Горячо и неприлично

— Нет, Кэйа, погоди!.. Ах! Кэйа не слушается, трется стояком о его бедро и расстегивает рубашку. Шея уже горит от количества поцелуев, Дилюк стонет, когда Кэйа прикусывает нежную кожу, заставляя подкоситься ноги… и тут же удерживает на месте, просунув колено между его бедер. Так… давит. Дилюк хнычет, пытаясь спрятать лицо и, опираясь о стену, сжимает руки в кулаки, когда Кэйа добирается до сосков и прикусывает мочку покрасневшего уха. — Еще немного, и ты будешь краснее чем твои волосы, мистер помидорка. — Какие к черту помидоры?! Кэйа смеется, языком проводит вдоль шеи, вызывая дрожь вдоль позвоночника: — Очень сладкие и маленькие. — Придурок. Пальцы в ответ на это зажимают бусины сосков и чуть оттягивают, Кэйа двигает ногой, заставляя член Дилюка выпустить новую порцию смазки, и сам прижимается еще плотнее сзади. — Кэйа-а-а-а! — Дай поцеловать тебя. Дилюк мотает головой и прячет лицо еще усерднее, заставляя Кэйю засмеяться; собранные в хвостик волосы падают на бок, открывая белый нетронутый затылок — о него Кэйа трётся носом, с удовольствием вдыхая сладкий запах винограда. Надо бы сказать Дилюку, что… парням бы хорошо пахнуть чем-то более резким, но язык не поворачивается. Дилюк невыносимо очаровательный с этими его попытками казаться сильнее и внушительнее… и такими милыми чертами, которые весь образ рушат к чертям. И о которых из ныне живых людей знает только Кэйа. — Тогда, может, попросишь? — шепчет он на ухо, одной рукой поднимаясь вверх к влажным губам и удерживая на них указательный палец, а другой расстегивая пуговицу штанов. — Скажи «отдрочи мне, Кэйа». — Пошел ты! — Вечером обязательно пойду, — Кэйа оставляет еще несколько поцелуев на его затылке, палец проталкивает в рот, и Дилюк практически сразу же касается его кончиком языка. — Вот так, активнее. Рука легко освобождает истекающий смазкой член, Кэйа растирает несколько капель, выступивших на головке, наблюдая за тем, как расширяются глаза Дилюка и как окончательно сбивается его дыхание. Он такой простой и чувствительный, что дразнить его никогда не надоедает, хочется эту белоснежную шею целовать, кусать, вылизывать каждый миллиметр, а потом трахать его медленно или почти животно, до потери сознания — пока даже имя Кэйи не сможет связно вымолвить. О, Кэйа знает, что он на такое способен. — А-а-анх! Штаны Дилюка постепенно опускаются ниже, Кэйа двигает рукой нарочно медленно, чтобы он немного расслабился, только иногда надавливая на выступающие венки — нежно и аккуратно, срывая тихие почти-всхлипы. В тишине кабинета хлюпающий звук кажется до невозможного пошлым; к счастью, Дилюк уже не в том состоянии, чтобы заботиться, что их увидят. Кэйа оставляет красивый засос рядом с косточкой позвоночника, больше не скрытой воротником, а потом рука скользит по дрожащему белоснежному бедру: — У тебя есть смазка? — К-конечно нет, с чего бы мне… И сразу же толкается бедрами навстречу руке, стоит слегка потереть головку члена. — Примерно поэтому. М… Зелье? … — Зелье?.. — Ты же всегда носишь с собой парочку. Они согревают, верно? Дилюк сжимается, а потом поворачивается к нему — видит, что Кэйа и сам возбужден не на шутку, и краснеет еще больше. Его губы немного распухли и взгляд кажется гораздо темнее, вместе с покрытыми румянцем щеками это незабываемое зрелище. Кэйа не забывает — ни один из тех случаев, когда мог видеть Дилюка таким… и чуть больше вымотанным. — В правом кармане, но… — Не переживай, в этот