"Незнакомец. Глаза. Улыбка"

Незнакомцы. Вокруг него — сотни, если не тысячи, незнакомцев, что он видит впервые в своей жизни и которые, как Кихён уверен, пройдут мимо его жизни также, как он проходит мимо них самих. Музыка в наушниках. Эта песня играет уже который день и которую неделю подряд; Кихён не знает слов — он не может запомнить мелодии и не может вспомнить, как её нашёл и что за исполнитель её создал — но всё равно что-то заставляет проигрывать мелодию у себя на телефоне при любом удобном случае. Улица и подземный переход вместе с бесконечной лестницей. Кихён спускается по уже таким родным из-за своей надоедливости и приторности ступенькам, что кажется — ещё немного, и его вывернет наизнанку от этой рутинности и однообразности. Ботинки громко чвякают из-за воды, что когда-то была фервальским снегом из метелей, которые так любили атаковать Сеул, где он живёт уже несколько лет. У него никогда не было привычки смотреть куда-то вверх, и сейчас он, как и всегда, смотрит вниз — себе под ноги, видя грязь от растаявшего снега на улице и коричневые разводы от подошв; Кихён видит свою потрёпанную жизнью куртку, что слишком явно напоминала своего хозяина — они оба видели времена получше. Прозрачные двери у входа в метро. Кихён открывает их так легко, будто бы это не он сейчас упадёт от усталости на пол, останавливая весь поток пассажиров; но он не падает — идёт дальше, к турникетам, достаёт из тёплого кармана проездной. Прикладывает его и проходит вперёд, на станцию, что в голове зовётся "университет", из которой потом доедет в пункт "дом", что находится в почти десяти станциях отсюда. Стекляное ограждение. Кихён видит себя и будто бы смотрит в зеркало с утра — напротив стоит такой же уставший и невыспавшийся парень с когда-то милыми щеками, но теперь — впавшими из-за того, что он вечно забывает поесть. Шум поезда и механический женский голос, что оповещает о том, что сейчас приедет метро, заглушает песню в наушниках — Кихён пропускает тот момент, когда она начинает играть сначала. На глазах появляется сначала свет на белой стенке за стеклом, а затем — с бешеной скоростью мимо проносятся вагоны. Кихён смотрит на то, как собственное отражение и бесконечные пассажиры рядом с ним меняются на огни ламп в маленьких окнах совершенно равнодушно — он видел это зрелище множество раз до этого: вчера, позавчера, всю прошлую неделю и даже год назад Кихён наблюдал за этим каждый день. Двери ограждения открываются, а вместе с ними открываются и двери вагона, выпуская множество людей наружу. Кихён заходит одним из последних, так что по итогу приходится стоять прямо напротив выхода посередине поезда, но ему на это всё равно — какой смысл волноваться о том, где ты стоишь, если всё равно по итогу выйдешь на одной и той же станции, нужную часть которой ты изучил вдоль и поперёк? — Осторожно, двери закрываются, — ещё одна фраза из его жизни, что намертво приклеилась к нему самому; механический голос холодный, каким он и должен быть — и, как и всегда, равнодушно относится к жизням тех, кто его сейчас слушает. Через доли секунд свет станции и ограждение меняются чернотой туннеля, и поглотить поезд своей тьмой ему не дают лишь вагонные светильники и редкие лампы, мелькающие быстро исчезающими пятнами на тёмном холсте туннеля, состоящего из труб и различных проводов. Кихён качается из стороны в сторону из-за высокой скорости, но не упасть на стоящих рядом людей помогает навык, что он обрёл за эти годы ежедневного пользования метро; бессмысленно смотрит на затемнённое отражение себя в небольшом окне вагона, и чуть улыбается, слыша знакомые слова: — Станция Yeomchang, Yeomchang, — поезд начинает замедляться, и Кихён снова видит станцию: отличную от предыдущей, но имеющей с ней — и со всеми предыдущими и следующими — кое-что общее. Они все ему чужие. — Двери открываются справа, справа. Вагон полностью