По голосам

Да что ж это такое делается?.. Уже восемь трупов!.. Чем они там вообще на своей охоте занимаются?.. Неужели даочжан закрыл глаза на подобное зверство?.. Побойся Небес! Он же слеп!.. Так пусть подмогу вызовет!.. А тот, второй?.. Толку-то… Надо попросить его… Мой племянник был таким хорошим человеком… Кошмар! Сердце насквозь пробито, а языка – того и вовсе нет… Это демон, зуб даю, демон!.. Голоса… Недовольные, скорбные, обвиняющие. Сяо Синчэнь слышал, как они приближаются. Острый слух – не лучшая замена зрению, когда вокруг стоит такой гомон. Невозможно понять, кто говорит, – все выкрики сливаются в единую многоголосую какофонию, из которой ясно одно: он не справляется со злом, что обосновалось в окрестностях города И. Каждую ночь даочжан и его спутник выходили на ночную охоту, сражали нечисть – по нескольку за раз, – а местных жителей продолжали находить убитыми по всему лесу или же объявлять пропавшими без вести. В конце концов потерявшие друзей и родственников горожане не выдержали и столпились перед заброшенным похоронным домом, не решаясь войти во двор. А-Цин пробежала мимо Сяо Синчэня и шмыгнула за ворота – прямо к недовольной толпе. Даочжан даже не успел напомнить, что надо быть осторожнее. Прозвучал её звонкий голосок – с вызовом и гордостью: – Даочжан не для того рискует жизнью, чтобы вы, зеваки, его поносили! Если есть что сказать – так заходите и говорите прямо! На мгновение гомон возобновился с новой силой, но тут же сменился тихим роптанием и неуверенными шагами. Сяо Синчэнь уже спустился с порога и готов был лицом к лицу принять просителей. Им нужна была его помощь, и он дал им слово, что найдёт виновника зверских убийств и упокоит его с миром. Вряд ли его слова успокоили горожан, но спорить они не стали. – Что тут было за столпотворение? – корзина тяжело опустилась на доски крыльца, и вот уже помощник сидел рядом с Сяо Синчэнем на ступенях. – До сих пор пыль стоит. Юноша поморщился и позволил своему недовольству прозвучать – вместе с беспокойством. Сяо Синчэнь и сам жалел, что товарища не было рядом, когда нагрянули горожане. Он был самосовершенствующимся, к тому же зрячим, а потому мог знать чуть больше о происходящем в лесу. Мог быть внимательнее. Мог спасти тех, кого не успел сберечь сам даочжан. В тот вечер они вышли на охоту, не дожидаясь, когда а-Цин ляжет спать, а солнце сядет. Они планировали зайти поглубже в чащу до наступления темноты: в глубине ведь всегда сокрыто больше, чем на поверхности. Охотники разделились, но держались на том расстоянии, когда еще возможно увидеть друг друга в зарослях. Для Сяо Синчэня – возможно услышать и предупредить об опасности. – Я не спрашивал, – заговорил он неожиданно даже для самого себя, – но мне хотелось бы знать, как я могу тебя окликнуть, если что-то случится. Раздался отрывистый смешок – как хруст ветки под ногой. Затем юноша рассмеялся в голос – весело и как будто с надрывом. Возможно, он не хотел вспоминать о семье, которой принадлежал, или у него были другие причины не называть своего имени. – А я всё думал, когда же ты не выдержишь, даочжан, – отсмеявшись, отозвался товарищ. Сяо Синчэню показалось, или он зазвучал ближе? – Раз уж в твоём доме такая традиция, можешь звать меня а-Мэем. Но не слишком надейся, что тебе придётся окликать меня. А-Мэй оказался прав. Ночь прошла так же, как и многие предыдущие. Шуанхуа сам летел на опасность, безошибочно угадывая местоположение врага. Сяо Синчэнь подарил вечный покой двоим лютым мертвецам, но ему самому спокойнее от этого не стало. Стоило бы похоронить останки, но один он бы с этим не справился, а а-Мэй предложил с утра отправиться в город и привести кого-то из горожан на место схватки: вдруг им знакомы погибшие, и они смогут оказать им больше почестей, чем двое незнакомых совершенствующихся? Сяо Синчэнь одобрил это предложение, хотя