Время собирать осколки

«Я хочу все забыть». Старая жесть шлюза стонет и прогибается под шагами. Соленый ветер вперемешку с дождем хлещет по лицу. Капли стекают по очкам и бровям, вдоль щек, словно слезы — которых нет. Шаг за шагом они идут сквозь густой воздух Мартинеза к площади, к «Кинемам» из 41-го и 57-го участка. «Ты знаешь, как все забыть», — услужливо подсказывает внутренний голос, один из множества. Способ и впрямь чертовски верный. Напиться до чертиков — и бывай, абрикосовая жвачка, овальный контур нежного лица… «Я не смогу забыть», — если уж что он и понял, то этот непреложный факт. Невозможно взять и стереть того, кем он был. Куски всплывут, словно мусор в весеннем половодье, соединятся в уродливое единство и потащат за собой. «Но можно попытаться!» — азартно вопит та часть, которой нравится безумное дерьмо, разворачивающееся впоследствии. Разбитые машины, потерянные документы, пьяные откровения с опустившимися алкашами… Нет-нет-нет. Не надо таких попыток. Шесть лет таких попыток. Он устал. Его тело устало. Его напарник — господи, вот уж кого стоило бы пожалеть, так этого жилистого человека с бледным, морщинистым лицом, — смертельно устал. Жан идет впереди, не оборачиваясь. Но на этот раз ведь было лучше, не так ли? Он избегал наркотиков, потому что не хотел ударить лицом в грязь перед соперником из другого участка. Боялся замутнить и без того переломанный мозг хоть каплей алкоголя. Даже чертовых сигарет не касался — строил из себя эдакого звездного копа, а сам жадно ловил носом дым, что выдыхал в ночь временный напарник. Мысль отозвалась неожиданной болью. По сигаретам? А что мешает закурить или выпить, когда Кицураги исчезнет за дверью мотокареты? Да ничего! «Вот именно» — сладкий зуд зависимости облизывает пальцы. — «Именно…» Именно. Еще десяток шагов, и он исчезнет в «Кинеме». Безвозвратно исчезнет. Время летит так быстро. Или так медленно? Боль в ноге. Печаль. Страх? Гарри запутался. Ему нужен тайм-аут. Время подумать. Обстоятельно и тщательно обсосать эту мысль, как вкусную сигару вечерком после раскрытого дела. Впрочем, нет. Не нужно. Когда Ким оборачивается у дверей мотокареты, Дюбуа распознает эмоцию с болезненной четкостью — ему жаль. Чертовски жаль расставаться так рано. От этого ядра расползаются пучками проводов и нервов, охватывая его целиком, противоречивые импульсы, обрывки мыслей… Протянутая навстречу рука. Гарри пожимает ее, выдавливая на лицо выражение этой единственной стоящей хоть чего-то мысли. Кицураги кивает в ответ. Рукопожатие задержано на долю секунды — обнадеживающее, утешающее, теплое… И разбито. Пустота под ладонью. Хлопает дверь «Кинемы». Гарри погружается в себя. Все эти бесконечные голоса, полосующие разум на части под гул двигателя. Он один на заднем сиденье. Коллеги обсуждают расследование. Точнее, отчеты. Подготовить бланки, прислать лодку за убийцей на остров, вытащить разбитую «Кинему» и сдать в утиль, компенсировав часть потери. Рутина. Жан курит, приоткрыв окно. Дым все равно в кабине, и Жюдит, морщась, машет ладонью. Гарри машинально тянет носом. — Дашь одну? — вырывается у него. «Тебе больше не перед кем выпендриваться», — пальцы сами тянутся вперед. — «Они знают тебя как облупленного. А тебе, видит небо, нужна сигаретка после всего этого…» Зажигалка, зажигалка, не может быть, он не помнит, в каком кармане… Завалилась в подкладку через дыру. Надо вытащить. — Что думаете о приглашении? — интересуется Жюдит. — Положительно. Предупрежу капитана, что такой запрос может поступить, однозначно выскажусь за, — отзывается Жан. — Детектив с головой нам не помешает. — Лейтенант вроде был не против, — задумчиво протянула женщина. Жан, вполголоса, и не услышать, если не прислушиваться: — Увидел, с чем приходится иметь дело… Из смятой сигареты сыплется табак. Палец на кнопке зажигалки. Что он потеряет, выкурив одну? Всего одну! Гарри приоткрывает окно и щелкает пальцем. Сигарета летит в темноту. «Ох, какие мы правильные», — исходит ядом обольстительная зависимость. Эта сучка теперь будет изводить его выброшенной сигаретой. Витринами бутылок, мимо которых едет мотокарета. Вот только мысль, что он снова превратится в ходячую кучу дерьма к моменту перевода Кима в их участок, окатывает будто холодной водой. Зависимость съеживается как драная кошка под дождем и шипит. Почти страшно от надежды на новую встречу. *** Не стоило путать желаемое с реальным — так он решил наутро по возвращению в… дом. Или чем там для него являлась съемная каморка с капустными листами обоев, расчерканными кричащими пятнами. Глядя в плесневеющий потолок, Дюбуа пытался