диагноз

к нему никто не приближался более, чем на полуметра уж слишком давно — боятся гнева, трепещут в надежде на милость, в пол лицами падают, лишь бы не отправил в котел вариться, не запер в темнице, не уничтожил, не стёр в порошок, и делают всё, чтобы подлизаться да выслужиться, не прикасаясь к неприкосновенному императору. дьявол понимает, что пора бить тревогу, когда в сотый раз за последнее утро в голове мельтешит назойливой мухой мысль о том, что как же всё бесит до невозможности. да и, слуги уже который миг за последние дни смотрят с ещё пущей прежней настороженностью, словно у него наконец-то рога отрасли. дьявол скрипит зубами и тайно идёт на поиски какой-то вшивой души учёного профессоришки, который когда-то в ад загремел, потому что в раю лица скривили и носы воротили. дескать, им там такой отбитый на голову (и не только) не нужен. впрочем, всё как обычно. только вот… почему-то и это сейчас бесит до полной невозможности терпеть и очень хочется кого-нибудь отправить в котлы вариться, в тюрьме гнить да ещё уничтожить, стереть в порошок. человечишка с самым умным видом осматривает его, задавая какие-то свои глупые, странные вопросы, по мере появления которых дьявол очень старается не так зло скрипеть зубами и не выдать своей истинной сути. профессоришка сбегает в поисках совета одного из коллег, но возвращается довольно быстро и гордо (так, словно это он сейчас сам придумал) извещает: — у вас тактильный голод. — что? голод? — это когда остро не хватает прикосновений, поэтому может повышаться тревожность, а еще иногда проявляются чрезмерная агрессия, навязчивые мысли и прочее. вам необходимо лечиться, чтобы это дело не усугубилось его больше, — человечишка выписывает целый рецепт и вручает его, так сказать пациенту. дьявол несколько задумчиво кивает в знак благодарности за помощь, даже не глядя, сжимает бумаги лист и думает о том, толковую да полезную помощь ему оказали ли. впрочем, этого пока неизвестно, но скоро станет понятно. очень скоро, ведь всё рано или поздно становится явным.