раз до дома дойдешь на своих двоих, — смеется Кэйа. — Повернись, хочу тебе отсосать. — Не говори такое вслух--- — Почему? — Кэйа оставляет дорожку поцелуев вдоль линии челюсти, а дыхание вызывает крошечные разряды под кожей. Стоит ему убрать ногу, как Дилюк почти падает, в последний момент поворачиваясь и опираясь о стену. Он видит собственный набухший член с капельками смазки, чувствует, как стыд приливает к щекам… И возбуждается еще больше. Все становится хуже, когда Кэйа опускается на колени и почти сразу же обхватывает ствол рукой. — Погоди, давай не будем, — выдыхает Дилюк быстро, жалея, что сзади только стена. — Нас точно так услышат, Кэйа, не… Боги, Кэйа, пожал--- Ааах! Кэйа проводит языком вдоль ствола, смотря ему в глаза, и сразу же обхватывает рукой, двигаясь медленно, словно пробуя на вкус. Дилюка и правда ноги уже не держат — хочется толкнуться в узкую глотку, схватить Кэйю за волосы и вогнать член по самое основание, чтобы задохнулся собственным стоном. Он балансирует на грани — зарывается пальцами в мягкие волосы Кэйи, пытаясь оттянуть их, и сжимает со всей силой, стоит ощутить горячие губы вокруг головки. — Кэй– Ыыыых–- Приходится отпустить его, чтобы зажать себе рот. Стоны кажутся уже до невозможного громкими, Дилюк смотрит на то, как с каждым движением Кэйа берет его член все глубже, как блестит слюна, смешанная со смазкой на его губах… От этого кого угодно унесет. Кэйа словно нарочно надавливает языком, пропуская его в горло, и смотрит с вызовом; Дилюк решает, что проще уж закрыть глаза, чтобы этого не видеть, а потом чувствует руки на своих бедрах. — Схвати меня за волосы еще раз, Люк, — говорит, а потом прижимается губами к бедренной косточке. — И держи крепче. У него ужасные предпочтения. Невыносимо. Тем не менее, Дилюк действительно зарывается в эти непослушные волосы, снова прикрывая глаза, когда горячее дыхание Кэйи щекочет нежную кожу, а руки крепче сжимают задницу. Синяки точно будут. Кэйа кладет головку его члена себе на язык, легко движет им, облизывая, дразня и, удерживая руками, не позволяет Дилюку сползти на пол окончательно. Черт возьми, он вообще Дилюку не позволяет гораздо больше, чем можно представить, и это… По-своему возбуждает. Он снова посасывает только головку, слизывает смазку и даже не пытается взять член полностью, а Дилюку хочется. Дилюк уже не думает о том, где они находятся, и что их действительно могут услышать — Дилюк подается бедрами вперед, проталкивая член глубже, и Кэйа словно только этого и ждет. Словно он только и думал о том, чтобы Дилюк трахнул его рот. Дилюк сжимает его волосы крепче, притягивает ближе к себе и чувствует, как напрягаются руки Кэйи… и как легко расслабляется горло, как плотно его обхватывают покрасневшие губы, как сам Кэйа старается не стонать––– И все же стонет, вот так, с членом во рту, а Дилюк дрожит, приоткрывает рот в безмолвном стоне от внезапно нахлынувшего оргазма и держится на ногах только благодаря тому, что Кэйа заботливо подставляет плечи, позволяя отдышаться. Пить хочется чертовски, а еще Дилюк слышит очень подозрительный глоток и понимает, что… –…Убью. — Мгм. Кэйа показательно облизывает губы, а рукой уже шарится в кармане за тем самым зельем и, найдя, выливает себе на ладонь. Дилюк знает, что оно само по себе очень теплое и правда согревает, а не жжет, как думают другие. Еще он знает, что значит «согревает» в том случае, если его применить слегка не по назначению — вот как сейчас, когда