***
— Однако, здравствуйте, — Маринка оттянула резинку больничных штанов, устало потерла лоб и снова взглянула на новую, не предусмотренную изначально для ее чисто женской души часть тела. Та исчезать не собиралась. Маринка отпустила резинку, что довольно больно шлепнулась об живот с рельефными кубиками мышц, и села на унитаз, глубоко задумавшись. Блондинистые волосы упали на лоб, и Маринка уже по привычке сдула их с лица. Итак. Это тело зовут Минато Намикадзе, который героически помер во славу несуществующей деревни. Вместе с ним на тот свет отправилась его жена Кушина. Маринка была здравомыслящей женщиной и сразу же пришла к логичному выводу. Ей пиздец, и это не обсуждается. Если только какое-то чудо ей внезапно, словно манна небесная, не свалится на голову. Спасибо хоть — память прошлого владельца урывками, но свалилась, как и знание, весьма смутное, об одной популярной анимешке из прошлой э-э… жизни. Но память — это такая хрень… Маринка как была насквозь гражданской и стопроцентной женщиной, так, в сущности, ей и осталась. И что теперь? Ах да, не забываем про говорящий апельсин на ножках, который по какому-то юмору Вселенной теперь ее сын. От долгих размышлений ее отвлек аккуратный стук в дверь. — Минато-сама, все в порядке? Ах да, ее еще пасут и следят, как бы она какую-нибудь херню не отчебучила, очевидно, на фоне потери жены. — Все в порядке. Из-за двери кабинки кто-то в маске АНБУ облегченно выдохнул. Эк их прихватило-то. В палате Маринку уже ждали. Третий Хокаге устало улыбнулся ей и аккуратно присел на табуретку, стоящую рядом с ее постелью. — Мои соболезнования, Минато. Маринка молча кивнула. Учитывая то, что ее и так утягивало в пучину безысходности и желания помереть, ее горе выглядело более чем натурально. — Как Наруто? — С Наруто все в порядке. Твоя печать гениальна. С Менмой тоже все хорошо. У тебя прекрасные дети, Минато. Маринке показалось, что у нее на затылке зашевелились волосы. Ебушки-воробушки, их что, двое?! — Я могу их увидеть? — все же совладала с собой Маринка. — Да, конечно, — Хирузен улыбнулся, а потом помрачнел и посмотрел на нее с ярко выраженным сочувствием. — Минато… твои чакро-каналы… ты больше не сможешь быть шиноби. Ох ты ж, нихуя себе! Манна небесная! — Все настолько плохо? — Безнадежно, Минато. — Ясно, — лицо посмурнее, попечальнее. Вспомни, что у тебя внезапно появилось сразу два неучтенных ребенка. И вообще, ты, Маринка, теперь мужик! — Но это еще не все, Минато. Мы… не думали, что ты выживешь, и официально о том, что ты жив, знает очень ограниченный круг людей. Ввиду сложившейся ситуации… ты же понимаешь, что у тебя много врагов? — Более чем, Хокаге-сама, — Маринка прекрасно это понимала. Минато за свою не такую уж и долгую жизнь имел просто потрясающее количество кровников. А платить долги за мертвого она точно не собиралась. — Минато… — Надеюсь, я все еще имею право воспитывать собственных детей? — Маринка при всей своей черствости все же не могла не вспомнить о двух сиротах. Да и если бы не вспомнила, то ее бы заподозрили. — Минато, ты подставляешься. И детей подставляешь. Ты же понимаешь? Наруто теперь джинчуурики… Маринка смотрит в глаза старика и улыбается, подхватывая свою белобрысую прядь. — Как думаете, мне красный цвет подойдет? А имя Минору Узумаки звучит не плохо? Как и Наруто и Менма Узумаки? Старик смотрит на него с десяток секунд, после чего по-доброму усмехается. — Думаю, в самый раз. — Хокаге-сама, — Маринка мрачнеет. — Деревня ослаблена. Вопрос времени, когда о том, что случилось в Конохе, узнают соседи и… — И? — Я считаю, что любая информация о личности нового джинчуурики должна быть засекречена. Во всяком случае до тех пор, пока мой сын не подрастет до возраста дееспособного шиноби. — Что ж, Минато, в твоих словах… есть смысл.***
— Итак, мелкие спиногрызики, давайте знакомиться по-нормальному. Меня зовут Минато, и с этого дня я ваш отец, мать, сестра и брат. А также лучший человек на свете! — спящие в люльке младенцы продолжали беззастенчиво дрыхнуть. Маринка хмыкнула, отодвинув их в сторону, после чего с интересом уставилась на свой новый домик. Двухэтажный, аккуратный, только что отстроенный на краю деревни. Потрясающе. Сдув уже красную прядь волос с лица, Маринка покачала головой и вздохнула. Придется много работать. Стук в дверь был неожиданным. Она вздрогнула, но все же пошла открывать и с удивлением уставилась на белую макушку своего… ученика. Да. — Какаши? Насколько могла судить Маринка, у этого подростка была очень хреновая жизнь. А глядя в, откровенно говоря, несчастные и полные горя глаза, ей захотелось немедленно отправить его лечиться. К психологу. А лучше к психотерапевту. Подросток стоял перед ней и просто смотрел больным взглядом побитого щенка, и Маринка не имела понятия, что с ним делать. В дырявой памяти Минато то и дело мелькали картинки и сцены, связанные с этим калеченным подростком. Учитывая то, что в этом мире все через одного сироты, не знавшие, что такое отцовские чувства, и весьма посредственно разбирающиеся в чувствах сложных, психически нестабильных подростков, несложно сделать вывод, что Минато был слегка тугодумом в плане чувств, испытываемых к нему собственным учеником. Пацан, разбитый и просто