Running after my fate Я бегу за своей судьбой, Thought of all what we missed Мысль о том, что мы всё потеряли, Spent everything we've made Растрачивает то, что мы сотворили.
***
Это словно была иллюзия. Иллюзия, умело созданная магией её всемогущей матери, с целью припугать свою нерадивую, по её мнению, дочь. Королева Луна всегда была недовольна ею, и Стелле приходилось из кожи вон лезть, в буквальном смысле этого выражения, чтобы угодить её требованиям, оправдать все ожидания и возложенные надежды и просто быть достойной. Ничего из этого, к слову, ей не удавалось. Не умела Стелла быть мстительной стервой, бессердечной и надменной, с высокой башни плевавшей на других. Пыталась, но выходило из ряда вон плохо, и скорее было больше похоже на жалкие попытки притвориться тем, кем не являешься, чтобы произвести впечатление. Со временем, конечно, стало получаться немного лучше, и она научилась скрывать свои истинные чувства за маской холодного безразличия, но до матери ей все равно было далеко. Стелла всегда оставалась её жалкой копией. Иллюзии королевы всегда пугали, тая в себе её самые главные страхи. И сейчас ей снова было страшно. Стелла, испуганно озираясь по сторонам, бродила по тёмному лесу в поисках выхода. Длинные ветви деревьев тянулись к ней, словно желая забрать её, не дать выбраться отсюда. Она не знала, где находится. Это не был лес Алфеи. Не был это и лес Солярии. Это было совершенно иное, не знакомое ей прежде место. И от этого не становилось легче. Паника только нарастала. Она словно была в ловушке. Ощущала себя мошкой, попавшей в паутину и ждавшей с минуты на минуту расправы от паука. В прочем, так оно и было. По всюду были кости. Стелла никогда не увлекалась антропологией, но без труда определила: большая часть из них принадлежала людям, но кое-где завалялись (она не была уверена, можно ли применить в данном случае подобное слово) черепа животных, вроде лося, кабана и ещё каких-то диких тварей. Дрожь ощутимо бежала по коже. Она была в западне, а где-то рядом рыскало что-то большое и страшное, о чём свидетельствовали огромных размеров следы на земле и клок чёрной густой шерсти, что-то, убившее всех этих людей и животных. В том, что они умерли не своей смертью, сомнений не возникало. Стелла чувствовала липкий страх, холодок, бегущий по спине. Мёртвая тишина царила в самой чаще. Фее казалось, что она — очередной деликатес, приподнесеный чудищу на блюдечке с золотой каёмочкой. И от этих мыслей желание найти дорогу домой становилось только сильнее. — Я должна вернуться, должна.***
Терра, поджав губы, прискорбно наблюдает за склонившейся над Стеллой Музой. Фея разума крепко держит ту за руку, пытаясь уловить лишь ей понятные волны жизни, а лицо её искажено нескрываемой болью от утраты. Она снова потеряла близкого человека. Снова. — Тебе нужно отдохнуть, Муза. Ты устала. Я приготовила твою постель. Харви предпринимает очередную попытку оторвать подругу от Стеллы, ведь нездоровый интерес к её безжизненному телу начинает пугать всех девочек. Блум и Аиша, притаившиеся в другом углу, бездумно смотрят в стену, не силах помочь Музе, ощущая чувство вины за все происходящее в данный момент. — Она права, милая, — произносит Питерс, но не спешит приближаться к фее. Муза — эмпат и с лёгкостью, будучи даже в таком состоянии, сможет угадать её мысли и планы. — Тебе нужно поспать. Как и нам всем. Аиша с недоверием смотрит на Блум, скрещивая руки на груди, затем сводит брови к переносице, хмуро оглядывая всех присутствующих в комнате. В воздухе словно повисает напряжение, заставляя подруг ощущать дискомфорт от нахождения рядом друг с другом. Терра с непониманием смотрит на девочек в ответ. Блум аккуратно