Раньше войны

Канун Рождества наступил в этот раз как-то внезапно. Работа, вечная беготня и кутерьма, которая никогда не останавливается в Большом Яблоке, преобрели праздричное настроение. Город окрасился в яркие цвета. Наверное не было двери, где кроме Американского флага не висело бы рождественского венка. Погода изменилась, все засыпало снегом, машины с трудом продирались сквозь снежный покров, меся слякоть колесами, люди ругались, но, знаете, тоже как-то предпразнично. Все лавки и магазины работали до поздна, все спешили за подарками, да за продуктами к праздничному столу. Хотелось улыбаться. Город был нарядным, даже Бруклин. Денег было мало, но я пообещал себе, что у нас со Стиви будет настоящее Рождество. Вряд ли парень сейчас в настроении, да к тому же простыл. Снова. В городе к запаху снега примешивался запах выпечки и от того казалось, что сам снег имеет привкус ванильной пудры. А еще из баров пахло горячим вином. Я засмеялся, стирая со щеки целый ворох снежинок и потуже запахивая пальто, в котором было холодновато. Перепрыгнув очередную лужу, наполненную ледяным крошевом, я подбежал к любимой булочной. — Мистер Коллинс? С Наступающим Вас! Есть что-нибудь сладенькое? — Мы почти закрываемся, поздненько ты, Барнс. Сегодня все подчистую смели. — ответил мне сварливый, но добрый старик. — Кааак? Совсем все? — лицо вытянулось от досады. — А вот те пончики? Почем они? — А, эти? С утра лежат. Немного зачерствели уже и некоторые сломались. Вон тот, вишневый продавился и начинка потекла. А вот этот, яблочный, подгорел немного, не продали. А тот, сливовый, глазурь лопнула. Приличным людям не продашь. Спишем это, либо вон, в приют заберут и то, сомневаюсь… — Аммм… Мистер Коллинс, можно…можно я заберу их все? Нничего, что помялись или раскрошились. Есть же можно! — бодрясь рассмеялся я, доставая последние деньги. — Да ты что! Девчонку таким угощать собрался? Боюсь, не оценит! Им же, знаешь, внешний вид важен! — со знанием дела поучал меня старый джентльмен, воздевая палец к небу. — Ах, пустяки! Вы можете мне помочь! — ответил я. — Давайте для внешнего, так сказать, вида, Вы посыплете сверху ванильной пудрой и корицей? — я даже отважился подмигнуть. — А черствость — ерунда! Будут лучше хрустеть! — Ну ладно, как скажешь, Барнс. С тебя три — пятьдесят… Отдав деньги я был счастлив, как никогда, даже не смотря на то, что снег уже давно хлюпал в моих ботинках, а пальцы онемели от холода. Поднимаясь по чугунной лестнице, мне вдруг стало не по себе, словно, реакция на мой приход могла быть не такой, как я ждал. Я постучал в дверь, но никто не открывал мне, хотя свет горел. Мне вдруг стало страшно. — Стивен? Ты там? Стив! Не время спать, Открывай! — наконец щелкнул замок и старый друг показался на пороге в старой фланелевой пижаме и длинном вязанном шарфе, обернутым вокруг тонкой шеи в несколько раз. — Баки? Прости, я радио слушал в дальней комнате. Ты заходи… Вот, ты мокрый весь. Заходи скорее… — Стив говорил растерянно, да и губы его были необычно поджаты, а такое случалось только тогда, когда какая-то упрямая мысль не давала другу покоя. — Стиви? Что стряслось, ну? — я мягко развернул парня к себе лицом. — Баки, скажи, а вот, а вот если бы ты мог, если бы понадобилось, ты был бы готов помогать людям? — румянец покрыл щеки Роджерса. Явно температура. — Помогать? Кому? Ну…конечно…готов. вот, тебе например, ты же без меня никуда! — я засмеялся, а Стив непривычно резко одернул меня. — Всем! Всем людям, Бак! Независимо от цены, понимаешь? Война началась… — он будто вбивал в меня каждое слово, а последнее и вовсе, сказал с какой-то странной упрямой горечью. Без страха, но так, чтобы я осознал… — случилось страшное… — Опять?.. — только и смог тупо переспросить я, молча передавая другу большой пакет из темной плотной бумаги и чувствуя странный ком в горле. — А это что? — переспросил Стив, не выдержав и сунув нос внутрь пакета, вдыхая. — А это…так…ужин…к чаю… — растерянно махнул рукой я. — Ты серьезно? Бак, серьезно? Пончики?! Настоящие?!. — лицо Стива волшебным образом изменилось. Изчезла хмурая сосредоточенность, складочкой залегающая между бровей. Напряжение с лица медленно спало, а губы расслабились, заулыбались, сначало несмело, а потом искренне, широко и счастливо… Теплая тугая волна словно толкнула меня изнутри прямо в грудь. Его лицо, его улыбка делали меня счастливым, даже если началась Война… — Игрушечные, болван! Чайник поставишь? — я рассмеялся и Стив тоже, внезапно чихнув так, что сахарная пудра взлетела из пакета маленьким облачком и осела на щеках Роджерса и на его встрепанной челке. — А мистер Коллинс был прав! Немного пудры и вид идеальный! И, будь здоров, Стиви. Сначала Рождество, а потом уже все остальное… — стоило себя успокоить. Ведь и правда, Рождество успело сюда раньше Войны…