amo

      Яркое солнце слепит в прохладу летнего дня, оставляя отпечатки на коже. Опущенные веки на расслабленном лице слегка хлопают ресницами под звуки пролетающих мимо птиц. На бледном после холодной весны лице распускаются румяные оттенки, в основном на щеках. Они слегка приподняты из-за мягкой улыбки одними кончиками губ. Волосы такие непослушные, темные пряди словно подпрыгивают из-за ветра, проплывающего на высоте восьмого этажа. Сонхва прячет руки в карманах старой толстовки, в которой нет иной необходимости, кроме привычки.       Когда ты обжигаешься, а рефлексы быстрее разума работают, и рука уже далеко от огня. Только что его так обжигает, Сонхва понять не в силах. Должно быть какое-то пламя, что причиняет боль и запускает механизм, но.. Сонхва н е з н а е т       И знать не хочет. Ему легко на душе до тех пор, пока повседневность остается неизменной, пока молоко в магазине по прежней цене, пока он хоть кого-то искренне любит, и любим в ответ. Счастье Сонхва простое, но с ним почему-то ненастоящее. Оно покрывается рябью, словно некто кинул гальку в воду. Этот камушек эфемерно оседает на его макушке, еще легкий, но скоро превратится в булыжник и к черту раздавит парня. Если только Сонхва не найдёт ошибку в своем уравнении счастья раньше.       Пак знает, что двадцать минут назад его парень пересек порог офиса и сейчас направляется домой. Он знает, что тому одобрили отпуск - не могли иначе. Он знает, что как минимум неделю они будут свободны. В кулаке своем он сжимает металлическую коробочку, что приятно холодит кожу. Уголок его губ нервно дергается, стирая с лица безмятежную улыбку. И тогда Сонхва п о н и м а е т       Поворачивая не до конца высохшую голову в сторону балконной двери, парень чувствует, как металл обжигает его ладонь.       Дверь привычно скрипит, впуская Хонджуна в их квартиру. Он скидывает обувь, но мгновение спустя расставляет её на полке. Сонхва ценит аккуратность во всём. Ветровка находит своё место на вешалке, куда отправляется и легкий рюкзак. Там ничего ценного нет, все документы остались на работе, а единственная важная бумажка зажата меж его пальцев. С подрагивающими от эмоций руками он проходит на их крохотную кухню и упирается взглядом в некогда черную, а сейчас полинявшую толстовку. Окно открыто нараспашку и в комнату бы влетали запахи скошенной травы, но они живут на восьмом этаже и только пение ласточек гостит в их квартире.       Обернувшись, Сонхва встречает улыбающегося Хонджуна одинокой кружкой на столе. Запах зеленого чая заполняет комнату, но не это успокаивает Кима. Вокруг его сердца вьются корни нежности, веры, счастья и робости. Он делает шаг навстречу своему парню, бумажка летит на кухонный стол, и оказывается в родных объятиях. Таких осторожных, но неизменно мягких и крепких – надежных. Он зарывается рукой в натурально темные волосы, ерошит их и роняет тихое хихиканье, когда старший проводит холодным носом от щеки к виску. Тот, наверное, опять сушил помытую голову ветром на балконе. - На сколько дали? - Две недели. - Хорошо.       Руки сильнее сжимаются вокруг торса Хонджуна, и сверху доносится вздох, полный не озвученных чувств. Они для него непонятны, но в нем живет понимание, что некоторые границы перешагнуть не дано. Хонджуну не хочется думать, что он один из таких людей для Сонхва, да он и не думает, ведь правда спрятана в любимых глазах. Поднимая голову, встречаются взглядом две алые радужки глаз. Хонджуну этого достаточно. - Пусан? - Мне нравится. Я люблю море. Хонджун отдал одну половину своего сердца морю, а Сонхва – вторую.       Старший медленно отстраняется и уходит с кухни. Хонджун не смотрит ему вслед, а направляется к холодильнику. Его дверцы не увешаны магнитами – пара за несколько лет совместной жизни еще ни разу не ездила отдыхать в привычном понимании. Ким хмыкает, промывая овощи и вспоминая их первые прогулки у реки Хан, неловкие свидания и нелепые причины взяться за руку лишний раз.       