тормозит, заставляя приложить усилия, чтобы не упасть; в открывшиеся двери начинают выходить пассажиры, чьих лиц он даже не запомнил, и входить те, кого забудет через секунду — точно также, как и названия станций: Кихён помнит их лишь по внешнему виду и порядковому номеру до точки "дом" на большой карте Сеула — маленькой квартире, в которой помимо него живёт холод и одиночество. — Осторожно, двери закрываются. Стекляное ограждение снова меняется туннелем, а следом за ним — ставится на повтор песня, понять слова которой — невозможно из-за большого шума и еле слышных даже самых громких битов. В голове — пустота, что обычно заполняет его мозг большую часть его времени, и сегодня — не исключение. Кихён пропускает тот момент, когда дикторша объявляет название станции и сторону, где открываются двери; пропускает момент, когда вокруг него освободилось чуть больше места и ему стало легче дышать. Кихён пропускает тот момент, когда поезд стоит на станции дольше положенного, а когда понимает — испуганно перестаёт смотреть в никуда: в его жизни нет каких-то сюрпризов или радостей, есть лишь сверенные до минуты и отработанные за годы расписания, так что даже такая мелочь, как банальная задержка метро — уже повод для паники. — Осторожно, двери закрываются, — спустя ещё несколько долгих секунд произносит механический голос, и двери наконец закрываются. Поезд начинает разгоняться, а Кихён — снова дышать, не замечая лёгкой вибрации в кармане куртки от телефона: сейчас для него намного важнее его собственные мысли, которые решили появиться впервые за долгое время — совершенно дурацкие и глупые, они каким-то образом смогли пробраться в его и так забитую всяким хламом голову. Первая вибрация отдаёт в пальцы рук, заставляя проснуться от кошмара в своём же разуме, а вторая — осознать, что ему пришло сообщение. Кихён достаёт телефон и смотрит на панель уведомлений, не в силах сдержать лёгкую улыбку: его друг — лучший и, можно сказать, единственный, кто соглашался скрашивать тёмную и мрачную жизнь Кихёна — завалил весь экран блокировки своими сообщениями. Щёлк по стеклу телефона, и Кихён видит сообщения — объясняющие ситуацию и то, что он забыл в университете тетрадь по предмету, который был не только сегодня, но будет ещё и завтра, а вместе с ним — большой материал, заданный на домашнее изучение. Кихён тихо вздыхает смешанный с большим количеством углекислого газа воздух — и не может определиться, что писать Хосоку: что он скоро будет и уточнить адрес их встречи, или же сообщение с извинениями, что он не сможет приехать — Кихён почти что валится от моральной усталости, что пожирает все его ещё чудом оставшиеся силы. — Станция Jeungmi, Jeungmi, — Кихён пропускает момент, когда поезд прибывает на очередную станцию — всё его внимание занято лишь открытым мессенджером и перепиской с другом. — Двери открываются справа, справа. Снова создаётся "толкучка" из выходящих и входящий людей, снова меняются лица, снова меняются дни. Кихён потерялся в жизни — настолько давно, что казалось, будто бы он никогда и не находился; он потерялся также, как и его тетрадь, и отличие лишь в том, что у той хотя бы есть смысл своего существования — тогда как у её хозяина его совершенно нет. Телефон снова вибрирует — как раз в тот момент, когда механический голос произносит своё любимое: — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — та, что зовётся в голове "дом", но прямо сейчас Кихёна это мало волновало — главная проблема для него было не отправленное другу сообщение со словами: "конечно, где встретимся?", — и ему самому интересно, почему пальцы не могут нажать на кнопку "отправить", ведь это не так сложно — лишь сделать один "тык" по экрану и всё, готово. Может, причина в том, что уже поздно — Кихён смотрит на часы в верхнем углу экрана: лишь шесть вечера; а может, что ему придётся возвращаться и ехать на метро не