Sit and listen

      Бетти разглядывает сквозь мокрую решётку собственных ресниц сотни исписанные мелким почерком бумажных клочков, вокруг неё разбросанных, наизнанку вывернутых, как проклятое воспоминание – там и маска с прорезями для глаз, и чёрный парик, и сотни городских легенд.       У неё в шрамах на ладонях остаток детских стремлений покоятся и долгих часов за книгой в чужих-своих мечтах, выцарапанных среди алых дорожек и потрёпанных ватных дисков.       Бетти понимает, почему её тянет к Арчи – солнечный мальчик, привет из прошлого, последними следами старых воспоминаний сбрызнутый, и прогорклыми отпечатками всего хорошего, что только могло происходить в проклятом городке, где к ночи змеиными танцами просыпаются семь смертных грехов, приумножая себя, но никогда не вычитая остатки.       Он отражение её хорошей, той, которая засыпает до полуночи, пишет научные статьи и послушно подставляет макушку для безликого отцовского поцелуя.       И Бетти отказывается понимать, почему её так сильно тянет к отцу собственного парня.       Серебристым блеском уходящего ввысь шеста вместе с ней оживают и утаенные на самом дне зрачков те самые демоны, о которых никто знать не должен, и ногти привычно впиваются в розовую мякоть под ними – только вот в этот раз кулаки сжимают жёсткий металл, весь в ярых отблесках красного, на нем и кровь-то не видно было бы.       Мамино Держись от них подальше – как нельзя кстати в памяти звучит.       И Бетти понимает, что упускает что-то важное слишком, черныльным всполохом рисуя свой личный мрак, и оставляя его отпечаток в чужих глазах напротив, наблюдая как взгляд их темнеет сильнее обыденного, не отражая мутный свет – клеймом впивается знак на куртке самого Короля, пренебрегая слоем гладкой кожи и выжигаясь сразу на её собственной.       Теперь она своя.       Пропитанная насквозь привкусом железа и крови, волком глядящая на мать, чьи руки пытаются снять с неё отпечаток смерти и огня – да только змеи шкуру не сбрасывают.       Она прячется от долгих маслянистых взглядов под защитой их вожака.       И Бетти изворачивается, совершенно нелепая в чуждой ей мужской куртке, под которой только кружева, под которыми только горящее огнём тело, с воспоминанием краткого прикосновения широких ладоней, оставляющих клеймо посильнее, чем знак на спине.       Короткая благодарность обжигает ей щёку, ряд аплодисментов заглушая, застывшее восковым слепком лицо Джагхеда и разъярённые молнии в глазах матери стирая горячим дыханием, пеплом на кожу её осевшим.       Бетти обещала, что не успокоится, пока не вытащит его.       Сначала в школьном коридоре, солнечным светом сбрызнутом, обернувшись к смазанным лицам       а после вечером, оставив след своей ладони напротив отпечатка мужской, по ту сторону прозрачного стекла.       Жестяная банка крохотного трейлера капканом захлопывается, выстраивая вокруг всего прочего мира широкие стены с низким потолком, и для Бетти это уже больше привычка, прятаться здесь от чёрных масок, париков, и собственного взгляда, когда кровавые разводы на ладонях помогают слабо.       Она заходит без стука, принося с собой ослепительный свет солнечных дней, и ЭфПи рад бы не жмуриться и отвернуться, да только её много здесь слишком, она закрывает собой окна и двери, пряча за собственным взглядом подозрительные сумки, разрывая трейлер своим присутствием, строя ровный ряд книг на полу и слишком весенних цветов в вазах.       – Мистер Джонс?.. Что вы?..       Она проглатывает, уничтожает где-то в гортани собственное нелепое бормотание, приглушая идиотский вопрос – где быть ему ещё, если не у себя же дома? – и неуклюже перекатывается с пятки на носок, стараясь не поднимать взгляд, словно спрашивая разрешение, в который раз уже.       Форсайту впору бы выпроводить её ко всем чертям, особенно когда сына нет в этом мире на автомобильной стоянке, особенно когда она снова остаётся на ночь, особенно когда она приходит к нему.       Джагхед теряется где-то на периферии зрения и сознания, и Бетти думает, что Нам нужно расстаться– звучит ужасно.       Но Я целовалась с твоим отцом – гораздо хуже.       Жестяные стены трейлера с призраком жара мужских рук, вкусом крови и погасших костров змеиным шёпотом зовут её ближе, склоняя чёртовы кружева к стали, срывая парики и маски, обнажая взглядом до самой сущности.       Не только плохой Бетти хочется находится здесь.       Так что       хватит играть в хороших.