не было похоже, что а-Мэй действительно хочет идти утром в город. Однако отпираться тот не стал. Схватил пустую корзину, обещав по дороге зайти на рынок, и засвистел что-то себе под нос. Свист удалялся. Приближались шаги и торопливый стук бамбукового шеста – скорее, нервный, чем нащупывающий путь. Прежде, чем заговорить, а-Цин порывисто обняла Сяо Синчэня, и ворот ханьфу тут же потяжелел от влаги. – Что стряслось, а-Цин? – Сяо Синчэнь погладил девчушку по голове, и она громко всхлипнула. – Мне так жаль, даочжан! – Тонкие плечи затряслись. – Я… Я такая обманщица! Сяо Синчэнь чуть отстранил её, будто желая заглянуть в глаза – хотя для обоих это было невозможно. Судьба свела двух слепцов, и только а-Мэй разбавил их компанию. А-Цин замерла, будто всматриваясь в лицо даочжана, и он невольно улыбнулся ей. Словно почувствовав эту мягкость, девочка снова всхлипнула и бросилась ему на шею. – Прости меня, даочжан! – торопливо зашептала она в самое ухо – лишь бы услышал он один. – Я вижу. Я только притворялась слепой – так жить проще. – Но зачем? – Сяо Синчэнь ухватил а-Цин за рукав, чтобы не убежала. Казалось, от стыда она готова была провалиться в преисподнюю. – Зачем тебе притворяться передо мной и а-Мэем? Девушка вздрогнула и теснее прижалась. Даочжан ощутил её страх и снова погладил по взлохмаченной голове: бояться нечего – в его лице она не встретит осуждения. Он был благодарен ей за искренность. И рад был тому, что эта диковатая беспризорница, наконец, хоть кому-то открылась. Ему она могла сказать всё, и он сохранил бы тайну. – А-Мэй… – повторила девушка, впервые услышавшая имя их сожителя, и задрожала еще сильнее. На этот раз – от ярости. – Этот… Этот проходимец! Это всё его проделки. Вчера я проследила за вами после того, как все эти невежды заявились ругаться на даочжана. А-Цин всё-всё видела! Она прошептала ему всё, что запомнила с прошлой ночи. Рассказала о том, как а-Мэй гнал на Сяо Синчэня жутких людей – больных, окутанных красной пылью, с окровавленными ртами, из которых вырывалось лишь бессвязное мычание. Как они падали перед даочжаном на колени, словно умоляя о чём-то. Как ухмылялся юноша, довольный своей работой. Как эта работа довершалась… А-Цин запнулась, но она могла бы и не продолжать. Сяо Синчэнь и сам слышал – и чувствовал, – как Шуанхуа врезается в плоть, поражая ещё бьющиеся сердца. Только вот он считал их давно остановившимися. Сердце насквозь пробито, а языка – того и вовсе нет… Это демон, зуб даю, демон!.. Выходит, он сам оказался тем демоном, о котором судачили горожане. Но Шуанхуа всегда уничтожал лишь зло. Как клинок мог ошибиться? Неужели его сбили с толку точно так же, как и хозяина? Не хотелось верить, что а-Мэй способен на что-то подобное. Если и был на свете кто-то настолько жестокий и бездуховный, то только Сюэ Ян. О котором ничего не было слышно с тех самых пор, как он лишил Сун Ланя зрения – ради мести ему, Сяо Синчэню. Даочжан собственными глазами оплатил другу долг и стал отшельником, надеясь, что больше ни на кого не накличет беду. Ему даже снились кошмары о том, что Сюэ Ян пришёл за ним – и снова не тронул его, но того, что случилось с малышкой а-Цин и с весельчаком а-Мэем, было достаточно, чтобы Сяо Синчэнь проснулся, задыхаясь от безмолвного крика. Однако беда подступила куда ближе – до ужаса незаметно. А-Мэй… Ведь имя Сюэ Яна в быту – Сюэ Чэнмэй! Сяо Синчэнь глубоко вздохнул. Это всего лишь совпадение. Сюэ Ян не из тех, кто способен ужиться с двумя увечными – несмотря даже на то, что даочжан, благодаря своему мечу, не утратил способности сражаться, а слепота а-Цин так и вовсе была ложной. Не из тех, кто будет чистить яблоки для капризной девочки и подшучивать над каждым новым её нарядом. Не из тех, кто станет ходить на рынок и торговаться, придираясь к любой мелочи, лишь бы сбить цену. Не из тех, кто поможет