два раза, а три — но разве это проблема? В его жизни есть трудности и похуже, и одна из них — снова начавшаяся сначала песня, которая играет в наушниках который день подряд и слишком сильно напоминает собой как человека, что её слушает, так и его жизнь. Поезд мчится по знакомым тёмным туннелям с невероятной скоростью, приближаясь к станции, но главный пассажир этого даже не замечает — лишь пялится в экран давно погаснувшего телефона, отображающего разве что вагонные светильники, слепящие глаза при одном взгляде на них. Он слишком погружён в свои мысли, чтобы заметить, как дикторша объявляет название станции и с какой стороны открываются двери; Кихён слишком занят тем, чтобы смотреть на только что пришедшее сообщение друга, чьё беспокойство чувствуется даже на расстоянии километра. — Осторожно, двери закрываются. Кихён невольно поднимает взгляд на станцию, что зовётся в голове "дом", но в этой же самой голове — куча из самых различных мыслей, но в ней ни одной о том, что он только что проехал свою станцию. Привычные стеклянные двери в который раз за день меняются тёмным туннелем, что виден через маленькие окошка дверей, в которые Кихён смотрит, не концентрируясь ни на чём. Он смотрит в никуда, смотрит так бессмысленно, что, даже если его сейчас спросить, какой сегодня день — он не сможет ответить. Кихён просыпается от своих мыслей лишь в момент, когда поезд начинает тормозить, и ему приходится стараться удержаться на ногах, чтобы не упасть. В руке всё тот же телефон, вокруг — всё те же незнакомцы. Кихён быстро осматривается, пытаясь понять, откуда у него могло появиться то чувство чуда, что исчезло ещё в детстве. — Станция Yangcheon Hyanggyo, Yangcheon Hyanggyo, — фраза механического голоса заставляет замереть и горько усмехнуться: в его жизни не бывает чудес, пора бы ему это уже, наконец, выучить. — Двери открываются слева, слева. Кихён одним движением пальца разблокирует телефон, тут же попадая в переписку со своим другом. Всё то же чёртово сообщение висит в панеле набора, а рядом со знакомыми словами, что были написаны им самим, кнопка "отправить". Секунда — и он даст зелёный свет отмене планов на вечер, которых и так нет: Кихён лишь учится, а затем — валяется на кровати, смотря какую-то очередную дораму, вызывающую лишь желание спать, а не смотреть дальше. Секунда — и вместо того, чтобы отправить сообщение Хосоку, он чувствует давно забытое чувство — ещё более давнее, чем чувство чуда: чувство, что на него кто-то смотрит, отзывается зудом на лице, и Кихён вздрагивает, поднимая взгляд вверх — и снова замирает, не в силах пошевелиться. В голове — история Хосока, что он когда-то ему рассказал, поразившая его настолько, что он не мог не поделиться. Незнакомец. Кихён впервые видит этого парня — в чёрной куртке и с такого же цвета волосами; с наушниками в ушах и с небрежностью в одежде, — но почему-то складывается ощущение, что они знакомы вечность. Глаза. В этих карих глазах — лёгкий блеск и отражение вагонных ламп, но Кихён видит, что в этих глазах с маленькими миленькими мешочками — целая вселенная, которую невозможно исследовать, как бы ты ни старался. Улыбка. Кихён впервые за всю свою жизнь чувствует себя тепло лишь от одной улыбки — смущённой, чуть неловкой, но безумно милой — Кихёну хочется тыкнуть пальцем в ямочки на щеках парня. Кихён никогда не запоминает незнакомцев, никогда не интересуется их жизнью. Он никогда ни с кем не знакомится, ведь знает — долго это знакомство не продержится из-за его отвратительного характера; но с этим парнем — всё по-другому. Кихёну хочется надеяться, что конец будет другой, счастливый для всех. В момент, когда Кихён наконец находит в себе последние силы, чтобы сделать хотя бы шаг, по всему вагону звучат слова, точно такие же, как и всегда, но в этот раз Кихён готов буквально проклянуть того, кто их записывал и кто их придумал. — Осторожно, двери