Альфам в кабинет четыреста тринадцать.

Все полетело псу под хвост аккурат в тот момент, когда Гриммджоу взглянул в глаза рыжего докторишки и сжал направление в кулаке. Между ягодиц стало влажно. Блять. А ведь был такой замечательный день! Шикарное погожее утро. Заключил парочку выгодных контрактов, наебал несколько тупых омег, впарив им оверпрайснутые хаты. Успел с утреца заскочить в старбакс и выпить американо прежде, чем окончательно проснулся. На сегодня почти все важные пункты выполнены, кроме последнего. Гриммджоу злобно смотрел на дверь перед собой. Медицинский центр, пустой коридор и кабинет номер пятнадцать. Простая и лаконичная табличка: «Проктолог: Куросаки Ичиго». Дверь злобно смотрела в ответ. Походы по врачам он никогда не любил. Ни в детстве, ни в юношестве, ни тем более сейчас. Гриммджоу скрывал свою омежью сущность и считал унизительным таскаться сюда каждые три месяца. Кто-то очень умный сделал его омегой с охуевшим телом. Агх, ладно, охуевшее тело он сделал себе сам, но рост и характер не оставляют шансов быть омегой с бирочкой «обычный». Гриммджоу не признавал омег: эти мелкие, слабые создания корчились, просили ласк, дергали своими текущими задницами и его каждый раз рвало от перспективы оказаться под альфой самому. Гриммджоу двадцать восемь и он — девственник. С одной стороны. А с другой — охуенный любовник, выбирающий шикарных бет. У Бога точно есть юмор. Короткий взгляд колет циферблат наручных часов. Времени стоять пиздастрадать не оставалось. Гриммджоу резко выдохнул и вошел в кабинет, с силой захлопывая за собой дверь. Шоколад, корица и перец. Гриммджоу едва не подавился воздухом. Просил же, блять, по-человечески, записать НЕ к альфе! Почему от него так несет? Врачи принимают заглушки или этот — уникум с отсутствием врачебной этики? Рыжие волосы. Ему вообще можно носить такой цвет?! Гриммджоу не был склонен оценивать людей по внешности, но конкретно в этот момент принципы сбоили. До альфы хотелось доебаться. Весь его вид, его запах вызывал чесотку где-то внутри грудины и хотелось залезть рукой под ребра, хорошенько почесать. Гриммджоу медленно выдохнул, обрел контроль над лицом. Куросаки смотрит на него бесяче-профессионально и изрекает: — Альфам в кабинет четыреста тринадцать. А голос-то какой! Мм. Стоп! Врач машет ладонью вбок, продолжая что-то заполнять в бумажках, а потом отрывает взгляд от документов, смотрит в глаза. Гриммджоу глупо моргает, пялиться в зрачки Куросаки и сжимает направление в руке так, что бумага громко хрустит в тишине кабинета, рвется. Приоткрывает рот, собираясь ответить и чувствует, как между ягодиц становится влажно. Охуенное продолжение дня. А Куросаки пока везет. У него на носу зажим. Помещение хорошо вентилируется и феромоны омеги пока не вытеснили кислород, мятной горечью растекшись на языке. Гриммджоу берет себя в руки, неловко ведет плечами точно ебаная школьница на последнем звонке. Шаг вперед и ладонь шумно припечатывает о стол направление прямо перед носом Ичиго. Гриммджоу опирается ладонями о гладкое дерево, нависает сверху. — Я думал, здесь работают спецы, — прищуривается. — Я омега и твой сегодняшний клиент. — Пациент, — Куросаки поправляет его скорее машинально, окидывает совсем иным взглядом и Гриммджоу чудится сексуальный интерес. А затем он продолжает: — Это вы Гриммджоу Джаггерджак? Оголяйте ноги и располагайтесь, — кивок в сторону гинекологического кресла, — одежду можете оставить на кушетке, — его взгляд обращается к документу. Гриммджоу едва ли не с отвращением смотрит на это чудо медицинской инженерии. Каждый грёбаный раз у него поперек горла встает комок и спина покрывается тонкой пленкой холодного пота. Он мнется, очень долго стягивает с себя джинсы с бельем и ныряет в одноразовые тапки, стоящие под кушеткой. Медленно, через раз дышит и выглядывает из-за ширмы. Наблюдает, как Куросаки застилает кресло одноразовой пленкой и возвращается к столу. Задает ряд уточняющих вопросов, пока омега подымается по ступенькам и устраивается на кресле, опуская ягодицы на самый край. — С какого возраста