Просто закрой глаза

      Волнение обрывков памяти в Омуте стихает, и картинка становится четкой и ясной. Гермиона удивленно вглядывается в лицо маленькой девочки, сидящей перед ней на траве, с трудом узнавая в ней Доротею. Та плачет, крепко зажимая ладонями кровоточащую рану на колене. На улице прохладно, судя по тому, как она ежится. Длинные волосы девочки развеваются по ветру, который тотчас иссушивает струящиеся по щекам слёзы.       — Эй, что тут у тебя?       Красивый паренек лет тринадцати идёт по высокой, густой траве. Гермиона замечает, как юная Доротея, едва увидев его, вытерла остатки слез тыльной стороной грязной ладошки и приняла горделивый вид.       — Дай посмотрю.       Гермиона оглядывается по сторонам, пытаясь заметить кого-то ещё, понять, где они находятся; она уже начала сожалеть о своем порыве, потому что, как она и предполагала, это были лишь давние личные воспоминания преподавательницы, не имеющие к Пожирателям или Драко никакого отношения. Ей стыдно за свое вторжение, и поэтому она упустила большую часть разговора между девочкой и её другом. Она решает было возвращаться обратно, как сцена тут же меняется.       Распределяющая Шляпа громко кричит: «Слизерин!» и девочка, сняв её с себя, бредёт к столу с изумрудно-серебряной скатертью под вымпелами со змеями, свисающими с потолка. Она не выглядит счастливой.       Новое воспоминание подхватывает Гермиону, унося ее за собой с церемонии распределения в Большом Зале. Она стоит на освещенной яркими лучами солнца поляне у высокого старого дерева; вдали виднеются очертания башен Хогвартса, а от ровной глади Чёрного Озера веет прохладой.       Несколько секунд Гермиона озирается по сторонам, пытаясь понять, где же сама владелица этих воспоминаний. Как вдруг вдали слышится плеск воды, словно в нее упало что-то тяжелое, непонятная возня и голоса. Гермиона огибает заросли камыша, чтобы рассмотреть источник звука. В этот момент к берегу перед ней причаливает маленькая лодочка — одна из тех, на которых доставляют в школу первокурсников.       — Я ведь говорил, что не следует тебе соглашаться на все эти авантюры моего братца, — ворчит молодой паренек из того, первого, воспоминания.       Он не слишком деликатно вытаскивает из лодки на сушу мокрую с головы до ног девочку, и она, спотыкаясь, валится на жухлую траву на берегу. Она дрожит от холода, но молчит в ответ на его упрёк.       Мальчик направляет на нее свою волшебную палочку, и черная школьная мантия быстро становится сухой и чистой, а кудри снова завиваются и блестят на солнце, вздымаясь от потока горячего воздуха, пока с них слетают остатки водорослей и тины.       — Так-то лучше, — удовлетворенно говорит мальчик, убирая палочку в карман мантии. — Что, отвести тебя к мадам Помфри? Или подождешь специальной доставки на метле?       Доротея всхлипывает, глядя на него снизу вверх. Наконец, ее спаситель сжаливается и усаживается рядом, приобнимая девочку за плечи.       — Ну, будет тебе.       — Спасибо, — шепчет она и снова всхлипывает. — Это случайно вышло. Он хотел показать, как научился летать.       — Что ж. Повезло, что водяной черт не утащил тебя, а то и русалка. Мои друзья тут рядом, подождем их и отведем тебя в замок.       — Они… Они не станут ругаться? Что ты тут со мной..       — Еще чего. Мы своих не бросаем.       Девочка улыбается и жмется к нему поближе — неловко, смущаясь. Над ними проносится тень; Гермиона замечает человека на метле, который пикирует к берегу, но из-за яркого солнца не может разглядеть его лица.       В следующей сцене Доротея ещё старше; ей на вид лет тринадцать. Её волосы рассыпаны по плечам, они такие длинные, что едва ли не касаются пола; небрежно повязанный зеленый галстук болтается на шее, в руках зажата стопка учебников, которой девочка словно прикрывается от снующих мимо учеников. Она топчется у кабинета Защиты от темных искусств, и, когда из класса выходит группка парней, Гермиона едва удерживается от изумленного вскрика: одного из них она приняла было за Гарри.       — Что, Сириус, за тобой уже и юные слизеринки увиваются?       Молодой Джеймс Поттер запускает в торчащие во все стороны чёрные волосы пятерню и с любопытством таращится на девочку.       — Идите, ребята, я сейчас догоню.       Сириус, — Гермиона удивлена, что не узнала его сразу, еще в предыдущих воспоминаниях, — снисходительно улыбается, глядя на Доротею сверху вниз. Его друзья проходят мимо, сыпя шуточками. Громче всех смеется Поттер, рядом с ним заискивающе хихикает пухлощекий Петтигрю, а Люпин плетется следом, что-то бормоча под нос. Так странно видеть их молодыми, счастливыми и ещё ничего не подозревающими подростками; сердце Гермионы сжимается от осознания, что никого из них уже не осталось в живых.       — Регулус рассказал мне, что произошло. Хотела узнать, как ты.       — О, мамаша, должно быть, прыгает от счастья, что избавилась от позора семьи, — Сириус отвечает раздраженно. Он сложил руки на груди и всем своим видом выражает скуку. Доротея заметно смущается, но не отводит от него глаз.       — Может быть, ты ещё вернешься?       — Вот уж дудки.       — И где ты?..       — Скажи прямо, тебя подослал мой братец? Или старуха?       Доротея вспыхивает от возмущения, но, не успев ответить, переводит взгляд куда-то за спину Блэка. Из класса выплывает улыбающаяся блондинка, которая, медленно подойдя к паре, кладёт руку на плечо Сириуса.       — О, что это за милашка? — она хлопает длинными ресницами и улыбается Доротее белозубой улыбкой. На мантии девушки Гермиона замечает эмблему Гриффиндора. Доротея всего года на два-три младше Сириуса и его однокурсницы, но блондинка говорит таким голосом, словно перед ней пятилетка.       — Подруга моего брата, — отвечает Сириус, пожимая плечами, и блондинка наклоняется к девочке.       — У тебя такие чудесные волосы! Просто прелесть.       Девушка тянет руку к локонам Доротеи, но та отскакивает от нее, словно от огня. Её миловидное лицо тут же искажается от злобы и отвращения, и она шипит сквозь стиснутые зубы:       — Не тронь меня, грязнокровка!       Глаза блондинки широко распахиваются от ужаса, нижняя губа дрожит, Сириус хмурится.       — Не смей, Дора…       — Не указывай мне, ты, предатель крови!       И она бросается наутек, оставив Сириуса и девушку удивленно смотреть себе вслед. Гермиона, не понимая, что привело к такой перемене в поведении девочки, которая выглядела вполне обычной и очень миролюбивой, делает пару шагов, чтобы догнать её, и чувствует, как очертания стен и людей вокруг начинают расплываться.       Водоворот снова подхватывает Гермиону, и вот она с удивлением обнаруживает себя стоящей в кабинете директора.       Дамблдор сидит за столом и хмуро смотрит на Доротею. Он выглядит почти так же, каким его помнит Гермиона — разве что серебристая борода намного короче.       Доротея сидит прямо напротив, вызывающе глядя на директора. Волосы её теперь короткие, кудри едва прикрывают уши, и пряди торчат во все стороны, словно были неаккуратно срезаны одним махом с помощью не слишком умелого заклинания.       — Не хотите ли лимонную дольку? — Дамблдор подвигает чашу с угощением к девочке, но та даже бровью не ведет.       — Нет.       — Тогда, может быть, поделитесь со мной вашими мотивами насчет того, что сделали?       — Я ничего не сделала.       — Доротея, — могу я вас так называть? — Вы использовали Темную магию в стенах школы. Это опасная, неудержимая сила, и я, надо признаться, удивлен, что в столь юном возрасте девочка смогла управлять подобным заклинанием, не причинив никому вреда и, в первую очередь, себе.       — Я не собиралась причинять вред, — тихо, но уверенно отвечает она. — Хотела лишь, чтоб меня оставили в покое. Заклятие лишь парализует, оно не опасно…       — И как же…       Кто-то настойчиво барабанит в дверь, и брови Дамблдора удивленно взлетают вверх.       Взмахом руки он заставляет дверь открыться, и в кабинет влетает Сириус. Спустя мгновение Гермиона замечает, что это вовсе не он, а другой человек: он ниже ростом, не столь притягательно красив, но в его лице и шевелюре угадываются черты Блэка. Регулус.       — Профессор Дамблдор, сэр, это я… — Пытаясь отдышаться, Регулус жадно глотает воздух. — Это я показал ей то заклятие на крови, я во всем виноват!       Дамблдор внимательно переводит взгляд из-под очков-половинок то на девочку, то на мальчика.       — И что прикажете с вами делать? Подобные нарушения влекут за собой вполне правомерные последствия…       Но Гермионе не суждено узнать, какие именно последствия ждут Доротею и Регулуса. Сцена меняется снова, и вот она оказывается на Площади Гриммо, 12. Гермиона не сразу узнает дом, так разительно убранство комнаты отличается от того, что ей доводилось видеть.       Доротея уже вполне сформировавшийся подросток, детская угловатость её фигуры исчезла, приняв более округлые, женственные черты. Она сидит на кровати, поджав ноги. Её каштановые волосы снова длинные, но теперь собраны в хвост. Она крутит в руках волшебную палочку и со скучающим видом осматривается по сторонам, не обращая внимания на ходящего взад-вперед по комнате парня.       — Понимаешь, нам, волшебникам, больше не придется скрываться. Он великий, клянусь, сильнейший маг из всех, кого я видел. Должно быть, он могущественнее самого Грин-де-Вальда. Я хочу познакомить тебя с ним.       — Зачем мне это?       — Прежде всего, ты очень талантлива, а он ценит такие дарования даже сильнее, чем чистоту крови. Уверяю, мы добьемся величия в новом мире вместе с Ним. Тёмный Лорд щедр и великодушен…       — Послушай, Регулус, я понимаю, ты в восторге от него, — Доротея оглядывает комнату, и Гермиона следит за её выражением лица. Девушка кивает на многочисленные газетные вырезки с упоминаниями Волдеморта, которыми заклеена целая стена комнаты. — Но мне-то что с того? Мне, признаться, плевать на маглов и грязнокровок, да и к величию я не стремлюсь.       — Если мы вступим в его ряды вместе, мои родители благословят наш брак, — уверенно произносит Регулус с самодовольной ухмылкой. Гермиона замечает, как Доротея краснеет и отводит глаза.       — Но что же… Что скажет на это Сириус?       — О, он большой любитель полукровок и маглорожденных, ты ведь знаешь. Но он однажды поймёт, что чистота крови — навек, и это не пустые слова, выбитые под нашим фамильным гербом.       Регулус лишь отмахивается от вопроса, но по взгляду Доротеи видно, что она имела в виду совсем не это.       — Сомневаюсь, что твоя мать благословит наш союз, — с горькой усмешкой говорит девушка. — Она выжгла Альфарда с вашего семейного древа лишь за то, что тот помог Сириусу, а он — единственное, что связывало меня с вашей семьей.       — Всё не так! — Регулус резко оборачивается к ней, в его глазах читается злость. — Ты — чистой крови, хоть и не родилась в одной из великих семей волшебной Британии. Вальпурга ценит это, и понимает, что…       — О, прекрати. Это так наивно с твоей стороны. У меня ничего нет за душой, а ты теперь ее единственный сын, как она считает. Думаешь, она позволит...       — Я говорю серьезно. Да и, будь она против тебя, думаешь, ты смогла бы находиться в этом доме? — Регулус обводит рукой богатое убранство своей комнаты.       — Почему же я здесь, только когда её нет дома? — в голосе Доротеи звучат язвительные нотки.       Гермиона так поглощена разговором, что и думать забыла о своем намерении не лезть в воспоминания дальше, и ловит каждое слово, каждый взгляд. Примет ли Доротея Метку по убеждению Регулуса?       — Потому что… Ты же знаешь, без твоего крестного, дяди Альфарда, это становится неприличным. — Бледные щёки Регулуса покрываются красными пятнами, и он явно смущается, озвучивая свою мысль.       — Кикимер доложит ей.       — Нет, он верен мне.       — Что ж…       — Если сомневаешься в моих намерениях, — решительно перебивает её Регулус. — Посмотри на это.       Он взмахом руки заставляет открыться высокий шифоньер с резными дверцами, и оттуда выплывает маленький бархатный мешочек. Гермиона наклоняется ближе, чтобы рассмотреть, что юноша достанет из него. Это было то самое серебряное кольцо Доротеи, которое теперь почему-то носит Малфой.       — Оно не обручальное, — Регулус безапелляционно берет руку Доротеи и надевает на палец кольцо. Гермионе мерещится, будто змейка шевелится, принимая нужный размер. — Но его сделали гоблины по моему заказу, а я заколдовал его так, чтобы оно оберегало своего хозяина. Свою хозяйку.       Доротея выглядит шокированной. Гермиона, наверное, тоже.       — Я познакомлю тебя с Темным Лордом и мы примем его дар. А через год, по окончании школы, поженимся и будем служить ему вместе.       Сцена снова меняется, и следующая очень короткая: действие происходит в темном переулке (Гермиона выглядывает за угол и узнает Шафтсбери-авеню возле площади Пикадилли в Лондоне). Доротея аппарирует сюда, держа за руку старого эльфа Блэков Кикимера. Тот что-то говорит ей, но звука его голоса Гермиона почему-то не слышит. По его сморщенному лицу градом катятся слёзы, а сама девушка выглядит растерянной, словно не понимает, где находится, и испуганно оглядывается по сторонам.       Следующее воспоминание Доротеи выглядит так, словно прошло уже много лет. Из юной девушки она превратилась во взрослую женщину — на лице её лежит печать тоски и, по всей видимости, тяжелой и полной лишений жизни.       — Почему Дамблдор не явился ко мне сам? — устало шепчет она.       Уилкс полулежит на кушетке, а над ней склонился Снейп. Гермиона обходит их, чтобы лучше видеть происходящее, и вздрагивает, обнаружив, что левая рука Доротеи вся в крови, но на коже под алой пеленой заметны очертания Метки.       — В этом нет необходимости. Он увидит всё своими глазами. Зелье помогло?       — Отчасти, — медленно произносит Доротея, прикрывая веки. — Но я не отдам их прежде, чем ты закончишь.       — Я могу влезть в твою голову и забрать всё самостоятельно, — голос Северуса холоден, сам он сосредоточен на руке. Он вводит ей какое-то зелье.       — Сам не хочешь избавиться от своего клейма?       — В этом нет необходимости.       — Мне нужно увидеть Сириуса.       — Это слишком опасно. Тёмный Лорд вернулся, и ему нельзя знать, что ты жива. У тебя нет никаких навыков в окклюменции, и он сломает тебя, как спичку…       Последнюю фразу он говорит с очевидной издевкой. Доротея вдруг вскакивает и набрасывается на него:       — Ты… Влез в мою голову?!       — Я должен был убедиться, что воспоминания возвращаются. Я снова удалю всё, как только мы закончим. Легилименция, очевидно, на тебя плохо влияет.       Вероятно, отрывки воспоминаний в Омуте памяти перепутаны, расположены не в хронологическом, а в другом, известном одной хозяйке порядке, потому что Гермиона уже путается во времени. В новом воспоминании Доротея снова юная девушка. Она одним рывком задирает рукав, демонстрируя кому-то Темную Метку на белой коже — лицо ее искажено от ярости. Мерзкая змея шевелится, выползая изо рта уродливого черепа.       Кому бы она ни демонстрировала свое клеймо, Грейнджер не видит лица этого человека — не видит вообще ничего, кроме Метки, горящих глаз Доротеи и тьмы вокруг.       Водоворот памяти снова затягивает её; образы Доротеи и Северуса распадаются, и Гермиону снова перебрасывает в прошлое.       Они стоят на возвышении посреди тёмного озера в какой-то пещере. Гермиона понимает, — скорее, ощущает, что это то самое место, о котором ей рассказывал Гарри. Место, где Волдеморт спрятал Медальон Слизерина с заключенным в него крестражем. И место, где Регулус подменил его на фальшивый, пожертвовав своей жизнью. Она не может сдержать потрясенного вздоха и тут же прикрывает рот рукой, будто ее могут услышать.       — Мы можем… Как-то иначе...       — Ты должна сделать это. Ты должна.       На лице Доротеи пляшут изумрудные тени: она стоит у неглубокой чаши, полной мутного зеленого зелья. Рядом с ней — Регулус.       — Ты видела, в каком состоянии был Кикимер, когда вернулся отсюда? Вряд ли я смогу выпить зелье сам, мне нужна твоя помощь.       Туман воспоминаний снова захватывает всё вокруг, скрывает за дымкой действующие лица — Гермиона отчаянно пытается ухватиться хоть за что-нибудь, ей нужно знать, что произошло дальше, хотя она уже догадывается.       Морок рассеивается, и они все еще стоят в пещере. Все вокруг расплывается, как в тумане — не видать ни воды, ни нависших над их головами камней. Гермиона понимает, что это то же самое место, лишь по тому, что действующие лица все еще разделяет та же чаша с зельем. Сложно сказать, сколько прошло времени между этими воспоминаниями, но у Гермионы складывается впечатление, что ни одно из них не является реальным. Как будто сцены происходили одновременно под воздействием маховика времени или другой непреодолимой волшебной силы. Даже позы Доротеи и Регулуса те же, но выражения их лиц теперь совсем другие.       Он направляет дрожащую в руках палочку в лицо Уилкс, та безоружна.       Регулус что-то говорит ей, она отвечает, но звука в этом воспоминании нет — губы шевелятся бесшумно. Снова какие-то слова, и снова, и лишь на окончании фразы Регулуса кто-то словно нажимает кнопку, увеличивая громкость.       — ..прости. Он убьет тебя, как только поймет, что мы... Я сделал все возможное, чтобы он не узнал о тебе.       — Ты не посмеешь.       — Хозяин, хозяин, не делайте этого… — это плачет старый Кикимер. Он скрыт где-то в тумане, она не видит его, но отчетливо слышит его рыдания. Гермионе жаль его, хочется найти его и утешить беззащитное создание, но она вовремя вспоминает, что все это нереально. Все это давно прошло.       — Я знал, что не позволю тебе умереть. Не из-за меня. Я не послушал тебя, я заставил тебя принять Метку, поклясться этому монстру в верности. Я должен…             Звук снова выключается и включается.       — ..Мы можем достать его вместе. Мы уничтожим его, а затем уничтожим Тёмного Лорда. Регулус, послушай…       — Кикимер?       Регулус обращается к домовику, но не отрываясь смотрит на Уилкс.       — Когда всё будет кончено, ты должен перенести Дору в Лондон, а затем вернуться сюда. Ты понял?       — Да, хозяин, — прошептал эльф и снова зашелся в безудержных рыданиях.       — И ты никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не расскажешь о том, что она была здесь.       — Да, хозяин Регулус.       — Не смей… — начинает было Доротея, но он прерывает её.       — Обливиэйт.       Воспоминание обрывается. Снова сцена в Лондоне — теперь до Гермионы доносятся обрывки фраз, которые бормочет Кикимер.       — Мисс надо вернуться в Америку. Хозяин Регулус не хочет видеть мисс. Кикимер должен уйти…       Доротея медленно моргает, невидящим взглядом упершись куда-то в стену над сгорбившимся под своим горем эльфом Блэков.       — Хозяин Регулус сказал не искать его. Он не хочет видеть мисс.       Молодая девушка выглядит ошарашенной. Она сжимает и разжимает кулак — серебряная змея на пальце шевелится, и Гермионе на мгновение чудится, будто кольцо ранит свою хозяйку. По бледной коже, вниз, скапливаясь у основания ногтя, скатывается капля крови.       — Мне нужно уехать, — говорит Доротея, словно не слыша его. — Сейчас же.       Кикимер сует ей в руку палочку и утирает другой рукой свой крючковатый сморщенный нос.       — Мне нужно уехать, — повторяет девушка. Гермионе знакомо это ее выражение лица и отблеск внушенной другим человеком идеи. Она сама заставила своих родителей забыть о ней и уехать прочь в начале войны. Регулус сделал то же.       Туман заволакивает переулок, отрешенное лицо Доротеи и крохотную фигуру Кикимера рядом с ней.       Всё снова плывет перед глазами, словно воспоминания становятся хаотичнее, словно они изменены или не точны — звука голосов нет, перед глазами проносится лицо то Сириуса, то Регулуса в школьные годы.       Выглядит так, словно Уилкс в спешке собрала и забросила в Омут все, что было у нее в голове про них обоих — здесь даже случайные, брошенные вскользь взгляды издалека. Вот кричит на кого-то в слепой злобе Сириус, вот кто-то на стадионе Хогвартса в зеленой мантии (очевидно, Регулус) ловит на лету снитч, вот издалека видно, как крадется по залитой лунным светом опушке Запретного Леса гигантский черный пес.       От быстрой смены картинок у Грейнджер начинает кружиться голова, она зажмуривается, готовясь покинуть Омут Памяти. Но тут вдруг все замирает. Гермиона оказывается в новом месте, в каком-то лесу; вокруг ни души. Она идет вперед, выглядывает из-за деревьев и различает в полумраке темные окна домов напротив; у покосившейся ограды одного из двориков сидит большой лохматый пес. Вне всякого сомнения, это Сириус в своем анимагическом обличье — Гермиона узнает его даже с такого расстояния.       Она не понимает, как может видеть чужое воспоминание без человека, которому оно принадлежит; идет по узкой тропинке обратно под сень деревьев, догадываясь, что Доротея должна быть где-то поблизости.       Раздается хлопок аппарации, за ним еще один. Два человека в черных длинных мантиях с накинутыми на лица капюшонами держат палочки наготове.       — Здесь? — шипит один из них.       — Несомненно. Северус не мог ошибиться.       Они идут вперед, прямо по направлению к Сириусу. Гермионе хочется кричать, предупредить его; но она знает, что никто ее не услышит.       Вдруг один из Пожирателей замирает на месте, и тут же валится на колени, задыхаясь. Второй выбрасывает из палочки заклинание наугад, оно пробивает ветку ближайшего дерева и та валится оземь с глухим треском; он никого не видит, так же, как и Гермиона, но тотчас и сам хватается за горло. В лесу слишком темно, чтобы разглядеть, как их лица покидает жизнь, но, без сомнений, умирают оба хоть и быстрой, но мучительной смертью.       Оба тела тащит под высокий дуб невидимая магическая сила; слышится какой-то шорох, и Гермиона делает пару шагов в сторону, чтобы рассмотреть лучше.       Тела исчезли, а за деревом стоит Доротея. Она прислушивается к чему-то, и, когда вдалеке вскрикивает птица, разворачивается всем телом, готовая нападать или защищаться.       Она крепко сжимает в руке палочку и, очевидно, готовится выйти из своего укрытия, когда красный луч прорезает воздух и разбивается на тысячу искр в дюйме над ее головой.       Их перестрелка короткая; Сириус, как и Уилкс, не тратит время на то, чтобы произносить заклинания вслух. Гермиона замечает, что Доротея применяет к Блэку свое фирменное «Фризелиус Минорио» (наверное, именно о нем шла речь в кабинете Дамблдора), но тот, как чистокровный волшебник, легко отбивает заклятие обычным «Протего». Он нападает на нее в основном обезоруживающими и парализующими заклятиями, Доротея тоже не использует Непростительные или что-либо посерьезнее.       Гермиона пятится назад, словно рикошет от чьего-нибудь проклятия может настигнуть и ее саму, — снова забывает, что все это нереально.       В какой-то момент два красных луча соединяются между собой, и оба волшебника, очевидно, прилагают немыслимые усилия, чтобы не уступить — удивительно, как это напоминает их тренировку с Малфоем, где не так давно произошло то же самое. Тем человеком, кто решает разорвать связь ценой сохранности собственной ладони, становится Доротея. Должно быть, это очень больно — Гермиона помнит, как страшно выглядел ожог Драко. Но, к ее удивлению, кожа на руке цела, нет ни капли крови, и лишь поблескивает на пальце серебряное кольцо-змея.       