закрываются. Незнакомец, что был на расстоянии вытянутой руки, теперь находился за стеклянным отражением и маленькими окнами поезда; раньше тёплая улыбка, похожая на горячий шоколад в одну из холодных ночей, когда ты не можешь уснуть, сейчас была хуже самой страшной метели — грусть смешалась с надеждой и желанием подбодрить, и Кихён даже через наушники и громкую музыку слышал этот голос: — Всё будет хорошо. Секунда — и поезд начинает разгоняться, оставляя станцию и парня из истории из шести слов позади, а вместе с ними — желание жить. Секунда — и жизнь замедляется, превращаясь в спецэффект замедленной съёмки в реальности. Секунда — и в руке снова вибрирует телефон, вспыхивая и показывая сообщение лучшего и единственного друга. Секунда — и Кихён понимает, что он больше хочет жить так. Он быстро стирает уже набранное сообщение Хосоку и пишет новое — не попадая по буквам из-за трясущихся пальцев, по которым бежит адреналин, разливаясь по каждой маленькой клеточке. В этот раз сомнений по поводу того, отправить ли сообщение или же нет — не возникает: рука попадает по нужной кнопке через долю секунды после того, как Кихён набирает последнюю букву. Телефон снова оказывается заблокированным, а песня — начинает играть сначала, и Кихён впервые за эти несколько недель её постоянного проигрывания понимает, насколько же она ему надоела — от первых нот начинает выворачивать даже несмотря на то, что их почти что и не слышно. Наушники вырываются из ушей практически за секунду с такой силой, что дёрни Кихён чуть сильнее — они бы порвались; белые провода вместе со смартфоном оказываются в одном из карманов куртки, и Кихён чувствует вибрацию из-за его сообщения хёну: "Прости, я не смогу сегодня приехать". Конечно, после такого каждый бы волновался, особенно если твой друг до этого так долго не отвечал, хотя обычно — читает и печатает их практически мгновенно. Но это всё — потом. Потом, потому что есть проблемы поважнее, а именно — Кихён впервые узнает, что в сеульском метро есть какая-то закрытая станция лишь тогда, когда с шокированным взглядом очень быстро проезжает её; потом, потому что он не знает, успеет ли вернуться на то место, где был незнакомец вовремя — до того, как тот уедет по своим делам, подальше от Кихёна — туда, где он точно его потеряет. Стеклянные ограждения с редкими лампами, не дающими станции полностью погаснуть, меняются очередным туннелем, и Кихён неожиданно даже для себя рад видеть эти большие трубы и провода со светильниками; нетерпеливо стучит ногой по полу, впервые за такое долгое время испытывая желание сделать хоть что-то, но в то же время — не имея возможности сделать даже шага вперёд. Поезд едет с такой же скоростью, как и две минуты назад, и это сводит с ума — медленно и изощрённо, также, как и внутренние часы, что слишком медленно считают секунды, оставшиеся до прибытия на станцию. — Станция Sinbanghwa, Sinbanghwa, — после долгих минут, успевших превратиться в часы, Кихён наконец слышит тот самый механический голос и чувствует, как поезд начинает замедляться, а его сердце — биться ещё быстрее. — Двери открываются справа, справа. Он быстро оборачивается и проталкивается к дверям через возмущённые возгласы других пассажиров. Секунда — и станция перестаёт быть видной лишь через маленькое окно и стекляное ограждение, и в этот момент Кихён выбегает, чувствуя под собой твёрдый пол, что быстро меняется на предыдущий — качающийся из стороны в сторону, тормозящий и ускоряющийся. Фразу "осторожно, двери закрываются" он уже не услышал. Кихён не знает, откуда у него столько сил на то, чтобы бежать так быстро, но почему-то ноги сами несут его в сторону платформы, поезда с которой уезжают в ту сторону, откуда он приехал; Кихён не знает, как он всё ещё не упал от нехватки воздуха — последний раз, когда он занимался спортом (точнее, пытался им заняться, если два домашних