Деспот должен умереть

Шрам давно мертв. Это известный факт. Еще отец рассказывал Киаре о том, как он погиб; что его пожрали собственные приспешники-гиены, не став слушать оправдания его поступкам. Он мертв. Но его грозная тень каждый миг преследует тех, кто ни в чем не виноват — саму Киару и ее двух маленьких детей. Каждый ее день наполнен болью. Мысли о том, что она могла найти в Кову, когда встретила, уже не сопровождаются ни одной эмоцией. Они теперь привычны, как удушливая жара в прайде. Боль ее заключается в другом, она не позволяет себе думать об этом, так как муж под угрозой изгнания запретил ей это, но иногда даже течение ручья складывается в одно-единственное имя — Витани. Да, у трагедий бывают имена. Вылизывая своих львят, Киара старается думать о своем счастливом детстве, когда весь ее мир состоял из симпатий друзей. Теперь друзья стали врагами или скорее просто никогда не были ей по-настоящему преданы. Как оказалось, друг у нее всегда был только один, найденный при обстоятельствах, когда Киара еще считала себя самой счастливой львицей на свете, ведь была беременна. Сестра короля, кажется, тогда была одной из первых, включая весьма постаревшего Рафики и родителей, кто улыбнулся этой новости. Киара стояла лицом ко всем подданным, но почему-то именно морда Витани попалась ей первой, когда она всматривалась в толпу. Она не придала этому значения да и не успела толком, ведь Кову было не узнать — то ли просто бледен, то ли в гневе. Киара не поняла его, думала, что он просто растерян, но в обратном ее убедили последующие дни. Он стал проводить со своей королевой меньше времени, а любые просьбы или вопросы игнорировал с ловкостью, что многим казалось странным. Нала говорила с ним, Симба говорил с ним, но тот все больше где-то пропадал, появляясь только при закате солнца. Киара, чувствуя острый шип в сердце, горевала, не понимая, почему жизнь так жестока к ней. Поддерживала ее больше других Витани, рождая ощущение, что это только попытка выгородить брата. Киара воспринимала ее заботу с натяжкой, стараясь не смотреть ей в глаза лишний раз, в глубине души все еще надеясь, что ее король вернется к ней. Но это были пустые надежды. Всматриваясь в мордочки детей, Киара вспоминает своих отца и мать, потому горько плачет, ведь их с ней уже нет. Старость забирает всех, тут не бывает исключений, от них остались только весьма дряхлые придворные — неразлучные Тимон и Пумба. Как жесткое напоминание, что все в этом мире не вечно. Ей жаль, что она все же стала королевой, лучше бы это отдали в лапы тех, кто был достойнее нее. Хотя… ее муж достоин быть королем. Он твердой рукой вершит дела, не оборачиваясь ни на кого, не спрашивая советов у прошлого. И ненавидит своих детей, теперь еще и жену. «Какое будущее вас ждет?» — задает часто себе вопрос брошенная мать с ужасом отводя взгляд от малышей и подавляя любые эмоции, ведь над ней нависает образ ее законного супруга. Витани практически не отступала от Киары ни на шаг, опасаясь, что та совершит какую-нибудь глупость, так как беременные им подвержены больше других. Киара злилась и у нее не было слушателя. Она подозревала, что Витани попросту преследует ее, каким-то образом докладывая все то, что с ней происходит, Кову, и не понимала такого отношения. Злость накапливалась в ней, но показывать ее не позволяло королевское воспитание, потому в один день жуткий день она стала настолько слаба, что еле передвигала лапы. Кто ее придерживал при ходьбе? Витани. У Киары уже не было сил сопротивляться. Странно было видеть морды других львиц, которые посматривали на королеву как на кого-то, кого быть не должно вовсе, шепчась за спиной, что-то планируя. Киара в полубреду слышала их сплетни: «Симба слабеет, а его дочь вовсе не похожа на отца». В этот момент она услышала самый твердый голос из всех, который оборвал этот надоедливый свист: «Киара — дочь короля. И вы обязаны оказывать ей почтение. Если вам покажется в этом утверждении, что-то неправильным, вы все будете иметь дело со мной». Это говорила Витани. Злой рык сопровождал эту речь, Киара внимательно посмотрела на свою золовку. Что-то треснуло тогда в