кивает головой в сторону, куда-то в направлении шкафа с медикаментами, и спустя несколько секунд до Харви доходит, что она имеет в виду. Глаза её в ужасе распахиваются, и она отрицательно качает головой, словно говоря «нет, мы этого не сделаем». Питерс разочарованно вздыхает, едва ли не закатывая глаза, но тут же принимает спокойный вид, умоляя Терру сделать тоже самое — не нервничать, тем самым вызывая лишние подозрения. Её твёрдый взгляд, и фея цветов сдавленно кивает, натягивая на лицо улыбку и оборачиваясь к Музе. — Муза? Фея разума поднимает на нее усталый взгляд и нехотя встаёт с постели, на которой спит принцесса Солярии. Бледно-молочная кожа, усыпанная россыпью маленьких родинок, прямой нос, изящная улыбка, застывшая на таких же бледных с розовым отливом губах. Черные ресницы не подрагивают, дыхание не греет руку — перед вами однозначно покойница. Но Муза не верит. Не хочет верить. Она дрожит, цепляясь затёкшими от длительного сидения на одном месте пальцами за угол тумбочки. Терра тут же оказывается рядом, бережно приобнимая её за плечи. — Идём, родная, — шепчет она и ведёт девушку в сторону выхода из оранжереи. — Несколько часов сна не повредят нам всем. В ответ раздаётся усталое: — Ты права, Терра. Ты снова права. Муза кивает ей и вымученно улыбается, тем самым успокаивая, а внутри неё, кажется, что-то ломается. Она не сдастся, мелькает в голове. Она непременно вернёт Стеллу домой.***
— Ехала карет-а-а По старому мост-у-у. Мост развалился-я-я, Карета — ко дну-у-у. Тоненький сдавленный голосок эхом отдаётся от стен подземелья, пробираясь холодными мурашками под кожу. Голова Ривена раскалывается на части, но он находит в себе силы открыть глаза и оглядеться, в надежде рассмотреть место, где он находится. Но ничего не видит. Кругом царит кромешная тьма, хоть глаз выколи, а голос тем временем продолжает. — Не жалко мне кареты-ы-ы, Не жалко мне моста-а-а, А жалко мне принцессу-у-у И белого коня-я-я. Кажется, что исполнителю нравится песня, так как помимо тягучих нот, он слышит приглушенное постукивание в такт. Задумавшись, специалист не замечает, как пение прекращается и в тишине коридора раздаются шаги. — Уже проснулся? — вдруг раздаётся над самым ухом, и Ривен шипит, отскакивая в сторону. Уши закладывает, словно он нырял несколько раз подряд. — Ну что ты так испугался? Я тебя не обижу. Только сейчас специалисту удаётся разглядеть ранее поющего. А точнее поющую. Ею оказывается девчонка лет тринадцати, с белыми как снег волосами и такой же мертвенно-бледной кожей, курносым носом и непонятно откуда взявшимися при её внешности веснушками. Тонкие, словно нить, губы отдают синевой и искажены в ядовитой усмешке. Всем своим видом она отталкивает и даже вызывает отвращение. Пугает. Ростом не выше пяти футов трёх дюймов [1], она возвышается над сидящим на холодном каменном полу Ривеном, как гора. — Ты кто такая? И где я, черт возьми? — грубо спрашивает он, подсознательно уже зная, что ему не ответят. Но попытка — не пытка. — Не так быстро, — произносит она и недовольно скалится, обнажая небольшие клыки. — Здесь я задаю вопросы. — Как же, — бросает Ривен и дёргается вперёд, пытаясь избавиться от удерживающих его руки вместе верёвок. — Мечтай. Ему кажется, что он напрочь потерял инстинкт самосохранения или просто родился с его отсутствием, ведь вести себя подобным образом в его положении — не лучший вариант. Но Ривен всегда был отъявленным психом, который сам запугивал, а не был загнанным. Потому происходящее сейчас кажется ему лишь проверкой на прочность. Если он выберется отсюда, а он непременно это сделает, то докажет всем, чего на самом деле стоит. Они ещё увидят. Он никогда не сдаётся.