у вас начались течки? Они происходят как обычно каждые четыре месяца или реже? — Голос Куросаки профессионален, спокоен. Перчатки щелкают и Гриммджоу передергивает, скручивает низ живота. Он откидывает голову назад, упирается затылком в кресло и слепо смотрит в потолок. Во рту сухо. Да блять! Ему жарко, неуютно, неприятно. Сука! — Четырнадцать лет. Нет, раз в пол года, — голос звучит твердо, с небольшой хрипотцой. Гриммджоу физически тяжело. Пульс стучит в висках. Ситуация ни к чёрту. Хочется дышать ровнее - не выходит. Отравленный воздух затекает в лёгкие. Тяжёлые, пряные ноты запаха альфы бьют в голову. Как хорошо, что он не обычная тупая омега! Он, блять, феерически тупая омега, раз умудрился создать такую ситуацию! Внутри черепной коробки — хаос. Мысли несутся, бьются друг о друга, разлетаются и мучают бедную голову. Среди всех он улавливает единственную: что-то здесь не так. Гриммджоу слишком долго отрицает свою сущность, слишком долго живет шикарной жизнью беты, слишком долго крутиться среди альф, чтобы вот так вот бурно отреагировать на чужой запах. Он хмурится и под кожей ходят желваки. Куросаки смотрит на него оценивающим взглядом и Гриммджоу пламенеет, почти наяву ощущает приятное касание облаченных в латекс пальцев. Альфа уже посмотрел его анализы. Практически все в норме, за исключением повышенных, как для омеги, андрогенов. Это было странно, но глядя на телосложение Джаггерджака, все вопросы отпадали сразу. Красивый, мощный, грациозный. Так и хотелось провести ему по бедрам, огладить колени и… Ичиго удержался от того, чтобы потрясти головой. Нахмурился. Странно. Несмотря на возраст, альфа был настоящим профи и никогда не лапал своих пациентов. И мысли не пробегало. Но все когда-то бывает впервые, верно? — У вас повышенный уровень гормонов и… — Я знаю, — Гриммджоу прерывает его грубо. Он уже заебался валяться в этом кресле, пусть и прошло от силы пара минут. Ичиго позволяет себе хмыкнуть. Появляется рядом, приподнимает кресло, кладет обе ладони на внутреннюю сторону бедер, обследуя. Они обжигают. Гриммджоу едва удерживается на месте, чтобы не вздохнуть. Вместо этого — выдыхает. Вместо этого смотрит на рыжую макушку и сжимает подлокотники до боли в напряженных сухожилиях кистей. Он чувствует изучающий взгляд и кровь, толчками наполняющую член. Еб твою мать. Ичиго смотрит на припухший вход, на влажную звездочку и каплю смазки в середине, и вскидывает бровь. Смотрит в глаза, снова открывает свой невозможный рот и Гриммджоу почти физически чувствует, как все его существо встает на дыбы. — В эструс приходить, конечно, не стоило. Указательный палец чуть давит на влажный, покрасневший и припухший вход, размазывает смазку по кругу. На языке Ичиго — мятная яблочная сладость феромона. Гриммджоу видит, как карие глаза наливаются темнотой. Улавливает движение острого кадыка и титаническими усилиями сдерживает себя, чтобы не вскочить с места. Феромон растекается по кабинету, заполняет собой пространство и хорошей вентиляции точно не хватит, чтобы выгнать омежий дух. Ичиго полуприкрывает глаза, а после притягивает к себе ногой тележку с зеркалами для осмотра. Гриммджоу молчит, цепляет взглядом напряженные мышцы шеи. Альфа… терпит. Хмурится, чувствует, как клыки едва-едва царапают кожу щек. Это становится опасным. Хорошо, что его нос защищен. Он профессионал и не в первый раз обследует течную омегу, но организм сбоит, предает молодого врача. Хотя, в контексте физиологии, это естественная реакция. Такой запах… Ичиго рефлекторно пытается вдохнуть носом и морщится от боли. Ничего, ничего. Куросаки упрям. Омега под ним горячий, весь на взводе. Покрасневшие скулы, прилипшие ко лбу пряди, влажная от пота шея. Так и хочется облизнуть! Ичиго пытается поглубже запихнуть желания. Не выходит. Сдержаться невозможно. Ичиго сильнее сжимает ладонью бедро. Вкусная кожа поёт, отзывается мелкой дрожью напряженных мышц. Блядство!... Ичиго ведет пальцами по коже к кольцу мышц, злится от невозможности коснуться напрямую. Большим и указательным пальцем давит на влажные, скользкие