И вот палочка выскакивает из рук Сириуса, и Доротея направляет прямо в его лицо свою, пытаясь отдышаться.       В глазах Сириуса блестит вызов — он намного крупнее девушки и мог бы с легкостью отвлечь ее и отобрать палочку, так она близко. Но он почему-то этого не делает.       — Он ищет мальчика. Я знаю, что ты будешь Хранителем, и ОН узнает. Тёмный Лорд сломает тебя, как спичку, если встанешь на его пути, — торопливо шепчет Уилкс. Гермионе приходится подойти ближе, чтобы расслышать их. Глаза Доротеи мечутся по лицу Сириуса словно в поиске подтверждения, что он слышит и понимает ее. Или в попытке запомнить мельчайшие детали.       — Мне не нужна твоя помощь, — бросает ей Сириус. Он не выглядит напуганным. Его лицо выражает отвращение и непоколебимую уверенность в себе. — Он убьет тебя так же, как и глупца Регулуса. Ты, кстати, была там? Была с ним, когда он умер?       Уилкс быстро моргает, но пытается скрыть свое замешательство.       — Вы лишь расходный материал, пешки… — продолжает Сириус, надвигаясь на нее, как айсберг на маленькую затерянную в океане лодочку. — Какая же ты глупая.       — Я больше не с ними, — рявкает она ему в лицо. — Я предупредила тебя, Сириус.       — Ты уже выбрала свою сторону, Дора.       Хлопок аппарации одновременно со сменой декораций — все расплывается в белом тумане.       Снова Снейп, снова взрослая, лет на пятнадцать старше, чем в последнем воспоминании, Уилкс. Северус говорит ей, что времени больше нет, и просит отдать воспоминание. Она вытягивает невесомую ниточку из виска, и взмахом палочки закупоривает в маленький хрустальный флакон. На ней платье с коротким рукавом, и Гермиона замечает, что Метки на предплечье больше нет.       — Тебе нет смысла оставаться здесь, иначе он может узнать. Если захочешь помочь, отправляйся в Ирландию, Кингсли даст знать, куда именно, — говорит Северус, забирая у Доротеи склянку.       И сразу же:       — Сириус Блэк мертв, — и даже Гермиону это известие без какой-либо подготовки бьет под дых. Уилкс же молчит. Ее лицо ничего не выражает. Ни одной эмоции. Судя по всему, она слишком шокирована.       — Ты узнала об этом из газет, — добавляет он, направляя на нее свою волшебную палочку. — Обливиэйт.       В следующем воспоминании снова Северус и Доротея — кажется, несколько раньше. Догадка Гермионы подтверждается, потому что на оголенной руке Уилкс все еще чернеет Метка, хотя крови нет. Над ней колдует Снейп.       — Сначала простое ослабляющее зелье, чтобы снизить концентрацию Темной магии, — говорит Снейп. — Затем добавляем к нему кровь дракона, чтобы начать выводить магию. Я вколю целую порцию сейчас и через трое суток. Не забудь обработать кожу рябиновым отваром и пить зелья, что я принес, иначе не избежать неприятных побочных явлений. По моим расчетам, свести Метку можно будет уже через четыре месяца. Галлюцинации были?       — Я видела мать, — задумчиво произносит Доротея. Она лежит на кушетке, прикрыв глаза. — И Регулуса. Ты знаешь доподлинно, как он умер?       — Догадываюсь, — туманно отвечает Северус.       — Я постоянно ощущаю его присутствие. Темный Лорд зовет меня.       — Используй связывающие чары перед сном, как я и сказал, иначе Метка сработает без твоего ведома, — поясняет Снейп. — Воспоминания не вернулись?       Доротея дергается, как от огня, когда палочка зельевара скользит над ее кожей, но он удерживает ее на месте, и ее тело снова обмякает.       — Нет.       — Прими две порции зелья с перерывом в час к моему следующему визиту. Боюсь, я больше не смогу навещать тебя в ближайшее время, поэтому с Меткой закончишь сама. Я оставлю все необходимые инструкции.       — Невыносимо больно, — бормочет она. — Когда я смогу увидеть Сириуса? Он знает, что я жива?       — Пока не время. Дамблдор даст знать.       Воспоминания снова меняются, и снова из пустоты появляется лицо Сириуса — молодого, еще не познавшего страшную утрату и долгие годы заключения в Азкабане. Но Гермиона больше не может смотреть на это, — все, что ей нужно было узнать, заключалось лишь в последнем воспоминании Доротеи, которое она просмотрела.       Идти дальше ей не позволяет совесть.       Вынырнув из Омута Памяти, она смотрит со стороны, как в высокой чаше кружатся воспоминания, отрывки мыслей, лица и руки несуществующих ныне людей. Серебряные невесомые капли стекают с ее лица и прядей волос, возвращаясь в бесконечно повторяющую саму себя вереницу историй, фрагментов чьей-то жизни, чьего-то горя и потерь.       Грейнджер утирает рукавом невольно выступившие на глаза слезы, поднимает Омут Памяти и бережно ставит его на место на высокой полке.       Уходя, она едва не забывает наложить на дверь те же охранные чары, что были здесь до нее. Больше всего ей не хочется, чтобы профессор Уилкс узнала, что она тут была.       В горле стоит ком. Гермиона пытается переварить все увиденное, и, погруженная в тяжелые раздумья, покидает подземелья.