Нож звонко стучит о досточку, аккуратно нарезая огурец. Столь звонко раздается и шум пластмассовых колес. Хонджун отрывается от готовки и замечает чемодан, виднеющийся через дверной проем. Он всегда поражался практичности Пака, его способности мыслить наперед и неутомимому желанию окружить младшего заботой. Хонджун пускай и удивлен, но виду не подает. Сонхва такой, что каждое его действие наполнено смыслом, голой рациональностью и робкой любовью. Их отношения строились сложно. Принятие той «неправильной», «противоестественной» стороны себя было не легче. Боязнь быть отвергнутым не только родными, но и человеком, из-за которого сердце сдавливают острые шипы неверия, казалась непреодолимой и слишком осязаемой. Беглые переглядывания, смазанные касания в толпе и глаза. Глаза, полные страха и желания выбраться из его хватки, пропитанные хрупкой, только начавшей зарождаться любовью, и вкраплениями темно-красного. Словно сердце оказалось проколото, впуская в себя не шипы, а ростки.       Сонхва смотрит на него так, как в день их признания. Немного отчаянно, но вместе с тем непоколебимо. Его плечи напряжены, когда он закрывает дверь ванной комнаты. Хонджун хочет что-то сказать, но вместо этого делает глубокий вдох. Старший в пять шагов пересекает порог кухни, и к одинокой бумажке, принесенной Хонджуном, ложится вторая. В её углу самолет разрезает облака, а черным шрифтом написан рейс и дата отправления. Место назначения – Пусан. Хонджун облегченно выдыхает. Сонхва не смотрит в его сторону. - Я переживал, что ты не захочешь..       Хонджун не понимает, как в голове его любимого человека могли возникнуть такие мысли, если все, что он делал последний месяц, так это всячески намекал о поездке к морю. О том, как ему хочется вдвоем строить песочные замки, плавать в лунной дорожке вместе с Сонхва и встречать рассвет на морских волнах под пение чаек. Сонхва все еще не смотрит в его сторону, стоит, прислонившись к дверному проему, и медленно проговаривает каждое слово: - Я переживал, что ты не захочешь ехать один.       Хонджун озадаченно смотрит на парня. Дыхание Пака тихое, спокойное, слишком размеренное. Его волосы всё в таком же беспорядке, но ему это идет. Сонхва идет все, но больше всего – мягкая улыбка одними кончиками губ. Однако на лице его нет и тени той нежности - на нём нет ничего кроме пустоты. Плотно сжатые губы и напряженные желваки придают ему суровости, но Хонджун знает, что Пак не способен на жестокость. Свои ладони он прячет в карманах черной куртки, и Ким не может видеть, как они постепенно сжимаются в кулаки. Все, что он может, так это чувствовать, как его собственное дыхание сбивается, а глотку спирает. - Прости меня. – одним движением руки Сонхва приводит в еще больший беспорядок не только свою прическу, но и мысли Хонджуна. Его взгляд наполнен облегчением вперемешку с грустью. Но не это заставляет руки Кима нервно дрожать, хвататься за спинку стула и невидяще приземляться на сидушку. Взгляд его любимого человека все такой же искренний, но чужой. Он неловко прочищает горло, делая шаг назад, ближе к чемодану.       Тишину квартиры разбавляют не ласточки, а лязг ключей, оставленных на тумбочке у входной двери. Вместе с шелестом занавесок, скрипом дверных петель и чемоданных колес это создает отвратительно громкую какофонию звуков. - Спасибо за все.       В красных радужках Хонджуна отражается нечеткий силуэт Сонхва. Им перешагнут не только порог их квартиры, но и два года жизни в ней. Больнее всего бьет в грудь непонимание, почему на него смотрят такие знакомо-чужие темно-карие глаза. В их первую встречу они были наполнены миндалем. В последнюю – тоже.       Звук закрытой двери заставляет Хонджуна вздрогнуть, подняться и медленно пройти по последним шагам Сонхва. Пять шагов Пака равны его, но расстояние кажется бóльшим. Как и количество дыр, сделанных шипами на месте распустившихся побегов. Эта боль эфемерна, но он чувствует ее физически, когда, открыв дверь ванной комнаты, взглядом цепляется о металлическую коробку. Хонджун не хочет брать ее в руки, как и родного человека терять не хочет. Руки его, однако, ему не принадлежат, как и любовь Сонхва. Холодный металл крышки раскаленным ножом по сердцу режет, раскрывая свою тайну. Оставленная Паком вещь – контейнер с красными линзами. Их цвет отвратительно блеклый по сравнению с пылающим пламенем настоящих чувств дрожащей радужки Кима.       Металлическая коробка летит на дно ванны под аккомпанемент хлопнувшей двери. Скрюченными пальцами Хонджун хватается за полые стены, ища в них поддержку. Находит в них воспоминания о тепле чужого тела и его собственное начинает дрожать. Грудная клетка отзывается спазмом, когда он держит в руках остывшую кружку с зеленым чаем. Вместе с хрипом Хонджун роняет в нее первую слезу. Он пытается не цепляться за мелочи, но пустой холодильник безжалостно рассказывает об упущенных моментах.       