слепцу содержать одежду и волосы в порядке. Сюэ Ян вряд ли стал бы кому-то другом, а а-Мэй и а-Цин стали для Сяо Синчэня самой настоящей семьёй. – Не переживай, – сказал даочжан девочке, но больше – самому себе. – Я поговорю с ним, когда вернётся. Он велел а-Цин спрятаться понадёжнее, если дело примет слишком серьёзный оборот. Вести себя как ни в чём не бывало уже не получится, но Сяо Синчэнь верил, что а-Мэй сможет всё объяснить. Что он и сам не знал, на кого они на самом деле охотятся, и искренне радовался победе над злом. Однако несколько часов спустя юноша так и не появился. Даочжан уже готов был сам отправиться в город на поиски, но тут раздались голоса. Разъярённые. Взволнованные. Напуганные. Горожане бросились к Сяо Синчэню, а он – к ним. – Где?.. – начали стороны одновременно, и даочжан замолчал, уступив толпе. – Сегодня ваш спутник заявился в город и попросил, чтобы кто-то из наших помог ему опознать и упокоить тела, найденные вами вчера в лесу. С ним ушли трое, и ни один не вернулся. – Вы всё верно говорите. А-Мэй собирался найти кого-то, кто знал бы погибших. Но и сам он до сих пор не пришёл обратно. Повисло недолгое молчание. Если люди и пришли в этот дом с обвинениями, то теперь они растерялись и не знали, что делать дальше. Гнев сменился замешательством. – Даочжан, прошу вас! – женщина в возрасте упала на колени. – Там мой сын! Пока не стемнело, отыщем их. – Мы пойдём в лес, – сообщил мужчина помоложе, вежливо поклонившись, судя по тому, как чуть дрогнул и изменился его голос. – Но мы не сможем сражаться с нечистью. Пожалуйста, помогите. Сяо Синчэнь отправился с ними. Он не мог сказать наверняка, где именно они накануне охотились, но Шуанхуа чуть подрагивал в ладони, заводя всё дальше в чащу. Люди семенили следом, тихо и настороженно переговариваясь. Рукоять меча была привычно холодной, но Сяо Синчэнь не мог доверять даже Шуанхуа после рассказа а-Цин. Не мог обнажить клинок, зная, что тот способен обратиться против невинных. – Здесь трава примята, – заметил один из горожан. – И следы крови. Сяо Синчэнь тоже почувствовал характерный запах. Кровь была мёртвой, давно свернувшейся. Запах заметно отличался от того, по которому он больше года назад нашёл а-Мэя у обочины. – Но где же тела? Даочжан покачал головой. Он не ощущал поблизости ничего, что помогло бы найти погибших. Оставалось только надеяться, что они не были преобразованы в лютых мертвецов. И что они не принадлежали тем троим, что ушли с а-Мэем. – Может, ваш помощник уже похоронил их? – предположила женщина с надеждой. – Может, нас уже дома ждут? Пожав плечами, Сяо Синчэнь опустился на корточки и ощупал траву. Он не слишком хорошо умел читать следы на ощупь, и сухая земля и чуть влажные стебельки ничего ему не сказали, кроме того, что он и так знал: здесь лежал труп, но уже какое-то время назад его забрали. В лучшем случае. – Вечереет, – забеспокоился самый молодой из горожан. – Я не выйду из этого проклятого леса, пока не найду хоть что-то! – огрызнулся другой. – Держитесь ближе друг к другу. Здесь может быть опасно, – предупредил Сяо Синчэнь и сам двинулся вперёд. За хрустом веток и шелестов листьев он расслышал что-то ещё: звуки отдалённой то ли драки, то ли ссоры. По крайней мере, там были живые, и они, похоже, приближались. Шуанхуа иголками инея впивался в кожу. Даочжан ускорил шаг, забывая об осторожности, которой сам же учил а-Цин. Горожане поспешили за ним и вскоре сами услышали, как в лесу кто-то спорит и – определённо – сражается. – Это ты нас завёл пёс знает куда! Теперь вот и разбирайся! – Гнев, обида и страх. – Ну так не путайтесь под ногами, – грубо отозвался знакомый голос. Именно его обладатель вступил с кем-то или чем-то в схватку. – Они там были, сказал же. – А теперь тетушка Мин а-Суну голову размозжила! – едва ли не взвизгнул первый. Сяо Синчэнь не знал, насколько