***

             На этот раз Грейнджер решила постучать. Как мило с ее стороны. Драко распахнул дверь, готовясь язвительно прокомментировать то, с какой скоростью гриффиндорка меняет собственные решения, но слова застряли где-то в горле, обжигая его самого своим сарказмом и насмешкой, не смея излиться на нее.       Грейнджер выглядела так, словно готова была расплакаться в ту же секунду. Она была явно ошарашена и, судя по выражению лица, готовилась объявить, что Волдеморт воскрес.       Драко отошел в сторону, придерживая дверь, но она не шевельнулась.       — Заходи уже, Грейнджер, — проворчал он тихо, но без злобы, пытаясь сдержать нарастающую тревогу.       Она сделала пару нерешительных шагов и остановилась. Малфой осторожно взял ее за локоть и, закрыв за ними дверь, повел ее за собой в комнату; усадив на кровать, отошел подальше, чтобы она ничего такого не подумала, и стал ждать.       Спустя несколько минут тишины он не выдержал:       — Что случилось?       Грейнджер подняла на него свои огромные карие глазищи и моргнула, словно только сейчас осознала, где вообще находится.       — Ты пытаешься избавиться от Метки, — прозвучало не как вопрос, а как констатация факта. Драко почувствовал такое облегчение, словно она пришла сообщить ему ужасную новость, но, как оказалось, ничего страшного-то и не произошло. Из-за этого он даже не сообразил поинтересоваться, откуда она знает.       — Пытаюсь, — намеренно небрежно ответил он.       Грейнджер кивнула. При этом ее губы задрожали, так что Малфой невольно подался вперед. Только рыдающей гриффиндорки ему тут не хватало.             — Ну, Грейнджер, — он неловко положил руку на ее плечо, присаживаясь рядом, но держась на достаточном расстоянии. — Понимаю, я выгляжу как ужасно сексуальный плохиш с Меткой Пожирателя на руке, но скучать по ней не стану.       Она, кажется, пропустила мимо ушей эту его идиотскую шутку.       — Мне так жаль! — она обернулась к нему, и по щекам Грейнджер побежали слезы.       Нетнетнетнет блять. Только не это.       — Я такая дура! Я думала, — она всхлипнула, и поток слов полился с новой силой. Гермиона сбивалась, делала длинные паузы в словах, и снова продолжала говорить, не давая вставить ему ни слова. — Я думала, ты причастен ко всему этому. К Пожирателям. И что Уилкс тоже. Мне так жаль! Прости меня.       Сказать, что Драко смутился — ничего не сказать. Мало что могло вывести его из равновесия, из его маленького уютного кокона равнодушия и отчужденности, но своими словами и слезами Грейнджер смела к херам собачьим все его барьеры. Малфой вдруг почувствовал, что ему стыдно перед ней.       — Брось, Грейнджер, — голос дрогнул, но вряд ли она в таком состоянии способна заметить подобную слабость. — Конечно, у тебя было право так думать, ничего страшного…       — Нет! Нет! Я знаю, ты и раньше был с ними, только потому, что твоей семье грозила опасность… Но сейчас это был бы твой выбор. И я думала… Что ты убийца… Точнее, не думала, но все эти странности… Потом я решила, что она пытает тебя… А она!..       Новая волна рыданий поглотила ее, и вместо слов и извинений Грейнджер уже задыхалась, давясь нечленораздельными звуками. Драко осторожно приобнял ее за плечи, и кудрявая голова опустилась ему на грудь. Девушка вздрагивала всем телом и с полной самоотдачей заливала слезами его футболку, но Драко было плевать.       — Я не мог тебе сказать, — пробормотал он ей в макушку. — Я пообещал ей.       Грейнджер лишь понимающе кивнула.       Они сидели так какое-то время — девушка всхлипывала, а он поглаживал ее по голове, убаюкивая, словно ребенка, пока она не затихла.       Драко понятия не имел, что со всем этим делать дальше. Что ж, по крайней мере, теперь она в курсе.       — Грейнджер, — осторожно позвал он, чтобы проверить, не уснула ли она. Какой бы соблазнительной не казалась мысль просидеть так все выходные, нужно было что-то делать.       — М? — отозвалась она, чуть приподняв голову, и дыхание Гермионы коснулось его шеи.       — Никто не должен знать об этом. Никто. Ни Поттер, ни Грейвс, ни кто-либо еще, — и, чтобы немного сгладить суровые нотки в собственном голосе, он добавил нечто совершенно для себя нетипичное. — Пожалуйста.       — Я понимаю. Конечно, я никому не скажу.       И она отстранилась от него. Глаза у Грейнджер были красные, опухшие. Драко осторожно провел ладонью по ее мокрой щеке, вытирая остатки слез.       — Метка… В прошлый раз Метка перенесла нас к Пожирателям, из-за того, что ты пытался избавиться от нее?       — Да, от этого есть определенные… Побочные явления. Удаление занимает много времени, и она всеми силами пытается задержаться на коже подольше.       — Это очень больно?       Он кивнул.       — Как… Расскажи мне.       Драко глубоко вздохнул, не зная, с чего начать и стоит ли ей вообще знать такие подробности.       — Я и сам не до конца все понимаю, — начал он. — Мы встречаемся по пятницам, и она вкалывает мне разные зелья и колдует над Меткой. Это придумал Снейп. Он помог ей избавиться от нее.       Грейнджер кивнула, внимательно следя за его лицом, не упуская ни слова. Даже сейчас, после нервного срыва, ее глаза лучились любознательностью — пожалуй, если и было нечто, способное отвлечь гриффиндорку от душевных переживаний, так это получение новой информации, знаний или навыков, будь то школьные предметы или совершенно не касающиеся учебы темы.       — Сам процесс болезненный, но хуже всего после. Нет сил и творить магию получается с трудом. Я принимаю эти зелья, — он кивнул на прикроватную тумбочку, где стояли несколько полупустых бутыльков. — Там снадобье, снижающее концентрацию Темной магии, эликсир от галлюцинаций, Сон без сновидений от кошмаров, и еще одно… Для управления гневом.       — Управления гневом?       — Метка пробуждает худшие желания. Желание покончить с собой, убить кого-нибудь. Вызывает такую злобу... Короче, все то, что теоретически может либо прикончить тебя самого, либо всех вокруг. Она очень сильно влияет на мозг, давит, заставляет забыть лучшие… Ну, Уилкс говорит, она заставляет забыть какие-то приятные моменты, высасывает все до последней капли. Чтобы осталась только тьма. Чтобы подчинить себе.       Он морщится, рассказывая все это. Голос становится жестким.       — Забыть? Как тогда, когда мы…       Грейнджер не договаривает, но он и так уже понял. Драко помедлил секунду, прежде чем кивнуть: это все равно, что раскрыть ей все карты. Что она нравится ему и что тот поцелуй с ней был приятен для него. Ха! Как будто это не очевидно.       — Да. Вероятно, Метка сама заставила меня это сделать. А потом и забыть это тоже. Но Уилкс дала мне специальное зелье… Еще одно…       Малфой сомневался, стоило ли рассказывать больше, чем она уже знала. Если Уилкс узнает, она его четвертует, не иначе.       Грейнджер недоверчиво прищурилась.       — Метка заставила?       — Да, я ведь говорю, она вызывает желание творить вещи, о которых потом будешь жалеть. Вскрывает все твои темные стороны, обнажает душу, достает самое худшее… — в какой-то момент у Драко появилось чувство, что он говорит лишнее, поэтому он осекся и замолчал на полуслове.       — М… Но ты ведь никого не убивал? — взгляд Грейнджер становится стеклянным, она смотрит куда-то сквозь него, а потом и вовсе отворачивается и пялится в стену.       — Что? Нет, конечно.       Он чувствует, буквально шкурой чует, что что-то изменилось. Ну, блять, конечно, рассказывай девушке, что у тебя в руку вживлена бомба, которая в любой момент может рвануть и убить всех вокруг и тебя, и жди какой-нибудь еще реакции, кроме шока и желания смыться подальше с радиуса действия ударной волны. Подальше от тебя.       Грейнджер снова обернулась к нему, на губах ее застыла грустная улыбка, а ресницы слегка подрагивали — очевидно, она избегала смотреть Драко в глаза.       — Слушай, я очень рада, что ты избавишься от нее. Это очень смелый… Поступок…       Она глубоко вздохнула и поднялась с постели. Малфой подскочил следом, готовый хватать ее за руки и оправдываться, как провинившийся ребенок. Но он молчит.       — Меня ждут друзья в «Трех Метлах», — теперь Грейнджер снова смотрит на него. — Увидимся в школе?       — Увидимся в школе… — повторяет Драко, глядя, как она идет к двери.       Она сейчас уйдет. И что-то ему подсказывает, что больше не вернется.       Что же. Он принимает ее выбор. Не будет останавливать.       Спохватившись, что хорошие манеры никто не отменял, он открывает ей дверь.       — Увидимся, — она говорит это еще раз.       И уходит.       Драко стоит на пороге своего номера до тех пор, пока звук ее шагов не стихает где-то в конце лестницы за поворотом, ведущей на первый этаж. Стоит, как истукан, не в силах избавиться от ощущения, что потерял что-то важное и что-то важное упустил.