края, раскрывает неподатливые мышцы. Очень, очень интересно. Резко вскидывает голову, задает вопросы. За них Гриммджоу готов сожрать живьем. — Как часто живете половой жизнью? Предохраняетесь? — Взгляд жжет, отблескивающая алым глубина тянет животное наружу. — Нет. — Нет? — Что нет-то? Ичиго глупо моргает. Половой жизни нет? Да быть не может… Взгляд оглаживает красивые ноги, стоящий ровный член и напряженный, не скрытый белой футболкой низ рельефного живота. Ичиго переспрашивает хрипло. — У вас не было половых партнеров за всё время? Гриммджоу скрипит зубами. Сука, тупой, тупой, ТУПОЙ рыжий альфа! — В заднице — нет, — огрызается Гриммджоу. Когти на руках покалывают ладони, царапают металл. Гриммджоу упрямо не отпускает подлокотники. Отпустит — сорвется. Я никогда не хотел альфу! Запах стреляет злобой. В мозгу набатом бьется единственная мысль: «Терпи»! Гриммджоу — настоящий стоик. Памятника при жизни заслуживает. Ичиго прикрывает глаза и длинно выдыхает, не-по-врачебному мнет уже не влажный — мокрый вход - и краем глаза ловит едва заметно дрогнувшие плечи. Разглядывает долго. Пауза затянулась. Правую руку ощутимо оттягивает створчатое, чуть изогнутое специально для омег, зеркало. Альфа придвигается ближе и утыкает холодный конец прибора в сжатое кольцо мышц, вращательными движениями погружает внутрь. Гриммджоу чувствует натяжение и тихо мычит, кусает губы. Ичиго держится, пытается не реагировать на этот звук — по сути, задушенный стон - наотмашь бьющий по перепонкам, перемыкающий. Пытаться унять мелкую дрожь рук кажется бесполезным занятием. Трясет, как подростка при первом сексе. Ичиго ощущает небольшое сопротивление мышечной ткани там, внутри — это металл проникнул в полость расположения шейки матки. Пальцы крутят винт. Ичиго смотрит на открывающиеся покровы, ловит взглядом стекающую по желобу каплю смазки. И выдыхает сквозь зубы. Гриммджоу весь дрожит, сжимается вокруг створчатого зеркала. Ощущения слишком отчётливые! Руки вздёргиваются вверх, сжимают подголовник. Ткань кресла скрипит в руках и омега ловит дикий взгляд. Джаггерджак надеется, что его запись не последняя. Куросаки думает, что на сегодня у него нет больше приемов. Ичиго рассматривает нежные влажные ткани, аккуратную розочку шейки. Внешне омега здоров. Он с трудом отводит взгляд. Пытается отвязаться от навязчивого желания вынуть зеркало, вздернуть ноги выше и погрузить свой язык внутрь. Лизать, с нажимом проходиться по податливым стенкам. Дразнить до тех пор, пока Гриммджоу не завоет на одной долгой высокой ноте, пока не попросит вставить в него член. Ичиго передергивает плечами, пытается отвлечься и концентрируется на сборе мазка из шейки матки. Усилием воли заставляет руки не дрожать. Тяжелый выдох рвёт пространство. Гриммджоу умудряется не застонать, когда створки зеркала смыкаются и Куросаки извлекает инструмент. Гриммджоу восхищается самообладанием альфы и в то же время недоволен им. Давай, трахни меня, идиот! Животное внутри него скалится, урчит, хочет этого сильного, вкусного самца. Гриммджоу изгибается в пояснице и Куросаки реагирует мгновенно: глухо рычит, и тут же удивленно хлопает глазами. Зверь внутри него дёргается в ответ на движение, думает, что он сбежит. А осмотр нужно провести. Врач он или где? Это вопрос его гордости. Ичиго сделает это правильно и качественно даже несмотря на то, что в глазах почти искрит от возбуждения. В глазах Гриммджоу искрит ярче, хлеще, больше. Рука альфы жжет низ живота, мягко оглаживает матку сквозь мышцы. Гриммджоу мелко вскидывает бедра вверх, потирается головкой стоячего члена о твердую кисть, полубезумно смотрит. Провокация получается сама собой. В глазах альфы полыхают костры. Ичиго дышит медленно, считает про себя до десяти и обратно, пытается сконцентрироваться на таких привычных процессах. Вводит в канал два пальца правой руки — указательный и средний — и скользит внутри, проверяет упругость плотно обхвативших стенок. В мозгу вспыхивают дурные мысли — как же замечательно, слаааадко будет чувствоваться эта девственная задница на члене! В висках