ладони Кэйи все скользят по его бедрам, смазывая внутреннюю сторону, сжимая и растирая, а губы раз за разом прижимаются к все еще чувствительной после оргазма коже и… Кэйа ведет вдоль его бедра носом, целует острые коленки, а потом смотрит в глаза — страстно, почти невыносимо, Дилюку от этого даже не по себе. И еще больше не по себе становится, когда зелье начинает действовать — покалывает кожу, возбуждает до предела снова, словно это не он сейчас кончил. — Вау, какой ты ненасытный. — Кто бы говорил, — ворчит Дилюк в ответ и видит, как выпирает стояк у Кэйи, — на штанах уже появилось внушительное мокрое пятно, а он даже не попытался расстегнуть их. Он или идиот, или мазохист — и с каждым таким разом Дилюк только больше убеждается во втором варианте, но никогда не сможет сказать, что это… Черт, хорошо, ему нравится видеть, как Кэйа сдерживает себя до последнего, даря ему неземное удовольствие каждый раз, а потом берет, словно дражайшую награду, — иногда медленно и нежно, что плакать и умолять хочется, иногда животно и грубо, заставляя кричать и задыхаться, а иногда продолжая доводить до предела, пока перед глазами не начинает все плыть. И это в любом случае хорошо. Даже просто от мысли об этом член Дилюка снова заинтересованно дергается. — Давай, крош–– Люк, повернись, — Кэйа поднимается, все-таки расстегивая чертовы штаны с тысячей ремешков и проводит по своему члену рукой, растирая смазку. Его стон при этом кажется самым громким, что слышал Дилюк сегодня. Он даже пропускает мимо ушей чуть не сорвавшееся противное «крошка», которое все-таки стоит запретить использовать даже в очень пьяном состоянии и даже когда Дилюк как настоящий Полуночный герой притаскивает эту тушу в их постель. Тем не менее Дилюк поворачивается. Даже сам скрещивает ноги и прогибается в спине, стараясь не думать, как выглядит сейчас — с оттопыренной задницей, стоящим членом и стекающим по ногам зельем, но Кэйе это определенно нравится. Его руки скользят вверх по пояснице, задирая рубашку, а потом опускается вниз, к ягодицам, слегка их раздвигая. — Отличный вид, мистер Дилюк. — Я тебя прикончу. — Потом, все потом, — Кэйа проталкивает в него палец на одну фалангу и сразу же вынимает, предвкушая вечернюю забаву. Член между бедер проскальзывает легко, из-за трения масло жжет еще больше — Кэйа стонет, сжимая его задницу, и толкается вперед с пошлыми шлепками раз за разом, ударяясь собственными бедрами. И это… Горячо. Слишком. Одной рукой Кэйа перемещается обратно на стоящий член Дилюка, в этот раз без прелюдий и подразниваний, и начинает надрачивать в такт собственным толчкам, постепенно прижимаясь к нему всем телом. Они оба влажные от пота, возбужденные до предела и каждое движение кажется все более рваным и диким, подталкивающим к близкому оргазму. Кэйа так и кончает на его бедра, едва успевая вынуть член, чтобы не запачкать стену, и нужно всего пару движений после, чтобы Дилюк кончил ему в кулак, а после просто тихо сполз на пол, пытаясь отдышаться. Не считая их дыхания, внезапная тишина вокруг кажется почти пугающей. Кэйа быстро вытирает себя салфетками, а потом подползает к нему, любуясь этим затраханным лицом и покрасневшими от слез глазами. У Дилюка нет сил даже злиться — он просто позволяет вытереть свои ноги и живот, а после даже приоткрывает губы для одного нежного поцелуя, прежде чем отключиться. Кэйа смеется, поднимая его, чтобы перенести на диван: — Возможно, мы чуть-чуть перестарались.