они далеко, но его спутники с удвоенной силой рванулись через бурелом, спеша поскорее увидеть то, что скрывали от них кора и листва. Прозвучавшие имена были им наверняка знакомы. Женщина охнула и осела на землю. – Останьтесь здесь, – велел даочжан людям. – Они больше не те, кем вы их знали. Ветки цеплялись за одежду, царапали лицо. Сяо Синчэнь упрямо продирался вперёд, не решаясь выпустить Шуанхуа. О том, чтобы клинком проложить себе путь, и речи быть не могло. Он никогда бы не посмел использовать Шуанхуа подобным образом. Наконец взмахи чужого меча стали отчётливее. Голоса чётче – и тяжелее. Что-то понеслось прямо на него. Сяо Синчэнь приготовился было отразить атаку, но это оказался обладатель первого – испуганного и разозлённого – голоса. Юноша спрятался за ним. – Даочжан? – удивлённо выдохнул а-Мэй. Сяо Синчэнь узнал этот голос. Запыхавшийся, уставший, чуть насмешливый – но не тот, что принадлежал бродяжке, чьи раны он залечивал. Хрипотца исчезла – остался чистый звук, чуть искажённый сбившимся в битве дыханием, который Сяо Синчэнь слышал и раньше, но которому – в силу прежней зрячести – не придавал особого значения. Но запах крови был такой же, если, конечно, кровь живых различается по запаху. Сюэ Ян всё это время коверкал голос? Ради чего? Ответ уже давно был известен. – Даочжан, хвала небесам! – бормотал за спиной юноша. – Мы уж думали, нам конец. Этот прохвост по всему лесу трупы искал, а они – вот, сами нас нашли. Да ещё толпой. Сяо Синчэнь тут же принялся вспоминать, скольких «мертвецов» они убили на охоте. Он убил. Сюэ Ян преобразовал их? Или в них накопилось достаточно злобы, чтобы подняться самим? – Ну же, даочжан! Помогите своему другу! Он и так уже ранен. Шуанхуа рвался в бой, но Сяо Синчэнь помнил, что воля меча одурманена, и не спешил направлять его во врага. Цзянцзай – если это действительно был он – с чавканьем рассекал плоть. Утробное рычание и гортанный рёв наступали. Ощущение опасности давило на грудь. Но куда сильнее душило чувство вины. Готов ли он снова поддаться на обман? Готов ли нести бремя убийцы? Действительно ли мертвы те, кто наступает сейчас? Если это всё его вина – он готов был принять смерть от рук этих людей. Если они ещё были людьми. – Синчэнь! – теперь ужас прозвучал в голосе а-Мэя… А-Яна. Шлепок. Хруст. Чавканье. Шорох оскальзывающихся подошв. Удар в грудь. Испуганный крик парнишки, побежавшего через кусты прочь. Когда затылок а-Мэя коснулся груди Сяо Синчэня, тот вздрогнул. Сколько раз юноша садился так, опираясь на него и рассказывая о чём-то несущественном, перекатывая по пальцам свёрнутую бумажку с леденцами внутри. Ощущение было таким привычным и тёплым, что казалось нереальным здесь и сейчас. Ладонь разжалась. Шуанхуа ледяным смерчем пронёсся по поляне. Упавшие тела симфонией заглушили тихий стон. Даочжан опустился на колени, осторожно придерживая товарища. – Что же ты так промедлил? – пожурил Сюэ Ян тихо, с какой-то рассеянной улыбкой в булькающем голосе. Сяо Синчэнь не знал, что сказать. Давний враг закрыл его от удара. Обманывал столько дней, водил за нос, заставлял убивать невинных. Заставлял улыбаться и ждать возвращения. Не вызывал ничего, кроме непонимания и скрытого гнева. Вызывал целую гамму чувств, прежде казавшихся недоступными ни слепому, ни зрячему. – А-Ян. – Узнал-таки, – усмехнулся Сюэ Ян. – Долго же до тебя доходило, даочжан. – Это всё ты. – Я. А ты мне очень помогал. Вот и я решил ответить. – Что же ты наделал? – Думал отвести подозрения. Я не знал, что они преобразованы. Те, которых не нашли. Сюэ Ян умолк. Сяо Синчэнь нащупал рваную рану на его груди. Ткань пропиталась кровью настолько, что даочжан будто опускал руку в реку, полную нитей-водорослей – только в горячую и спокойную. Сумел бы он залечить эту рану? Наверняка зная, на чьём она теле? – А-Ян. – Оставь эти нежности, даочжан. Слушать