Об их последней прогулке, заполненной тишиной. Хонджун думал, что им никакие слова не нужны. Об их редких прикосновениях. Хонджун думал, что Сонхва боялся раскрывать отношения при посторонних.       Наверное, он вовсе не думал. Поглощенный собственным счастьем, он потерялся в любви к Пак Сонхва. К его искренности и заботе, теплой, как свежезаваренный чай, что согревает грудь холодной зимой. Так он пережил две из них. Кружка в руках у него дрожит, чай давно остыл и сейчас наверняка отдает горечью от растворившихся в нем слез. И от последней заботы, которую сделал ему Сонхва, становится так тошно, что хочется выть. Так громко, чтобы вся боль выплеснулась из него волнами отчаяния, которым на смену придет штиль на душе. Хонджун и рад был бы, но не может. В комнате не стоит тишина, стрелки часов размеренно отсчитывают секунды. Из открытого нараспашку окна доносится пение ласточек. Глухой скулеж парня разобрать сложно, настолько он тихий по сравнению с океаном людских жизней. Хонджун хочет закричать, что сейчас здесь нет места другим историям, ведь меня оставил всё еще любимый человек       Из него вырывается пронзительный всхлип, а глаза красны не только радужками, но и сеткой лопнувших капилляров. В голове набатом бьет, что его бросили как собаку, оставив лакомство напоследок. От осознания, что он сейчас скулит, как оставленный хозяином пёс, из рук выпадает чашка. Слух улавливает звук разбитой керамики и это служит пусковым механизмом.       Хонджун н е н а в и д и т зеленые салаты, но каждый раз готовил их для старшего, потому что Сонхва л ю б и т их. Тарелка с нерезаной капустой безжалостно летит в раковину. Хонджун не в гневе, он в отчаянии, потому что так л ю б и т, когда Пак смотрит на него с гордостью в алых глазах, даже если ради этого ему приходится давиться зеленью. Небрежно выкидывая огурцы, он думает, что, возможно, всё дело в цвете глаз, а вовсе не в чувствах в чужом взгляде. Возможно, Хонджун просто хотел быть любимым хоть кем-то. Тогда почему в душе поднялся восьми балльный шторм?       Парень стоит посреди грязной кухни, где была разбита не только посуда, но и его сердце. Окровавленное, оно все еще бьется с осколками внутри вместо распустившихся бутонов. Неужели он недостаточно сильно любит Сонхва? Незнание причины делает ему в сто крат хуже.       Принесенная Хонджуном бумажка с двухнедельным отпуском лежит рядом с оставленным билетом. Сжимая до хруста кулаки, он смотрит на него как на виновника всех своих бед и одной конкретной. После всего он чисто физически все еще не может злиться на Сонхва, потому что п о н и м а е т. Понимает, что был прав – Пак и правда не способен на жестокость. Напечатанная дата отправления – сегодняшний вечер.       Глянцевая бумага непривычно скользит между пальцев, но Хонджун только сильнее ее сжимает. В комнате ему становится душно, ветра из открытого окна недостаточно, чтобы унести его мысли и чувства. Парень скрипит дверью балкона, переступая его порог. Ленивое солнце скрылось за облаками. Они плывут куда-то вдаль, куда-то, где Хонджуну не место. В нем разгорается пламя уверенности, столь яркое, как и его темно-алые зрачки. Он верит, что они еще смогут стать друзьями. В мыслях – беспорядок, на лице – спокойствие. Выжатое, как и усталая улыбка одними кончиками губ. Подрагивающие ресницы кажутся особенно темными на тусклом лице. Вместо живого румянца на щеках – опухшие, покрасневшие глаза. Прохладный полуденный ветер ворошит карамельные хонджуновы волосы, словно даря слова поддержки на своем языке.       Возможно, Сонхва эгоистичен, но он несет ответственность за того, кого приручил. А именно – за одного конкретного Ким Хонджуна, который так доверчиво отдал ему своё сердце. Пускай не всё, пускай одну только половину, но, как уже говорил Ким, каждое действие старшего наполнено смыслом, голой рациональностью и робкой любовью. Даже если он перегорел и чувства его исчезли, он не оставит его один на один с отчаянием и опустошенностью. Несохраненную половину сердца он отправит залечивать морем. Морские глубины пускай и усыпят звенящую боль, но она навсегда останется ноющим шрамом. Никакие водные просторы не в силах вылечить ее до конца.

Ведь Хонджун отдал одну половину своего сердца морю, а Сонхва – вторую.