ее груди, раз и навсегда расколовшись. «Почему ты это делаешь?» — уже спокойно задает вопрос на другой день Киара, когда чувствует себя значительно лучше, ответ звучит спустя многие минуты, в которые Витани без отрыва разглядывает морду своей невестки. Эмоции, которые отражают ее глаза, не прочесть. Ответ звучит тихо: «Я не могу смотреть на твое отчаяние. Я не понимаю своего брата, потому что тот отказывается говорить со мной. И я боюсь за тебя». После этих слов медленно, невесомо Киаре почему-то становится легче. И она улыбается впервые за долгие дни. Точно так же медленно, плавно между ней и Витани начинаются разговоры о разных вещах, видно, что золовка всеми силами пытается отвлечь невестку. И у нее это получается самым ненавязчивым образом. День, когда родились львята, был днем, когда пожилой король Симба скончался. Киара горевала от того, что не успела с ним проститься, так как в последние часы великого короля, у нее были роды. Витани и тогда была поблизости, смотрела на свою королеву с беспокойством, видимая боль проскальзывала в ее взгляде, она тратила все свои силы на то, чтобы успокоить Киару, опасаясь, что страшное горе лишит ее жизни. Так же это был день, когда впервые после долгих и нескончаемых часов впервые перед Киарой появился Кову. Он странно посмотрел на свою сестру, которая была весьма недовольна его появлению, но та не стала сопротивляться его взгляду, и тут же ушла. Киара не знала, как реагировать на мужа, все ее существо сковывала усталость. Кову же, недовольно посмотрел на новорожденных львят, обнюхал их, а после, нежно взглянув в глаза своей жены, сказал: «Теперь нам никто не помешает больше. Наконец-то разрешилось твое тяжкое положение». Киара не поверила своим ушам. Это был голос безумца. Перед ним его дети. Как он их назвал? Она моргает несколько раз, думая, что ослышалась. Кову же, не обращая на два печально мяукающих комочка, подобрался к жене ближе и потерся об нее так, словно когда-то давно… до всего этого. «Мне жаль твоего отца», — мягко проговорил он. Уже тогда в душе Киары прошел видимый протест, но по какой-то причине она побоялась, смалодушничала говорить об этом прямо, о чем пожалела в дальнейшем. В последующие дни Кову не забывал бить лапой львят всякий раз, когда они были поблизости. Киара однажды не выдержала, накинулась на него. Возмущение, копившееся в ней все это время, наконец-то нашло выход. Кову отреагировал на это с удивлением, но смог повалить свою королеву на обе лопатки с полугневными словами: «Что на тебя нашло?» Киара выдохнула: «А ты не понимаешь? Это твои дети! Ты их отец! Перестань относиться к ним, как к диковинным паразитам!» Кову странно посмотрел на жену и стальным тоном ответил: «Я поклялся любить тебя. Дети в мои планы не входили». Киара была практически убита этими словами, потому, когда Кову попытался добиться от нее ласки в следующий момент, она сопротивляется дерзко, зло, с напором. Удачным стечением обстоятельств было то, что Витани каким-то образом вмешалась в это и оттащила брата за шкирку, когда тот в гневе уже хотел накинуться и на сестру, та склонила голову и с почтением, за которым скрывалось истинное презрение, сказала: «Ваше величество, возьмите себя в руки. Ваша супруга еще не отошла от родов. Дайте ей время». Кову нетипично для себя фыркнул, а потом исчез где-то за скалами. Киара, глотая воздух, только спустя время заметила рядом с собой Витани, ее обеспокоенный и печальный взгляд. Первые и единственные ее слова были: «Ты все слышала, ответь мне?» Ответом был медленный и печальный кивок. Эта боль стала одной болью на двоих. Общей тайной, которая стала подпитывать негодованием сердца. Киара с готовностью стала принимать любую помощь Витани. У нее уже не было сил терпеть и злые усмешки за спиной, а также переносить в одиночку болезнь ее матери. Витани сопровождала свою королеву куда бы то ни было каждый день. «Скажи, это для тебя исполнение долга?» — поинтересовалась она однажды тихо на водопое. «Нет», — с готовностью ответила ей Витани. — «Для меня это попытка сохранить свое сердце… И не дать увянуть твоему». Они посмотрели друг другу в глаза какие-то