стучит кровь, Ичиго весь взмок от напряжения. Пальцы скользят глубже внутрь, за мышечную складку, скрывающую вход в область матки. Гриммджоу изгибается, мешает. Альфа сильнее прижимает ладонь к твердому животу и повторяет про себя как мантру: это осмотр, осмотр, осмо… А потом Джаггерджак резко выбрасывает руки вперед. Зажим слетает с носа Куросаки, звенит по полу. Омега упоением смотрит, как крылья носа альфы хищно раздуваются, чувствует, как в него резко пихают пальцы, как ладонь ныряет под влажную футболку, оглаживает вздымающуюся грудь. Гриммджоу не стесняется: громко, хрипло стонет и злобно смотрит в карие с алым отливом глаза. Сползает задницей ниже, мышцы бёдер сладко тянет. Ичиго выпрямляется, обонятельные рецепторы забиты омежьим запахом. Мята, ель и яблоко. Альфа глухо рычит, смотрит в два форсифицирующих голубых омута напротив и слышит ответный рык. Омега его не боится. Ичиго напрягается весь: от пальцев ног до самой последней мышцы на лице и упирается правым коленом в кресло, аккурат у бедра. Гриммджоу грациозно перекидывает ногу с подколенника сразу на плечо, пяткой больно упирается в спину. Давит, тянет к себе. Хватается за волосы, неприятно оттягивает кожу и игнорирует возмущенное шипение. Альфа коротко дергается навстречу, делает пару фрикций рукой внутри. Выбивает возмущенное: «Блять!» — утонувшее в стоне и достаёт пальцы. Гриммджоу вытягивает шею, рычит в лицо, больно хватает за губу. Кровь Ичиго опьяняет, рассеивает остатки самоконтроля. Как и все желания. Кроме одного. Воздух вокруг накалился и они будут погребены под этим рукотворным Везувием вместе. Гриммджоу захлебывается стоном. Сильные пальцы грубо сжимают сосок, а задница остается такой пустой, что хоть вой. Обжигающий поцелуй на губах толкает в пропасть и омеге всего мало: мало касаний, мало контакта и катастрофически не хватает члена в заднице! — Тупой идиот!  Рычит Гриммджоу меж поцелуями, пытается словами выразить весь спектр недовольства. Едва успевает хватать воздух мокрыми от слюны губами и дышать. Уши улавливают звук расстегиваемой ширинки. Гриммджоу чувствует, как о мокрую задницу трется член и почти жалеет, что раньше ни с кем не трахался. Размер не пугает - вызывает болезненное восхищение. Хочется потрогать руками. Ичиго плавно проталкивает головку члена и закидывает руку Гриммджоу к себе на плечо. Целует глубоко, запихивает язык в глотку. Длинно толкается внутрь и из последних сил старается не сорваться, не выебать с силой этого вредного, напористого омегу. Отлюбить так, чтобы до такси его пришлось нести на руках. Куросаки теряется от этого дикого контраста — невинной плоти и разнузданных поцелуев. — Заткнись!  Ичиго шипит, протискивается до конца и утыкается лбом в лоб. С него течет пот. Омега под ним изгибается — мокрый не только снаружи, но и внутри. Его всего трясет. Ичиго делает первый мощный толчок. Влажная глубина цепляется, утягивает внутрь. Клыки болят. Хочется пометить этого незнакомого без-пяти-минут-не-девственника и такое с ним впервые. Зверь внутри Гриммджоу смотрит в ответ и радостно скалится залитым кровью своего самца ртом, облизывается. Горячо отзывается, стонет, смотрит бесстыдно, отдается сполна. Ичиго гладит литые мышцы, щипает стоячие соски. С благоговением наблюдает, как омега подаётся на член, вторит каждому толчку, захлебывается стонами. Ичиго не может устоять, не может удержать на своих плечах хрупкий баланс, как Геракл, взваливший на себя небеса. Он падает, летит, не разбирая дороги и Гриммджоу вторит ему. А потом все обрывается, взрывается, хоронит их под водопадом созидающих эмоций. Ичиго упирается в мокрое плечо незнакомого-знакомца и хрипло дышит. Отстраняется и смотрит, как из омеги вытекает сперма. Зверь внутри довольно щурится. Ичиго тупо смотрит на испачканную ладонь, а после переводит взгляд на лицо Джаггерджака. Тот загнанно дышит и почти не реагирует, когда член выскальзывает из него. Глаза заторможено моргают несколько раз. Ичиго улыбается и не находит слов лучше, чем: — Поздравляю, вы здоровы! Гриммджоу хрипло смеется ему в ответ.