставлено, и остаётся только отчаянно выдумывать другой вопрос на ходу. Спросить, что значит цвет лица? Но придётся объяснить, что Стивен покраснел, а она не знает, отчего, значит, придётся рассказывать всю ситуацию… а если назовет другой случайный оттенок человеческого лица — жёлтый, например, такой бывает вообще? — а он окажется несуществующим и они сразу поймут, что она врёт и она провалится перед ними в самый пол до самой макушки и всё расскажет… Может, что-нибудь про неё? Про самоцветное? ...Вся её световая оболочка вела себя странно, и в камне будто невпопад изменился ритм её мелодии, отчего так звенело и щекотало в груди и голове… Гранат знает о ритмах всё. Потому что она… слияние двух разных ритмов.       Косвенным вопросом можно попробовать получить ответ.       Блистательные Алмазы, простите ей эту наглость, но, кажется, ей действительно любопытно.       — А… В-Вы не могли бы… ра-рассказать мне про… слия--? аААА-- — её лицо мгновенно окрашивается в густо-малиновый, и она с писком сжимается в клубочек на двух тонких ножках от стыда и смущения.       Она не готова об этом спрашивать!!! НЕТ! НО ОНА УЖЕ СПРОСИЛА, ЗВЁЗДЫ, КАКАЯ СТЫДОБА-       Белая балерина моргает, а спустя секунду задумывается, с чего и как бы аккуратнее начать непростую и обширную тему; Гранат тут же расплывается в широченной чеширской улыбке. Кристальная Жемчуг это замечает и мягко толкает близкую подругу локтем: "Не заводись так сразу, Гранат! Это вполне общий, нормальный вопрос, а ты уже вся жужжишь, как при виде Дымки."       Рубин и Сапфир внутри Гранат ликуют, про себя и даже тихонько вслух пища от маленькой победы и того, что они "видели".       Но никому это знать не обязательно. Секреты Гранат умеет хранить так же хорошо, как раскрывать.