минуты, а потом боднули друг друга головами в знак того, что обеим и так вдруг все стало ясно. Они вместе посещали Налу, стараясь облегчить ее мучения, Киара часто клала голову на плечи Витани, не в силах смотреть на страдания родной львицы. Витани принимала это стойко, как солдат, как воин. После этого обе отвлекались на совсем крошечных львят и играли с ними, чтобы хоть как-то скоротать день. И это было началом конца, ведь Кову начал что-то подозревать. Он требовал внимания и покорности от Киары как от своей жены, но встречал лишь ледяную стену, которая никак не хотела поддаваться ему. Он видел отвращение в любимых глазах вместо необходимого трепета. И это свело короля с ума. Он стал озираться по сторонам, даже походка его преобразилась. Он все больше стал напоминать видом своего отца, имени которого так боялись упоминать в прайде. Киара же в это время всматривалась в Витани, и душа ее словно парила. Она никогда не думала, что найдет защиту и поддержку не в своем избраннике, которому реальная жизнь оказалась не по зубам, а в том, кто просто всегда, в любой ситуации, будет с ней рядом. Сердце Киары наполнилось любовью к другой, и та это чувствовала. День когда не стало Налы, был днем, когда король, теперь уже единоличный, вызвал на поединок собственную сестру у всех на глазах. Киара была полна страха, весь ее вид изобличал ужас. Хоть Витани и способный воин, в схватке с обезумевшим львом та не выстояла, а, побежденная, слышала громкие обвинения Кову, что сыпались на нее как град: «Я знаю о тебе и моей жене! Ты покинешь этот прайд раз и навсегда, либо я убью тебя!» Глаза других были полны отвращения и ненависти. Что может сделать побежденная львица? Ей пришлось уйти, напоследок бросив взгляд на свою королеву с немыми словами: «Я никогда тебя не забуду». Кову же повернулся к своей жене и спросил: «Хочешь идти за ней следом? Учти, дети останутся со мной. Ведь ты сама говорила, что я их отец». Так начался ужас в жизни Киары. Разрушенная, разрозненная, состоящая из страха и маленьких лучиков счастья, ставших воспоминаниями. Дни ее текут вяло, без всяких возможностей к каким-либо изменениям. Вечерами Киара смотрит на звезды, ища среди них Великих Королей Прошлого, вспоминая о том, как она вместе с Витани смотрела на те же самые звезды. «Где она теперь?» — ищет ответ ее разум и не находит… Эта ночь ничем не отличается от десятка таких же, ничем непримечательных. Киара пытается спать, прижимая к себе детей, которые еще даже не могут говорить, опасаясь минуты, когда к ней, чтобы проверить, заглянет кто-нибудь из свиты короля или он сам. Она дремлет, проваливаясь в счастливые воспоминания, которые приходят к ней только во сне. Она чувствует мягкие тычки под ребра от кого-то. В следующую секунду она с недоумением раскрывает глаза. Улыбка растягивает ее губы. — Тимон! — как можно тише шепчет Киара. Сурикат тоже улыбается, а потом кладет свою лапку на ее морду, призывая к молчанию. — Я здесь, чтобы передать тебе весточку от Витани. С ней все хорошо, она в нашем тайном месте, в котором свое время жил твой отец. Она ждет тебя. Нам нужно спешить. Киара шире раскрывает глаза, не понимая ничего. — Я не могу уйти. Это мой дом, мое королевство… И неужели ты мне поможешь перетащить моих львят туда? — Киара! Тебя надо спасать как можно скорее! — взмахивает лапками Тимон. — Если что, я не один, я позвал своих. Мы все вместе перенесем твоих львят до секретного места. Потом, когда твои дети подрастут, мы… что-нибудь придумаем. Киара измучена своим положением здесь. Ничто ее не удерживает. — Ладно. Хорошо. Но где же Пумба? — А ты как думаешь? Занимает разговором больших кошек! Давай, вперед, нужно торопиться. Киаре ничего не остается, как сдаться на сердечные уговоры друга. Она поднимается на лапы. Через несколько часов она прижмется к Витани, у которой теперь серьезно рассечена бровь, не ощущая своего тела и пьянея от сильного сердечного ритма. Еще через несколько, когда Киара и ее дети будут спать под сенью многовековых деревьев, Витани посмотрит на двоих оставшихся друзей сурово и произнесет жесткую фразу: «Деспот, ненавидящий своих детей, должен умереть».