Питер

Питер не ищет Венди. Ему плевать. Странно. Не больно ни грамма, хоть все наружу. Питер уверен, что он ещё может летать, Если наместо пришить перебитую душу. Питер смеётся: «Все игры давно позади!» Время — ну, сука! — ни грамма, совсем не лечит. Бездна, которую он всегда носит в груди, Каждую ночь обнимает его за плечи. Питер — не скроет — хреновейший в мире портной. Шьёт он неровно, но что ж уже, будет так, Нитка с иголкой кружат под его рукой, Штопать ни души, ни тени он не мастак. Питер летает над Лондоном — с крыш и вниз, И тормозит над брусчаткой, едва дыша, Питер все помнит: и дом, и окно, и карниз, Только болит наспех штопанная душа. Тянет к земле, к водам Темзы и к мостовой. Питер смеётся: «Ошиблась! И не мечтай! Ноешь чего? Ты живая и я живой! И хорошо. С нашей рожей не пустят в рай» Питер сдается — однажды влетает в окно. Правда, не к Венди. Душа позабыла путь. В спальне тепло и практически не темно. Питер решает на дремлющего взглянуть. Только парнишка не спит и как будто ждёт, И улыбается мягко, совсем тепло. Искры в глазах, а у Венди был только лёд. Питер решает, что в этот раз повезло. Пит говорит: «Может, хочешь пойти со мной? Мой Неверленд в одночасье сгорел дотла. Я не летаю почти — больно взрослый. И не герой. Вместо волшебной пыльцы — вера в лучшее и зола». Парень смеётся: «Ты взрослый, но ведь дурак, Словно и не жил все годы вот эти на свете. Сам для себя, не иначе, решил вот так. Питер, очнись. Ведь летают не только дети! Я научу. Если хочешь, пойду с тобой. Но больно взрослый, и младше уже не стать. Знаешь, без фей, пыли, крыльев там, за спиной — С верой в душе может каждый из нас летать». И Питер верит, за руку его берет. Лондон во тьме, вылетать им давно пора. Десять минут, и нормальный вполне полет. Адрес все тот же: направо и до утра.