противно. Дыхание с присвистом становилось всё тяжелее. В горле булькало, искажая слова и интонацию. Сяо Синчэнь знал, что Сюэ Ян в тот момент пытался ухмыльнуться, оставить за собой последнее слово, на которое даочжан и без того не претендовал. Улыбка у а-Яна всегда была красивой, но никогда – искренней. Даже когда смеялся над чужим горем, он не выглядел по-настоящему счастливым. Но задорному голосу а-Мэя Сяо Синчэнь верил, а потому представлял, как изогнулись сейчас его губы – в гримасе боли, выдаваемой за насмешку. – Ты защитил того юношу. – Я собирался убить его. Отравить трупным ядом, как остальных. Сделать нашей мишенью. Знаешь, даочжан… Это ведь ты убивал всех этих людей. Не такой уж ты и непорочный. Сяо Синчэнь с трудом поборол желание накрыть ладонью рот Сюэ Яна. Впервые он слышал от него правду – ту, которой до последнего боялся, но которую предпочитал всё же знать. – Ты тоже убийца, Сяо Синчэнь. Сколько ни притворяйся святым. – Молчи. Береги силы. Сюэ Ян булькающе рассмеялся, сотрясаясь всем телом. – Тебе следовало убить меня ещё тогда. Твоя жалость мне ни к чему. Даочжан сильнее сжал ладонь на плече давнего врага. Он не жалел его – не более, чем любое живое существо, близкое к смерти и забвению. Ему просто не хотелось, чтобы Сюэ Ян умирал – вот так, на его руках, принеся себя в жертву и став почти другом. Исторгая из себя желчь ядовитых слов, причиняя боль самому себе. Грудь его и без того уже еле вздымалась, а разговорами он лишь сокращал свой срок. Если бы Сяо Синчэнь и решил поделиться с ним жизненными силами, Сюэ Яна это бы уже не спасло. Рана была слишком серьёзной, и оставалось лишь держать его на руках. – Добей меня, Сяо Синчэнь. Ты же это умеешь. Шуанхуа был знаком вкус живой крови. Но одно дело – узнать, что клинок ошибся с выбором цели, и совсем другое – сделать всё своими руками. Даочжан уже не боялся запачкать руки, но поступи он так – Сюэ Ян победил бы в их давней битве. Пока же победителей не было, и это было справедливо: оба так или иначе проиграли. – Зачем ты так? – А ты? Никому твоя доброта не поможет. – Тебе помогла. Ты изменился. Как бы то ни было, а городской парнишка, пошедший за Сюэ Яном, остался жив. А их совсем ничего не связывало. Однако кто знает, что случилось бы, не наткнись они в лесу на мертвецов, которые не подчинялись никому и атаковали разом всех, не разбирая, хороший перед ними человек или плохой. Сюэ Ян был ужасным. А-Мэй – чудесным. И Сяо Синчэнь уже не знал, как к нему относится. Несмотря на то, что помнил его чудовищем. Несмотря на то, что по его вине Сун Лань лишился глаз, а сам он, ни о чём не подозревая, стал убийцей, а не спасителем. – Зачем тебе всё это? – повторил даочжан тихо, имея в виду и злодеяния Сюэ Чэнмэя, и его неожиданную доброту, и его козни, и самопожертвование, и хлёсткие предсмертные слова. Дрожащая рука Сюэ Яна поднялась и застыла на щеке Сяо Синчэня – правая, пятипалая, как у большинства людей. Даочжан напрягся и зажмурился, скрывая слёзы, которых у него больше не было, но почувствовал, как кровь отяжеляет ресницы и впитывается в повязку. – Я хотел, чтобы ты, пресветлый Сяо Синчэнь, взглянул на этот грязный дешёвый мир моими глазами. А получилось совсем наоборот. Ладонь замерла, передавая импульс в щёку, и упала, в последний раз накрыв собой Цзянцзай. Сяо Синчэнь огладил расслабившееся лицо Сюэ Яна и сомкнул веки над навсегда застывшими глазами, закрыв искажённо отражавшийся в них мир. Может, у него и были причины для ненависти, но хотя бы в последний день а-Мэй сумел обнаружить в себе что-то ещё. Жители города И так и нашли даочжана, сидящим над трупом товарища. Внезапная тишина побудила их отправиться на поиски, и к утру совершенствующийся с бездыханным телом на руках и куда более тяжёлым грузом на сердце переступил порог похоронного дома. А-Цин он расскажет всё позже.