убитый в хлам мальчишка, смотрел на Минато преданным взглядом побитого щенка, что выискивает в хозяине ласку и то самое чувство нужности. Вспоминая то, что Какаши еще в детстве киданул собственный отец, сваливший на небеса чисто по-английски, не попрощавшись, такой фортель от человека, которого он признавал отцом, был для него сродни последнему гвоздю в крышку гроба. Смотря сейчас на этого битого жизнью подростка, Маринка с искренним восхищением и ужасом не могла понять одного — как он в каноне не самовыпилился вслед за своим родителем? И вот сейчас он стоит, мнется на пороге ее дома, не подозревая, что его любимый сенсей, по сути своей бывший отцом-тугодумом, и не он уже вовсе. «Маринка, ты тряпка», — невесело кивает сама себе женщина. — Минато-сенсей, я… — Проходи, не стой на пороге. Мальчишка еле перетаскивает свое дохлое тельце через порог и замирает на месте, словно робот, ожидая то ли пинка обратно на улицу, то ли еще чего. — Минато-сенсей, я… — Ты меня извини, я еще толком не успел обустроиться, дом новый, как видишь. Так что у меня тут весьма… неуютно. Впрочем, я как раз собирался начать с детской. Сам-то я потерплю, а вот Наруто и Менма — вряд ли. — Минато-сенсей, я… — И к чаю у меня ничего нет, — вновь перебивает его Маринка. Подросток смотрит на нее одним глазом, а потом внезапно бухается на колени прямо ей под ноги и начинает едва ли не биться лбом об пол. — Простите! Простите! Простите! Я не уберег Кушину-сама, как вы мне приказали! Простите меня, Минато-сенсей! Простите! — подростка трясет. Буквально выворачивает от сдерживаемых рыданий, и Маринка слегка в шоке от происходящего. Да какого там слегка? В воспоминаниях того же Минато этот ребенок — та еще отмороженная статуя в память самому себе, а тут… — Какаши, ты не виноват! — Нет, сенсей, я виноват! Виноват! Маринка пытается отцепить подростка от своих ног, поднять с пола, но в результате только сама оказывается на полу и сграбастывает истерящего профессионального убийцу и психа-одиночку в объятья. Докричаться до него сейчас — из разряда фантастики. К слову сказать, подростка хватает минут на пятнадцать, а после он просто отрубается прямо у нее на руках. Приходится тут же организовывать подобие спального места и искать в неразобранных коробках плед. Просто шикоз, мало ей двоих неучтенных детей, давайте сразу троих. А потом можно уже открывать приют несчастных деток имени Минору Узумаки. Кошмар! Мелкий Хатаке сопит в две дырки, и Маринка качает головой, гладя лохматую головушку с бешеными тараканами под черепушкой. Дети, что удивительно, тоже спят. Хотя Маринка подтаскивает корзину с младенцами поближе, чтобы они были в прямом доступе, да так и замирает, привалившись к стене коридора и вперив свой взгляд в потолок. — И было у него два сына. Какаши-кун, Наруто-кун и лапочка-дочка Менма-чан, — задумчиво выдает Маринка в пустоту дома, старательно игнорируя тот факт, как под ее рукой дрогнул мелкий Хатаке.***
Быть стопроцентной бабой в теле такого же стопроцентного мужика сложно. Но можно. Особенно когда выбора у тебя особо-то и нет. И вот уже Маринка — многодетный, мать его, отец! И нет, она не из тех извращенцев, что, сменив пол, внезапно воспылали любовью к мужикам. Репутация верного до гроба супруге молодого отца-одиночки более чем приятна. Ну, а для сброса, кхм, напряжения руки никто не отменял. Стремно это, конечно, но куда деваться? Мелочи жизни. А вообще, мелкий Хатаке выцарапал у Третьего Хокаге секретную миссию по охране семьи последних Узумаки и почти на законных правах занял комнату на втором этаже. Маринка честно скидывала на него заботу о детях, когда он был не на миссии и успевал достаточно отдохнуть. Иначе она бы с ума сошла от этих демонят. Конечно, благодаря Какаши она поддерживала свое новое тело в тонусе и даже умудрилась еле-еле ходить по стенам и воде. Что для нее, никогда не знавшей такого чуда, было просто восторгом. Правда, Хатаке, смотря на эти восторги, хмурился и отводил глаза, жалея ее, несчастную, лишенную возможности быть шиноби. Глупый. Иногда на чай забегал Третий Хокаге. И каждый раз выдыхал, видя, что она не собирается вешаться от невозможности быть шиноби. Сама же Маринка ясно показала свою позицию. За семью и двор стреляю в упор, а во всем остальном — моя хата с краю, ничего не знаю. Вот она еще, идиотка, в политику лезть, будучи гражданской до мозга костей. Нет уж. Житие гражданской было привычным. Внезапная тяга к садоводству стала милым хобби, а наслаждение местной незагаженной природой и экологией приносило истинное удовольствие от процесса самой жизни. Наблюдая за трехлетними оболтусами, что висли на своем старшем брате, как обезьяны, Маринка попивала чаек и радовалась жизни. — Минато-сан? — Да, Какаши-кун? — Узумаки-терапия пошла пареньку на пользу. Общение с энерджайзерами явно помогло. — Вы… не жалеете? — О чем, Какаши? О том, что я теперь не несу огромный груз ответственности и не убиваю людей пачками? О том, что у меня аж трое детей? О том, что я могу им подарить относительно спокойную жизнь? Нет, не жалею. Жалко Минато, жалко Кушину. Себя жалко порой, особенно свое женское тело, когда очередной раз смотришь на красивых, как на подбор, мужиков. А так Маринка не жалеет. Вообще ни о чем.