занятия считаются) был пару лет назад. Кихён знает лишь то, что прямо сейчас — каждая секунда на счету, и это подбадривает и заставляет бежать даже лучше, чем все энергетики, что он пьёт, когда нужны силы, что давным-давно закончились. Новый поезд наконец прибывает, и Кихён запрыгивает в него так быстро, как только может после такой резкой пробежки, специально становясь в центре и не отходя от дверей. — Осторожно, двери закрываются. Слова, что Кихён мысленно ненавидел буквально несколько минут назад, теперь ощущаются самым сладким шоколадом. Он улыбается, не веря, что спустя столько времени эта фраза чувствуется родной. Поезд снова начинает разгоняться, и Кихён снова едет по тем же самым туннелям и видит те же самые провода, трубы; Кихён снова чувствует себя чужим в этом кругу из застывших и холодных незнакомцев, и невольно съёживается, понимая, что сердце и кровь так просто остановить не получится. Люди вокруг меняются другими пассажирами, станции — следующими, а дни — такими же сутками лишь с другим названием. Кихён привык так жить: от дня ко дню, от недели к недели, от месяца — к месяцу. Так летят полгода, год, полтора года и годы, что он не замечает и забывает тут же, не понимая, куда девается его жизнь. Он нередко сравнивает себя с поездом метро: мчится на бешеной скорости, проезжает на каких-то станциях, но всё равно главный контроль — не у него. Кихён чувствует, что его жизнь — песня, от которой после сотого прослушивания устаёшь и что стоит на повторени лишь потому, что искать другую — нет сил. Но, может, пора что-то изменить? — Станция Yangcheon Hyanggyo, Yangcheon Hyanggyo, — Кихён понимает, что это его станция не по её названию, а по её внешнему виду — в голове она теперь имеет совершенно другое название, что ни капельки не напоминает настоящее. — Двери открываются слева, слева. Секунда — и Кихён снова выбегает в тот момент, когда открываются двери; он начинает быстро и судорожно оглядываться, надеясь взглядом выцепить чёрную куртку и чёрные взъерошенные волосы. Начинает подпрыгивать, когда не видит знакомой макушки, из-за чего ловит взгляды прохожих, буквально кричащих "ты что, сумасшедший?" Да, Кихён сумасшедший. Он сумасшедший из-за одного парня, сумевшего навести такой хаос и одновременно такую живость в его жизни; Кихён сумасшедший, ведь он всё ещё надеется на чудо — на маленькое и невидимое волшебство, что поможет ему увидеть незнакомца хотя бы ещё раз. Секунда — и дыхание постепенно начинает замедляться, а прыжки — становиться всё реже. Кихён начинает успокаиваться, чувствуя, как на тело будто бы падает целая гора — последствия слишком большого количества адреналина в крови и неожиданной физической нагрузки; он опускает руки на колени, пытаясь таким образом хоть немного удержаться на трясущихся ногах, потерявших свою главную силу — надежду, помогающую как-то держать их владельца и не дать ему упасть. Кихён горько усмехается, когда оборачивается в последний раз, осознавая, насколько же он глупый — на что он надеялся? Что тот парень всё ещё не уехал по своим делам? Или, может, что он захочет познакомиться с таким, как Кихён? Глупости да дурацкие шутки, ведь у Кихёна совершенно нет чувства юмора. Один последний взгляд на пол и на свои руки, короткий вздох — он разгинается, чтобы уже пройти на свою платформу, как тут (в который раз) замирает, слыша низкий и тихий голос за спиной: — Вы… случайно не меня ищете? Поворот — и Кихён смотрит прямо на того парня, со вселенной вместо глаз и со смущённой улыбкой на губах и не может поверить, что это не сон. — В-вас... — он и сам не замечает, как начинает улыбаться и как наконец может начать ровно дышать, хотя в лёгких — камни вместо воздуха. Мимо проезжают поезда и проходят мимо пассажиры, но Кихёну всё равно на всё, ведь он смог найти своего незнакомца из истории из шести слов, и это — единственное, что сейчас важно.