принять для себя новую реальность, в которой нет аккуратно расписанного блокнота, блеска очков и «Спидпанк FM». Получалось, к сожалению, слишком хорошо. Память не собиралась возвращаться. Коллеги в 41-м к этому привыкли. Он сам к этому привык. Обрывки тут и там, полузнакомые лица, тонкий лед хрустит над бездной после каждого глубокого сна. Гарри было любопытно — сколько он продержится, прежде чем желание прокатиться на аттракционе до амнезии станет невыносимым? Неделя? Месяц? Год? Привычный темп расследований — безумный, — он бросать не собирался. Еженедельные патрульные выезды по Джемроку. Он начинал предложение, Жан его заканчивал. И наоборот. Настолько все было очевидно. Или настолько они оба друг друга знали? — Поздравляю, — затягиваясь сигаретой в вечерний туман, произносит напарник после второго раскрытого дела в неделю — рекордного срока даже для их двойки. Дым уносит в сторону. Жан был недоволен, что его выдернули в выходной, но оно того стоило. Грабитель спрятал деньги в стриптиз-клубе, и они оба успели взять показания у привлекательных… свидетельниц. — Ты держишься. Ни одного упоминания Доры за неделю. — Эм, шпашибо? — сэндвич мешается во рту, и Гарри делает глоток. За привычным уколом в сердце от имени он не сразу заметил тон напарника. Лишенный радости. — Погоди. Это сарказм? — Нет, — еще затяжка. Неоновый кролик без одного уха отражается в зрачках. — Так всегда было. Первая неделя — нормально. Вторая, третья — не высыпаешься. После четвертой — запиваешь. Никаких эмоций. Просто сухие факты. — Затем мы начинаем делать ставки, к которому из наркодилеров ты подкатывал сегодня. Ну, не все, конечно. Жюдит не делает. Готлиб пичкает тебя физраствором, ему не до этого. Заново мы с тобой знакомимся уже третий раз. Поднявшаяся тошнота. — Так что я просто наслаждаюсь неделей без Доры, — Жан бросает пшикнувший бычок в лужу. — Поехали. Поздно уже. Третий раз. Третий раз. Третий раз. Эти слова крутились в голове. Самоисполняющееся пророчество. Обратный отсчет до цунами говна, которое прорвет плотину и затопит все, что Гарри успел отстроить опухшими от бухла ручонками, все его маленькие сокровища, скопленные за краткий срок. «И Кима тоже?» Да, и Кима тоже. Этот блаженный промежуток в неделю, когда он был собой, просто собой, почти без тяжести в сердце, почти без кошмаров по ночам. — Как там идут дела с переводом лейтенанта Кицураги? — словно бы невзначай интересуется Гарри и морщится. Конечно, «невзначай». Ехали в тишине, и тут вопрос. — Не знаю. — Как это?.. — Я передал капитану твое предложение. Он уже почти и забыл, что это из его рта вырвалось тогда «А почему бы тебе не перевестись к нам?» или что-то такое. Полу-шутка, полу-просьба. Полу-мольба — если бы он произнес это сейчас. Слава богу, что ему не приходится говорить это сейчас. — Капитан согласен, но заявление должно поступить от самого лейтенанта. — Поступило? — он бы отдал всех стриптизерш клуба за возможность поболтать с Кицураги сейчас. — Не знаю. Не интересовался. Капитан — человек занятой. И Гарри уверен, что не осмелится — не сможет — не получит возможности… Все не то. Не найдет времени побеседовать с капитаном по этому вопросу — вот, как это следует сформулировать. Ведь лучше иметь хоть какую-то надежду, чем знать, что с тобой попрощались. «Навсегда, навсегда, навсегда», — насвистывает сигаретный дым в приоткрытом окне. *** Вторник. Число… весеннее. Он немного сбился со счета. Сложно следить за календарем, когда путаешь сон с явью. Запах абрикоса — от цветущего дерева за окном участка или призрака из сна? Крутящаяся по ветру мятая бумажка — случайно не та, которую он вышвырнул из журнала, к величайшему сожалению, уже успев прочитать? Он плохо спал в последнее время. Провалишься в сон чуть поглубже — и стук чемодана на колесиках отбивает по тебе колючие мурашки, от которых хочется задохнуться. Или еще один кошмар, новый. Тот, в котором лейтенант зажимает ему рану, а тень позади него поднимает пистолет. И Гарри пытается кричать, но выходит только сиплый хрип, а тень жмет на курок, и все вокруг покрывается ошметками алого. Все, что ему осталось от лейтенанта — ночной кошмар. Впрочем, Дюбуа держался. Он обнаружил, что хорошая мешанина впечатлений от расследований накануне вкупе с попыткой уморить себя физическими упражнениями дают хороший результат — сон без сновидений. Жаль только, что тело не давало уморить себя окончательно и требовало дней передышки, а расследования чаще были скучны, нежели потрясающи… Но он держался. Шла третья неделя, и Гарри пришел в участок к семи утра. Надо же, да участку все-таки выделили новую «Кинему». Стоит перед крыльцом, сверкает, ни пятнышка. Гарри одобрительно провел ладонью по капоту — еще теплый, скрипит чистотой под пальцами. Впрочем, ему эту крошку точно не дадут, так что хватит облизываться. Тихое, полупустое здание 41-го участка. Вахтера нет, в их кабинете горит свет — ночная смена передает пост утренней. Кто там был на ночной? Эмиль с Чадом? Сегодня дежурят Гарри, Жан и Жюдит… Хм-м. Гарри несколько раз моргает. Трет глаза. Оранжевое пятно за мутными стеклами кабинета никуда не исчезло. Несколько дней назад к ним пришла пожилая дама в таком же ярком пальто. Мак потом весь день передразнивал радостный вопль, с которым Гарри ворвался в отделение: «Ким, Ким!». Пока Гарри не выдержал и не начистил ему рожу. Ну, ладно, почти начистил — Жан вмешался. Какая разница, если тот перестал? Он выдержит. Он достаточно взрослый мальчик, чтобы смириться с… чем бы это ощущение ни было. Разочарованием — нет, чем-то более болезненным, как разделенное на части, впившееся в грудь стекло… — Утра! — объявляет Дюбуа, входя в кабинет и готовясь к повторной встрече с леди в ярком пальто. Или… хорошо, это не леди в ярком пальто. Это мужчина. С курткой, как у Кима. Со стрижкой, как у Кима. Но мужчина все еще стоит спиной к нему. Сцепив пальцы за спиной в, черт возьми, точно таком же жесте, как Ким. Он все еще не доверяет своим глазам и своим только и ждущим, что радостно самообмануться, выводам. «Спокойно. Если ты еще раз рванешь навстречу…» «Просто грохни Мака, тебя поймут». — Доброго, Гарри, — Жюдит позевывает над кружкой кофе и вяло улыбается. — У нас новый коллега, поздоровайтесь. Мужчина оборачивается и пристально смотрит в лицо вошедшего сквозь круглые линзы очков. Вот же черт, надо было послушаться предчувствия и сразу вломиться в кабинет с радостным криком. Хочется поздороваться совсем не по протоколу. Впрочем, он так и сделает, пусть Мак хоть усрется потом своими насмешками. Гарри широко улыбается, делает несколько шагов и заключает Кима в крепкие объятья. — Я… тоже рад вас видеть, лейтенант, — абсолютная невозмутимость. Даже руки за спиной не расцепил, так и стоит столбом. Гарри разжимает объятья и хлопает Кима по плечам. Лицо лейтенанта ничего не выражает, но в темных глазах — добродушная усмешка. «Я — новый коллега», — словно бы говорит эта усмешка. — «С новыми коллегами здороваются за руку». «Ага, которую ты прячешь за спиной». — Вот это я называю — начать день с диско! Добро пожаловать в сорок первый, Ким! — Благодарю. Хотел сказать, перевод несколько затянулся. Миссис Мино как раз объясняла причину. Комфортная дистанция между ними вдруг становится неловкой. Другие люди, точно. Эмиль с Чадом в океане отчетов на их столах. Жюдит, прислонившаяся к стене, и ее ароматный кофе. Гарри опускает руки и делает шаг в сторону, поворачивается к женщине. — Какие-то проблемы? — Никаких проблем. Просто… — она хмурится, отводит взгляд. — В процессе провели небольшую рокировку. Пытается сформулировать точнее. Мягче. — Мы с Жаном тогда неплохо сработались, когда искали тебя в Мартинезе. В общем… капитан решил объединить меня с ним в команду. Да, он не выспался. Но тут не надо быть сильно проницательным, чтобы понять то, что ни она, ни Жан, ни капитан — никто — не скажут ему в лицо. Жан был инициатором. Измотанный его безумствами и периодической амнезией напарник. Ему хватило. Он больше не хотел видеть, как Дюбуа раз за разом катится в пропасть. — И лейтенант Кицураги теперь твой напарник, — поспешно добавляет Жюдит, чтобы сгладить паузу после предыдущей фразы. О да, горько-сладкое утешение. Новый напарник после того, как старого ты разломал на части. Несмотря на искреннее счастье от встречи, в горле Гарри формируется тяжелый ком. — Его перевели вместе с «Кинемой»! — довольно восклицает Чад. М-да, вот уж кому много не надо. — Теперь у нас снова полный комплект. — К слову, — Эмиль сдерживает зевок, прикрывая рот рукой. — С чего это пятьдесят седьмой так расщедрился? Мотокарета лишняя? — Не совсем, — поворачивается лейтенант к новым коллегам. — Однако несколько запросов в главное управление и небольшая ребалансировка экономического состояния участков… Кицураги объясняет, и из аккуратных, уклончивых аргументов складывается картина, что одной «Кинемой» больше, одной меньше — мало что значит для управлений в целом. Однако Гарри не вслушивается в объяснения и не читает между строк, чего Киму на самом деле стоило перетащить любимую мотокарету за собой в другой участок — всей его хорошей репутации на кону. Он четко понимает, что ни за что не должен просрать еще одного напарника. Этого напарника.